Вместо послесловия
«Балладой об Исаевой» можно было бы назвать очерк М. М. Кушниковой о кузнецких днях Федора Михайловича Достоевского, о роли Марии Дмитриевны Исаевой в его жизни и творчестве. Автором раскрыто немало нового, предложен свой весьма убедительный взгляд на значение этого периода в жизни Достоевского, показано, какое огромное психологическое значение имели вынесенные писателем из Кузнецка впечатления в его дальнейшем творчестве, что нашло отражение в его произведениях, созданных уже далеко от Кузнецка. Так, при анализе повести «Дядюшкин сон» (из мордасовских летописей), задуманной Достоевским еще в 1855 году в Семипалатинске, исследователи отмечали, что в основу этого произведения легли личные впечатления писателя и его наблюдения над провинциальным бытом Семипалатинска. При этом ссылаются обычно на статью старого семипалатинского краеведа, исследователя творчества Достоевского Б. Г. Герасимова.
М. М. Кушникова впервые показывает, какое отражение нашли в этой повести кузнецкие впечатления Достоевского, глубоко и тонко анализируя «кузнецкий момент» в жизни писателя, привлекает также и барнаульские отголоски в его творчестве — в частности, «Дядюшкин сон» — триумф Зины в финале. Такие наблюдения помогают понять широту обобщений Достоевского при создании картин провинциальной жизни России, тем более что форма провинциальной хроники, к которой Достоевский впервые обратился в «Дядюшкином сне», появится затем и в последних его романах.
«Преступление и наказание». Намеки на это имеются не только в письмах Достоевского к брату, но и во многих деталях и эпизодах, связанных с одним из величайших художественных достижений писателя — с образом Катерины Ивановны Мармеладовой. Впервые в этом очерке М. М. Кушниковой приводятся такие факты из кузнецкого периода жизни Исаевой, которые, несомненно, были известны Достоевскому, когда он обдумывал образ Мармеладова. И огромное значение для понимания Достоевского имеют приведенные в очерке сведения о надгробной доске с текстом, в составлении которого, несомненно, принимал участие сам писатель. На первый взгляд, это крохотная деталь. Но упоминаемый в тексте образ Иова, «поразивший» Достоевского, по его собственному признанию, еще в детстве, один из важнейших символов в творчестве писателя, к которому он обращается в своих романах при решении величайших «вековечных» философских проблем. Тема «бедного Иова» комментируется М. М. Кушниковой весьма убедительно, — хотя только лишь как гипотеза, — на примере отношений Ф. М. Достоевского с А. И. Исаевым, причем автор очерка находит неожиданные параллели с карамазовским поединком между добром и злом. Это еще более углубляет понимание всего значения сибирского периода Достоевского для его последующего творчества.
«прочитана» переписка писателя, связанная кузнецкими днями, приводятся комментарии-гипотезы, которые позволяют приоткрыть тайну «грозного чувства» Ф. М. Достоевского к М. Д. Исаевой и перерождения этого чувства в сострадание к ней после кузнецкого бракосочетания.
Особо примечательна часть очерка, где описание и комментарий сложных отношений Достоевского с четой Исаевых приводится на материалах экспозиции Новокузнецкого дома-музея Ф. М. Достоевского, что убедительно позволяет понять всю значительность «кузнецкого периода» в жизни писателя.
Вызывает интерес и кажется достойной дальнейшего изучения и подтверждения гипотеза о возможной встрече Достоевского в 1871 году в Висбадене с венчавшим его в Кузнецке с Исаевой священником Евгением Тюменцевым, вследствие чего могло быть написано письмо-исповедь Достоевского Тюменцеву, поминаемое Валентином Федоровичем Булгаковым. Эта гипотеза еще раз напоминает о важности утерянного письма-исповеди и о необходимости глубокого исследования возможных связей Достоевского с Тюменцевым.
«Кузнецкие дни Федора Достоевского» помог в новом свете увидеть экспозицию Новокузнецкого музея Достоевского и значимость представленных там работ местных художников. Он, несомненно, будет интересен не только сибирякам, но и самому широкому кругу читателей страны.
Г. В. КОГАН,
ст. научный сотрудник