СТРАНИЧКА ИЗ МОИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ
Памяти Федора Михайловича Достоевского
Знакомство мое с знаменитым романистом-психологом началось в 1864 <г.>, когда я впервые вступила на арену трудовой жизни, сбросив, о себя ярмо супружества и великосветской пустоты.
Федор Михайлович издавал в то время журнал "Эпоху", и я пришла просить у него переводной работы. Будучи и то время очень застенчивой и робкой, я страшно волновалась перед тем, как решилась к нему идти, не имея никакой рекомендации, побуждаемая только страстным желанием войти в храм литературы, представлявшийся мне лучезарным чертогом, населенным необыкновенными смертными.
Помню, это было зимой, я шла к Федору Михайловичу, жившему в то время на Екатерининском канале (близ Средней Мещанской), рано утром, чтоб наверное застать его дома.
Тогда в Петербурге жили не как теперь и работали по-другому, но об этом умолчу.
Дойдя до дверей квартиры, я стояла в раздумье, не уйти ли мне домой. Наконец набралась храбрости и позвонила. Узнав от меня, что я пришла по делу, прислуга мне сказала:
-- Идите прямо в кабинет, у нас без докладов.
Федор Михайлович сидел за небольшим столом. Услышав шаги, он повернул голову и, увидев меня, встал, подошел ко мне и посмотрел на меня такими добрыми глазами, что я сразу ободрилась и начала с ним говорить.
Не прошло получаса, как мы уже были старыми знакомыми. Куда моя робость девалась, я болтала без умолку.
Федор Михайлович меня совсем очаровал своею ласковою речью и обещанием работы в своем журнале, что он вскорости и исполнил, дав мне переводить "Жакерию".
После того виделась я с покойным Достоевским довольно часто, иногда он назначал мне прийти в известный в то время книжный магазин А. Ф. Базунова (у Казанского моста), которому он рекомендовал издать мой перевод "Философии брака" Дэбе, что тот и исполнил, взяв у меня рукопись моего перевода, не читая, напечатал его, говоря, что "похвала Федора Михайловича для него дороже всего".
До моего знакомства с покойным писателем я представляла, его себе страшно серьезным, мрачным, нелюдимым, а на самом деле он оказался необыкновенно приветливым, общительным и не напускавшим на себя никакой важности.
Иногда ему приходила фантазия покатать меня по Невскому на "лихаче", что мне тогда так нравилось, чтоб дух захватывало от быстрой езды, и я была в восторге.
уехать на довольно продолжительное время в Киев.
О том страшном недуге, какому был подвержен наш знаменитый романист, я не имела никакого представления до того момента, когда мне однажды утром, в назначенный самим Федором Михайловичем час, пришлось увидеть, как он бился в конвульсиях с искаженным лицом и страшно хрипел. У меня до сих пор мороз по коже, когда я это вспомню.
Несмотря на сорокалетнюю давность, я помню, до мельчайших подробностей, этот печальный день, когда мне пришлось быть свидетельницей страшного недуга, каким страдал покойный писатель.
Когда я вошла в небольшую комнату, рядом с кабинетом Федора Михайловича, и застала его сидевшим перед ломберным столом, спиной к дверям, барабанившим пальцами по столу и тихо напевавшим французский романс: "Et rose, elle a vécu, Ce que vivent les roses, Lэespace d'un ma Lin" {И роза, она прожила сколько живут розы -- одно лишь утро } <не закончено>