А. Г. Достоевская. Дневник 1867 года
Книжка первая. Страница 2

22 апреля (4 Mai)

Сегодня опять дождь, такая скука. Мимо дома бегут <<две>> школьницы с сумками в виде ранцев за плечами. Я все утро писала письма, но потом не оказалось печатки и мы решились отнести письма завтра. Нечего делать, хоть и дождь, а следует идти обедать. Сегодня опять пошли на "Бельведер" на террасе. Видно, уж такая судьба. Но спросили не целый обед (который здесь стоит для двоих по талеру), а <<только>> по порциям. Обед стоил меньше всего на 20 копеек, а Федя остался голодным. Потом мы пили - я шоколад, а он - кофе. Шоколад такой густой, словно кисель, даже пить противно. С террасы мы пошли по Schlosstrasse искать "Полярную звезду" за 55 год, но нигде не могли найти. В этой книжной лавке попались нам "Записки Дениса Васильевича Давыдова", мы их купили, потому что Федя их <<еще>> не читал ¹⁵. Прошли Altmarkt и подошли к "Hotel Victoria", который находится в двух шагах от нас. Здесь мы зашли к M<me> Д<идрих>, у которой купили мою шляпу. Она вызвалась нам ее доставить и до сих пор не принесла, так что мы сами взяли ее. Потом заходили в Cafe Francais, купили разных пирожков для чаю. 

Сегодня опять пасмурная погода, но дождя, вероятно, не будет. Федя сегодня страшно сердит, не знаю, на кого и на что. Я тоже раздражаюсь. Утром у меня болела голова так сильно, что я ничего не могла сделать. Федя писал письмо. В два часа мы пошли отыскивать почтамт. Сначала нам показали отделение почтамта на нашей же улице Johannisstrasse. Здесь мы отдали письма. (С нас взяли за 3 письма 12 зильб. - 36 копеек, - это очень мало). Потом отправились в Haupt-Postamt {Главный почтамт (нем.).} на Post-Platz. Туда нас проводил какой-то Gepaktrager {Почтальон (нем.).} (2 1/2 зильб.) - Мы спросили, нет ли в poste restante {До востребования (фр.).} письма на наше имя. Оказалось, что нет. Потом пошли отыскивать дешевую гостиницу, но куда ни заходили, везде одно и то же: по порциям, а в одной так было ужасно много мужчин. Пришлось идти опять на террасу. Пообедали мы опять отлично и все время слушали музыку, концерт, который давался в Бельведере же, внизу, под нашей залой. Ничего хуже не может быть, как слушать музыку через 2 или 3 комнаты или через пол. Доносятся только какие-то раздирающие душу звуки, а полного, целого, <<ничего>> не выходит. Выпили кофею, отправились пошататься по городу. Город в воскресенье и вообще в праздники представляет ужасно скучный вид. Все магазины заперты, улицы пусты, я не знаю, куда тогда скрываются немцы. Спят ли они, что ли, или уходят все в гости, но только сегодня ужасно пусто и грустно в городе. Мы заходили купить папирос, с нас взяли 4 зильб. (12 коп.) за те, которые в Петербурге стоят 25, ровно вдвое. Чем дальше, тем дешевле становятся папиросы. Мы долго ходили по опустелым улицам и уже подошли к дому, как вспомнили, что у нас нет ничего к чаю. Мы опять пошли. Как назло на этот раз не попадалось ни одной хорошей булочной, так что нам долго пришлось ходить, пока мы могли купить что-нибудь. Пришли домой, у меня все еще болела голова. Я сейчас же легла и заснула очень крепко. 

Сегодня день превосходный, теплый, почти жаркий. Мы пошли в галерею. Здесь мы долго смотрели на ландшафты Рюисдаля, болото, кладбище, дорогу и прочие картины Wouvermann'a, все больше воинственного содержания, либо охота, либо турнир или война, но непременно участвуют лошади и воины, полузакрытые от зрителя дымом ружейным. Потом смотрели картины Watteau. Это придворный живописец начала прошлого столетия. Он рисует преимущественно сцены из веселой придворной жизни, где какой-нибудь маркиз ухаживает за <<какой-нибудь>> блестящей красавицей. Картины эти исполнены жизни, лица очень выразительны и совершенно нарисована одежда. Мы долго ходили внизу, потом пошли наверх, где мы еще ни разу не осматривали, там помещены картины современных нам живописцев, и несколько старинных картин. Здесь самое лучшее, что мне понравилось, было письмо ¹⁶, нарисованное так естественно, что я издали приняла его за письмо приклеенное (перо и лента, которою перевязано письмо). Было уж 4 часа, и звонок заставил нас уйти. (Забыла: у Мадонны Рафаэля был какой-то иностранец, может быть грек, армянин или француз, который, видимо, восхищался Мадонною, то вскакивал и подбегал к картине, то складывал руки на груди, то опускал голову, то тяжко вздыхал. Наконец, встал, посмотрел еще раз поближе и быстро ушел из комнаты.) Из галереи мы пошли <<к известному месту, оттуда другим>> ближним путем на террасу. Сначала мы искали у синагоги, нет ли тут гостиницы, но тут только какая-то грязная харчевня, так что нам пришлось идти обедать в "Бельведер". Взяли опять по обеду. Наш "дипломат" (один слуга, ужасно похожий на дипломата), оскорбленный нашим замечанием, что берет 5 зильб. за чашку кофе, хотел нам отмстить тем, что положил вместо 5 зильб. 2 1/2, но мы его обманули, положив эту самую монету ему в виде награды за услуги {Вставлено: Я очень смеялась моей хитрости.}. Потом мы пошли в другой ресторан и пили там кофе (2 1/2), оттуда пошли в H<aupt>-P<ostamt>, где, разумеется, <<еще>> не рассчитывали получить письма, но пошли от нечего делать. Но там уже находились письма от Паши и мамы ¹⁷. Я очень обрадовалась. Потом пошли мы гулять по городу, дошли до его конца, до поля и Пражской железной дороги и потом, довольно поздно, очень усталые, вернулись домой {Вставлено: Всю дорогу весело и оживленно разговаривали. Целый новый мир открылся перед моими умственными очами!}. 

День опять великолепный, жаркий. Мы пошли в галерею (Федя сначала пошел в кафе Francais почитать газеты, сказав, что он скоро придет ко мне в галерею. Я долго ходила и преимущественно осматривала эту часть, где помещены картины немецкой школы. В этой части галереи мы почти совсем не бывали. Я долго ходила, пока не пришел Федор Михайлович. Я ему показала замечательного старика. Из галереи мы пошли искать себе обед подешевле. На какой-то улице нашли надпись: "Borsen Halle und Literarisches Kabinet" {"Биржевой зал и литературный кабинет" (нем.).}. Мы пошли. Спрашиваем: "есть у вас table d'hote?" - "Есть". - "Почем?" - "По 7 1/2, 10, 12 и самое высшее по 15 зильб.". Такая дешевизна нас соблазнила, и мы решили здесь пообедать. Спросили два обеда в 15 зильб. Нас сначала совсем не поняли (ужасно глупы эти немцы). Я должна была им долго растолковывать, чего мы желаем. Подали нам <<премерзкий>> суп, совсем холодный, потом макароны, ветчину, затем телячьи котлеты (эти еще были хоть кой-куда), голуби, потом пудинг, но такой <<дрянной>>, что в рот нельзя было взять. Федя все спрашивал их, все ли это, и нам подали сыр с маслом, изюм и орехи. Федя пил вино Niedersteiner. Вообще обед был так дурен, что мы горько раскаивались в своем легкомыслии. (Видно судьба хочет, чтобы мы всегда обедали на террасе.) {Вставлено: а, между тем, это для нас дорого.} Отсюда мы пошли покупать мне пальто. Сначала обежали все лавки, смотря в окна, и потом уже решились зайти. Вошли в самый хороший магазин города. Смотрели сначала очень хорошие вещи из толстой шелковой материи. Показали нам очень блестящие вещи. Мы отобрали две, спросили цену и узнали, что за самую скромную из них берут 27 талеров. Мы так и ахнули. Я решила не покупать, но Федя настаивал и давал за хорошую 22 талера (против моей воли). Потом нам показали поскромнее, и я выбрала очень изящную, но почти совсем без украшений кофточку, из очень хорошей материи. За нее спросили 12, но отдали за 11 талеров 10 зильб. (около 14 рублей на наш курс). Мы пошли покупать шерстяную, заходили в 2-3 магазина, но оказалось все нехорошо. Затем на Alt M<arkt> нашли то, что нам было нужно: потемнее и поскромнее. Это - кофточка из темной с точками материи, очень плотной, с прекрасными пуговицами. Спросили с нас 7, а уступили за 6 1/2 талеров. Потом мы купили две пары перчаток (1 талер 5 зильб. за пару). Уставши как следует, мы пошли на террасу и здесь в "Бельведере" ели мороженое, после которого у Феди похолодало в желудке, и он спросил себе кофею, чтобы согреться. Здесь мы слушали музыку очень хорошую, из разных опер. (В другой раз мы пообедаем внизу {Вставлено: чтобы слышать музыку.}.) Потом пошли к G. за табаком и усталые воротились домой. Мы долго сидели и разговаривали с Федей. (Он собирался ехать. Он ждал в эту ночь припадка, но его, слава богу, не было.) {Вставлено: Все эти дни я страшно счастлива.} 

Утром мы <<пошли>> купили башмаки. Они стоят 3 талера 5 зильб. Немки, продававшие башмаки, <<ужасно>> удивлялись и называли мои ноги маленькими, потому что в их магазине были страх какие большие сапоги {Вставлено: У саксонок замечательно большие ноги.}. Пошли на почту, но там нам сказали, что писем еще нет. Оттуда пошли мы через сад на Ostrallee, на котором мы еще никогда не бывали. Тут есть пруд, несколько аллеек, которые идут вверх и доходят до Zwinger'a ¹⁸.

Helbig, над самой Эльбой (это тот самый, про который говорил нам Майков). Мы зашли и узнали, что обед из 4-х блюд здесь стоит 20 зильб., а из 5 - 25, вообще дешевле, чем на террасе. Мы решились здесь пообедать, но сначала пошли посидеть на террасе. Часу в пятом мы пришли в ресторан. Подали нам довольно хорошо, но не так как в "Бельведере". Но ведь и цена-то различная. Федя спросил пива. Только один десерт оказался худой, т. е. какой-то пудинг с подливкой. Пообедав, мы пошли вниз в этом же ресторане пить кофе. Этот ресторан совсем над Эльбой, довольно большой, с прекрасными стеклами и с зеркалами <<по окнам>>, с видом на Эльбу. Внизу на самом берегу есть площадка, на которой пьют кофе. Сюда-то сошли и мы. Нам подали кофе, но слишком мало сахару, так что Федя должен был спросить себе еще, и с него затем взяли как за целую чашку. Мне было очень весело в этот день, я <<была>> такая счастливица, Федя был весел и шутлив. Мы сидели в двух шагах от Эльбы. Тут какой-то старичок <<в очках>> ловил рыбу, но как-то <<очень>> странно, не смотрел на воду, вероятно, думал, что рыба закричит, когда ее поймают. Я все время {Вставлено: шалила и } хохотала, а все дамы, сидевшие здесь, смотрели на меня с удивлением. Мне <<здесь>> очень нравится. Тут много немок, которые пришли сюда пить пиво и шить или вязать на свежем воздухе. Отсюда мы пошли на железную дорогу узнавать, в котором часу ходит поезд в Лейпциг. Надо было идти по старому мосту. Мы, не зная, пошли по левой стороне. К нам подошел какой-то молодой, <<очень красивый>> полицейский и превежливо заметил, чтоб мы проходили на другую сторону. Он был <<очень>> рад, что ему хоть раз в этот день удалось сделать <<хоть>> кому-нибудь какое-нибудь замечание, все вели себя так благонравно, что даже смешно смотреть - не волнуются, не шумят, так что бедному полицейскому некого и усмирять, и он в грусти ходит по мосту. Пришли в Neustadt, на другую половину города ¹⁹. Здесь гораздо скучнее, чем на этой стороне, он <<гораздо>> пустыннее, меньше магазинов, какой-то невеселый. Мы проходили мимо Palais im Japan {Заменено: (фр.).} ²⁰ а чрез сад японского дворца, который лежит у самой реки. Здесь особенно замечательного нет ничего, кроме каких-то куртин, но из сада ведет в сторону аллея в глухую улицу Kornerstrasse. Здесь на 2-м доме находилась надпись, что "В доме этом жил немецкий поэт Korner" ²¹, даже, что в этом доме у него жил его приятель Фридрих Шиллер. По этой-то узкой некрасивой улице прогуливался этот великий поэт! Мы опять пошли на старый мост и пришли на террасу. <<Здесь мы взяли опять {Дальше слово пропущено.>> мы решились хоть один раз пожертвовать 5 зильб. и сойти вниз послушать их концерт. <<Здесь он>> начинается в 5 часов. Теперь было 8, так что поспели уже не к началу, но это все равно, сидели. Надо было что-нибудь взять, чтоб что-нибудь делать, а то так скучно, да и все что-нибудь пьют или едят. Я спросила кофею, а Федя лимонаду. Но лимонад оказался сиропом, чересчур сладким. Он спросил себе мороженого, а потом кофе. Я думаю, мы обратили на себя внимание тем, что поминутно или пили или ели. Здесь все столы заняты разными дамами или офицерами, которые целыми партиями сидели около двух столов. Все они, кто поглупее, у того непременно на затылке пробор <слово не расшифровано> <<так не расчесывают>>. Между ними был какой-то лизоблюд-юноша, который между ними очевидно лебезил, стараясь попасть в их компанию и вместе с ними раскланивался с их начальниками. Напротив нас сидела семья очень злого господина и томная барыня с двумя дочками. Мы долго ждали, пока кончился антракт и начался какой-то вальс Str<auss>, а затем какая-то кадриль, составленная из разных опер, первая фигура из "Дон-Жуана" ²². Когда кончилось одно отделение, мы ушли, нельзя было так долго слушать эту дичь {Вставлено: (Сегодня я страшно счастлива!).}. Мы пошли по Moritzallee, если идти по которой, то мы очень недалеко живем от террасы. Я забыла. Нас обсчитал кельнер, которого мы с Федей назвали посланником, он имеет такой важный вид. <<Он обсчитал нас на 2 1/2.>> Вообще надо заметить, что здесь прислуга ужасно пользуется неясностью монеток, поэтому часто вместо 5 зильб. дают 2 1/2. Так сделал и наш "посланник" {Вставлено: а потом с самым независимым видом проходил мимо нас, а в душе, я думаю, ужасно нас ругал {Вставлено: за то, что мы открыли его плутню.}. Федя отдумал ехать завтра, он поедет в среду 15 числа. 

<<Утром мы проснулись в 12 часов и [во сне] у нас происходила ссора. Но потом мы помирились>>. У нашей хозяйки умер маленький сынок 5 лет. Бедная M-me Z<immermann> очень плачет, плачет и Ида и Гертруда, дочь M<-me> Z<immermann). Сегодня утром мы вышли из дому. Федя пошел в C<afe> F<rancais> читать газеты, а я пошла доставать адрес той библиотеки, в которой можно доставать русские книги. Я скоро получила, что мне было нужно, и вернулась домой, чтобы прочитать письмо, которое я нашла в кармане {письменном столе.} Феди ²³. (Дело, конечно, дурное, но что же делать, я не могла поступить иначе.) {Вставлено: Это письмо было от С<условой>.} Прочитав письмо, я так была взволнована, что просто не знала, что делать. Мне было холодно, я дрожала и даже плакала. Я боялась, чтобы старая привязанность не возобновилась и чтобы его любовь ко мне не прошла. Господи, не посылай мне такого несчастья! Я была ужасно печальна, просто как подумаю об этом, так у меня сердцу больно сделается. Господи, только не это, это слишком будет для меня тяжело, потерять его любовь.

нездоровится, что у меня дрожь. Он хотел, чтобы я легла в постель, очень стал беспокоиться, расспрашивал, отчего это у меня. (Он меня еще любит, он сильно всегда беспокоится, когда со мной что-нибудь делается.) Говорил, что мне не надо есть. (От нравственных мучений вздумал лечить голодом.) {не надо... голодом заменено: не надо многого есть. (От нравственных мучений вздумал лечить диетой.)}

"Полярную звезду" за 55-й и 61-й годы ²⁴. Оставили 2 талера в залог и спросили, что стоит. Библиотекарь ответил, что, конечно, русские книги дороже, и потому он берет 2 1/2 зильб. в неделю (7 1/2 очень дорого!). Pachman'sche Leihbibliothek {Публичная библиотека Пахмана } на Wildruffer Strasse. Нести с собой книги было далеко, и мы пошли домой, чтобы отнести книги. Отсюда пошли обедать и обедали опять во вчерашнем ресторане, но спросили не пива, a Landwein. Саксонское вино очень тяжелое и страшно кислое, но зато дешевое - 12 1/2 бутылка. Десерт опять тот же пудинг. Я была весь обед скучна. Федя допытывался, отчего это происходит, но я ему не сказала. Он очень опасается болезни и рад, что не уехал сегодня. Сегодня должна быть гроза <слово не расшифровано> <<она уж разыгралась. Мы пошли>> на террасу, здесь в Cafe Reale мы спросили - я - кофею, а Федя - мороженого, а потом кофе. Здесь к нам подошел мальчик продать цветы "la violette" {фиалка (фр.).} за зильбергрош за крошечный букетик. Я, больше для того, чтобы дать ему что-нибудь, чем чтобы купить букет, дала ему 2 зильб. Федя говорит, что цветы удивительно хорошо пахнут, но у меня такой сильнейший насморк, что я ничего не слышу. Не успели мы дойти до конца аллеи, как пошел дождь. Я побежала поскорее домой, и мы решились более не выходить со двора. Когда мы сидели за чаем, нам принесли письмо, и я испугалась, думала, из полиции, (которая, надо сказать, очень странная здесь. Берут наш паспорт и оставляют у себя, а дают вместо того какой-то другой билет из саксонской полиции). Но, оказалось, что это письмо Lieutenant D<ostoewsky> ²⁵ прислал нам какой-то торговец косметическими товарами, желая сделать нас своими покупателями. Потом мне сделалось ужасно грустно. (Вообще весь этот день я была ужасно несчастной). Я пошла и стала смотреть в окно. Федя два раза призывал меня, потом пришел сам ко мне {Вставлено: <<Потом, когда>> я простилась и легла, он <<также>> приходил проститься, а потом пришел со свечой посмотреть, не плачу ли я. Его, очевидно, беспокоит, что со мной делается. <<Мне>> кажется, <<что>> он подозревает, что я знаю про письмо, потому что он спрашивал меня, не ревную ли я его. Я ответила, что ревную к англичанке, которую мы видели на террасе. Сегодня ночью ужасная гроза, сильнейший гром так и гремит, и дождь огромными каплями падает <<на нашей улице. Качал деревьями>>. 

Сегодня я встала утром, чтобы идти в русскую церковь. Я хотела подать часть за папу {Вставлено: (сегодня его умерший день).}. Гертруда, дочь хозяйки, вызвалась меня проводить. Мы пошли Dohna-Schlag ²⁶ "Вот здесь церковь",- сказала мне Гертруда. Я просила указать. Она привела меня к дверям, на которых была надпись: "Russischer Geistlicher {Русский священник {нем.).} Janowsky". Я позвонила. Мне отворил человек, и я спросила у вышедшего господина, где русская церковь. Он указал мне на какую-то дверь, сказал, что там, и спросил, что мне надо. Я просила позволения говорить по-русски и выразила свое желание. Он отвечал, что церковь бывает отперта по воскресеньям и по праздникам ²⁷, и тогда бывает обедня в 11 часов. Я сказала, что приду в воскресенье, и ушла. Бедная M<-me> Z<immermann>, она очень грустит. Ее ребенок отнесен в Todtenhaus {Морг (нем.)

В два часа вышли из дому, не зная, куда идти. Решили идти в галерею. Долго мы ходили, останавливались только пред нашими любимыми картинами. Потом пошли на почту. Но писем еще нет. Отсюда идем на террасу обедать, в "Бельведер", потому что Феде наскучило уже обедать в Helbig и не есть мороженого. Подавали нам очень долго, видимо, нас здесь не уважают. Возле нас сидела немка, немец и их ребенок. Родители ели, а бедный ребенок должен был только на них смотреть и, я думаю, страшно голодал. Пообедав, мы вышли и сели у входа в ресторан, над рекой. Мимо нас проходил весь народ, [возвращаясь с ?] террасы, старые старенькие старички с сумрачными лицами, которые приходят послушать даром музыку. Шел какой-то пароход, который двигался очень медленно. (Надо заметить, что все здешние пароходы старинного устройства и имеют ту особенность, что они то подойдут к берегу, то снова отойдут. Нам случалось видеть это не один раз) {Вставлено: может быть, Эльба мелка в этом месте или песок наносится, не знаю.}. Нам наскучило сидеть на террасе и мы пошли в Grand Jardin. Это в нашей стороне. Мы пошли по Dohna-Schlag, потом повернули налево, затем направо, и вошли в какую-то рощу. При входе находится ресторан. Здесь было много публики, все больше старики, старухи и множество детей. (Вообще, надо сказать, что детей в Дрездене страшно много, - только и попадаются что дети бегом, дети в колясочках, дети на руках.) Мы вошли. Надо было что-нибудь спросить. Я спросила кофею. Подали очень дурной, кажется ячменный. Федя спросил пива. Тут возился какой-то мальчик в песке, который очень бесцеремонно веселился и оборачивался к публике. Нам он очень понравился. У Феди была конфетка и он захотел ее подарить мальчику. Сначала звал его Францем, Фридрихом, но мальчик не подходил. Потом Федя сам подошел к мальчику, предлагая конфетку. Но тот ужасно как смутился. Затем к девочке, которая также законфузилась и отказалась взять конфетку. Этот мальчуган, поиграв немного, побежал в дом и вызвал какую-то старушку, вероятно, его бабушку, стал указывать на нас и говорил ей, что этот господин подходил к нему и давал ему Papier {Бумагу (нем.).}. Нам показали. К нему ведет большая дорога, по которой находится надпись "fur Reitung" {Для верховой езды (нем.).}, потом большая дорога для экипажей и, наконец, дорога для пешеходов. Какой странный порядок, даже досадно, - отчего не позволить идти где каждому угодно; непременно нужно назначить границы, где ходить и где ездить. По дороге к саду мы наткнулись на какой-то ресторан, где играла [духовая?] музыка, целый оркестр медных инструментов. Публики было ужасно много. Дамы меня оглядывали. Нам неловко было не взять билетов. Федя пошел и взял программу. Взяли с нас 5 зильб., а оказалось, что играют уже 10 N, а всего-то N - 12, так что нам пришлось очень мало послушать. Прислуга поминутно подходила к нашему столу и, я думаю, ужасно удивлялась тому, что мы ничего не спрашиваем. Мы посидели немного и, не дослушав Vorschatz польки, пошли домой. Нам навстречу попадалось еще много гуляющих, которые шли в Grand Jardin. Дорогой у меня разболелась нога, и я раньше Феди ушла домой. 

Федя проснулся не в духе. Сейчас же поругался со мной, я просила его не так кричать. Тогда он так рассердился, что назвал меня [проклятой гадиной] {Эти два слова вычеркнуты в стенографическом оригинале.}. Это меня ужасно рассмешило, но я показала вид, что разобиделась, и ни слова не говорила с ним. Это его, видимо, раздосадовало. Потом я оделась и, сказав ему, что пойду к Zeibig'y {Zeibig, здешний профессор и стенограф, к которому я имела рекомендательное письмо от П. М. Ольхина. (Примеч. А. Г. Достоевской).} ²⁸<<один>> антикварских вещей. Здесь много саксонского фарфору "alte Sachs", который <<здесь>> довольно дешев, например, различные чашки по 2 или 3 талера, тарелки с изображениями, взятыми от Watteau, очень хорошего фарфора и прекрасной живописи, по 2 талера. Он мне обещал уступить три тарелки за 5 талеров. Это еще дешевле. Потом великолепная чашка 8 талеров, блюдо для фруктов 8 талеров. Мы разговорились с старым немцем, он выразил свое изумление, что я так быстро и хорошо говорю по-немецки и сказал, что сначала меня признал за англичанку. Он, кажется, очень добрый старичок. Говорит, что если купить эти вещи на заводе в Мейссене, то заплатим вдвое, а вещи будут из нового фарфора, между тем как старый саксонский фарфор ценится гораздо дороже. Я обещала зайти. Он проводил меня <слово не расшифровано>, сказав, что редко кто из иностранцев говорит так правильно по-немецки, как я. <<Потом>> пошла я к Z<eibig>. Это совершенно в конце города. Я ужасно долго и много шла, am See, проходила мимо какого-то грязного ручейка, мимо Annenkirche, по дороге выпила Himbehren Wasser и, наконец, кое-как, беспрестанно спрашивая, дошла до Ammonstrasse. Это очень длинная, широкая и безлюдная улица. Было страшно жарко, даже душно. Я нашла квартиру Z<eibig>, позвонила и от служанки узнала, что его дома нет и что он бывает дома только после 5 часов. Я сказала, от кого я, и что, может быть, опять приду, и ушла. На этот раз дорога показалась мне поближе. Я прошла на почту и спросила писем. Я думаю, мы ужасно надоели этому сержанту, который выдает письма. Мы каждый день заходим и спрашиваем: "Нет ли письма, нет ли письма?" Писем не было, и я пошла домой. Купила по дороге ленточку для Феди (3 1/2 зильб.). <<Пришла домой.>> Федя еще сидел, страшно насупившись, я ничего с ним не говорила. Но <потом>, когда он стал одеваться, я решилась прекратить ссору и спросила, хочет ли он весь день не говорить со мной? Я оказалась опять во всем виноватой, но это ничего, лишь бы не ссориться.

Вышли из дому и не знали, где бы нам пообедать. Федя вздумал идти обедать в Grand Jardin, спросил у извозчика, есть ли там ресторан. Тот отвечал, что ресторан великолепный. Мы пошли. Это довольно далеко от нас, но мы здесь совсем не ездим в каретах, все пешком. Кое-как добрались до сада. Музыки на этот раз не было, по случаю смерти лейтенанта Каменского ²⁹. Публики было много. Нам предложили обедать по карте и отвели в какой-то зал, но обедать там нам не хотелось, потому что все немцы прелюбопытный народ и стали бы смотреть, что такое нам носят есть. Мы пошли в другую залу, возле буфета. В дверях сидели какие-то 4 старухи, одна из них очень дряхлая, с собачонкой, и, вероятно, очень богатая, потому что три остальные очень за нею ухаживали, носили за нею подушки и ее пальто, и усаживали ее на [кресла?]. Они сидели прямо при проходе, между залою и садом. Мы прошли через буфет и велели подать нам обед. Зало довольно большое, с оркестром и большими зеркалами, составленными из кусочков. Нам подавали обед очень тихо, вероятно, желали дать нашим желудкам отдых. Феде пришлось даже два раза пойти к ним - сказать, чтобы они так не медлили. Для десерта у них не оказалось мороженого, и нам подали какой-то пудинг. Мы отказались. Нам принесли еще суше пирожки. Они хотели послать в ближайшую кондитерскую за мороженым, но мы решили пойти туда сами и просили его только показать нам дорогу. Он нас повел, долго толковал, но показал опять-таки, по немецкому обыкновению, не туда. Федя всю дорогу ругал немцев за их непонятливость, и когда встретился нам саксонский гусар, Федя был так разгневан, что бросился ругать саксонского короля, зачем он содержит 40 тысяч гвардии. Я отвечала, что если деньги есть, то отчего же и не содержать. (Впрочем, мне было положительно все равно, содержит ли он гвардию, или ее вовсе не существует. Я отвечала только, чтобы что-нибудь сказать.) Федя ужасно рассердился, но на этот раз и на меня, и объявил мне, что если я глупа, то пусть держу язык за зубами. Вот как мне иногда достается за немцев. Сперва нашли какую-то распивочную, где немцы пили пиво. Нам сказали, что кондитерская будет дальше. Кое-как нашли ее. Спросили мороженого, нам отвечали: "сейчас". Мы сели при входе. Я просила Федю сорвать мне цветок каштанового дерева. Я в первый раз в жизни видела цветы каштана. Это довольно длинный, красивый цветок с хорошим запахом. Здесь, <<вероятно>>, не позволено рвать цветы, и Федя рисковал быть схваченным, как нарушитель общественного спокойствия. Подали мороженое. Оно было несравненно хуже, чем в "Бельведере", и почти совсем растаяло. Пошли. Федя бранился: зачем аллеи прямы, зачем тут пруд, зачем то, зачем другое - просто так мне надоело, и я решительно желала, чтоб поскорей кончился этот скверный день. В Gr<and> J<ardin> находится Sommer Theater {Летний театр (нем.).<and> J<ardin> есть также тир для стрельбы из ружья. Какой-то немец стоял у прилавка и яростно стрелял. Действительно, это был очень хороший стрелок: почти каждый раз он попадал в кружочек и заставлял железного турку подниматься из-под полу. Мы тоже подошли. Федя хотел попробовать, но я, совершенно не зная, что он когда-нибудь стрелял, сказала ему с <<насмешкой>>: "Не попадешь" {Вставлено: Этим замечанием я вовсе не хотела его обидеть, а сказала спроста.}. Это подзадорило его, и он взял ружье. В первый же раз он попал, и какой-то гусар показался из-под полу. Он попадал почти через раз и потом с торжеством обратился ко мне: "Что?" И прибавил, что это опять подтверждает его давнишнюю мысль, что жена есть естественный враг своего мужа. Я спорила с ним, но он не хотел согласиться и утверждал прежнее.

Мы пошли не прямо домой, а на террасу, где я пила кофе, а Федя ел мороженое и пил кофе. Посидев немного, мы подошли к решетке и стали смотреть закат солнца. Тут мы из-за заката и поссорились. Федя опять меня выругал, и мы очень злоб[ные] пошли домой. На дороге мне сделалось так тяжело, что я не имела силы удержаться, заплакала и сказала Феде, что я эти дни несчастлива. (Это правда, я вследствие известного обстоятельства очень сильно расстроена нервами.) Мы дошли до конца Moritz Al<lee>, Федя пошел за папиросами, а я чуть не бегом побежала домой. Не успела я войти в комнату и раздеться, как пришел Федя. (Как оказывается, он тоже ужасно спешил домой, не зная, что и подумать о том, что <<это>> такое со мной происходит.) Я немного поплакала, но потом мне стало лучше. Федя говорил, что, верно, мне скучно, что мы живем очень уединенно, что непременно, чтобы я приняла касторку, уверял, что все это пройдет, говорил, что, верно, нам непременно надо уехать, что я, вероятно, раскаиваюсь, что вышла за него и прочие и прочие глупости. И при этом рассказал мне сказку о двух стариках, которые, не имея детей, печалились и горевали, что будет, если их внуки помрут. Я утешилась и решила плакать тогда, когда действительно будет о чем плакать, а все свои пустые сомнения бросить. Потом мы напились чаю, я пошла смотреть в окно (в другой комнате). Федя пришел ко мне на меня поглядеть {Вставлено: сидела до 5 часов, но я упросила, чтоб он этого не делал {Вставлено: Надо сказать, что я довольно рано ложусь, Федя же сидит до двух часов и позже. Уходя спать, он будит меня, чтоб "проститься". Начинаются долгие речи, нежные слова, смех, поцелуи, и эти полчаса - час составляют самое задушевное и счастливое время нашего дня. Я рассказываю ему сны, он делится со мною своими впечатлениями за весь день, и мы страшно счастливы.}.