А. Г. Достоевская. Дневник 1867 года
Книжка вторая. Страница 2

Воскресенье, 14-го июля (2-го или 3-го, - не знаю)

Утро сегодня прекрасное, хотя ветреное. Встали довольно рано, особенно я, - просыпалась в 7 часов, но в 10 опять уснула. Мне не давали уснуть ребятишки хозяйки, которые ужасно ревут. Я просто никогда не слыхала таких крикливых ребят, как у нее. Сегодня Федя встал сердитый и со мной поссорился. Ужасно рассердился на детей и несколько раз передразнивал их, как они ревут, что выходило ужасно как смешно. Потом взглянул на меня и видит, что я смеюсь, он расхохотался и сказал: "Фу, какая ты смешная! На тебя сердиться нельзя, ты так хорошо смеешься!" Сегодня Мари, несмотря на то, что ей дали вчера деньги, не особенно старательна, и, по обыкновению, ужасно долго все делает. Просыпаясь, мы имели 75 в кушаке и 2 у меня. Федя отправился играть, хотя я предчувствовала, что сегодня обойдется очень дурно, тем более, что видела сон, будто бы мы все проиграли. Он взял сначала 7, потом воротился и, проиграв, взял еще 8, но и тем была такая же честь. Затем еще раз вернулся, пока я никуда не уходила, и взял 10. Потом недолго поиграл, пришел сказать, что и эти проиграл, и просил меня дать ему еще 10. Осталось 40 всего, дала и эти, а сама пошла гулять, но ходила не слишком долго. Пошла по прямой лестнице в Новый замок, но на половине дороги должна была остановиться, потому что сильно устала и едва могла дышать. Потом взобралась еще выше, еще несколько времени сидела, так что ходила очень немного, а устала страх как. Пришла домой, как обещала, в 4 часа; Феди не было. Наконец, в 5 он пришел и ужасно был расстроен. Ему было страшно досадно, что еще недавно у него у руках было 44 монеты, но он все спустил, потому что не умел вовремя остановиться. Мне самой это было немножко досадно. Мы пообедали очень невесело, хотя я старалась изо всех сил его утешать. Потом он взял еще 5 (осталось 37), ушел, а я пока сходила на почту. Писем нет. Федя воротился домой и сказал, что и эти проиграл, просил еще 5, сказав, что если эти проиграет, то больше играть сегодня не будет и дает мне слово, что больше сегодня не спросит. Действительно мне представлялось, что сегодня будет несчастный день, и это так и случилось. Я дала ему 5 (осталось всего 32, но и с этим еще можно жить, тем более, что у нас накуплено много съестных припасов). Федя ушел и еще не приходил, я пишу и не знаю, что еще выйдет. Мне кажется, что он эти деньги непременно проиграет, - сегодня уж такой несчастный день; не следовало бы совсем и ходить, потому что сегодня страшная толкотня, множество народу, разных подростков, все толпятся, толкаются, места нельзя найти порядочного. Не знаю, что и писать. Против нашего дома живет какая-то девочка, которая удивительно похожа на Лялю {Мой племянник, Вс. П. Сватковский (Примеч. А. Г. Достоевской). Под моим окном находится конюшня, а пред нею коляска, в которую обыкновенно вечером запрягают лошадь и отправляются на железную дорогу для извозу. Упряжь здесь довольно простая, делается {Надписано сверху: запрягается.} очень просто. Я всегда припоминаю при этом наших извозчиков, которые так усердно должны стараться и так долго копаются, чтобы запрячь лошадь, между тем это делается здесь так просто. Здесь коляски обыкновенно покрываются белыми и красными покрывалами, вязаными или просто, как занавесочки на спинке и сиденье, и это представляет чистый вид. Как бы это было хорошо завести у нас, у наших извозчиков, у которых такие грязные сиденья, что неприятно и сесть. Уши у лошадей украшены большими белыми наушниками, что мне кажется смешно: не знаю, зачем это? Так как здесь приходится часто ездить по гористой местности и по гористым улицам, то обыкновенно, спускаясь, подкладывают под заднее колесо деревянную штучку, которая прикреплена к коляске железною цепью. Таким-то образом она движется вниз, а сойдя на плоскую местность, обыкновенно эту деревяшку вынимают, и коляска катится свободно. Я забыла, что сегодня была на здешнем кладбище; это очень небольшое кладбище, но удивительно спокойное; мне кажется, здесь так хорошо лежать. На меня опять нашли грустные мысли; от них меня отвлек маленький щенок, который вдруг, ни с того ни с сего, захватил мое платье и начал его грызть. Я вырвала платье и погрозила зонтиком; щенок сначала испугался, но потом побежал за мной и начал играть с моим зонтиком, начал валяться, прыгать и хватать меня за платье и так долго играл, пока, наконец, его не взял какой-то баденец на руки и не унес домой. Сегодня я ужасно как ошиблась: Федя сегодня не проиграл, а выиграл, именно выиграл 43, так что у нас с моими 32 очутилось 75; 72 он мне оставил, а 3 взял себе и непременно торопил меня идти на прогулку, говорил, что ничего <.....> и что гулять ужасно как хорошо. Придя, он извинился, что заставил меня ждать, и просил не сердиться, как будто я когда-нибудь сержусь на него. Я поспешно оделась, и мы отправились; сначала погуляли, а потом пошли на рулетку. Сегодня, странное дело, мне ужасно скучно показалось стоять у рулетки, несмотря на то, что Федя тут ставил. Он поставил один на passe, - это выиграли, сделалось 4, потом поставил еще груду серебра и на него золотой и проиграл; он переждал несколько времени, потом поставил 6 монет на последние 12 и выиграл 3 золотых монеты и еще несколько серебра. Тогда я стала просить, чтобы он ушел, потому что мне скучно. А собственно-то мне хотелось уйти с выигрышем хоть раз, потому что я заметила, что если пойду с Федей, то он непременно проиграет, ну, а раз нужно было сделать так, чтобы он при мне не проиграл, а ушел хоть с небольшим выигрышем. Когда мы сосчитали, то оказалось, кроме наших взятых 3 золотых монет, еще 75 франков. Я очень была этому рада, и когда мы проходили мимо книжного магазина, предложила феде зайти туда. Мы зашли и у приказчика (у которого клоп ползал по светлому жилету) просили показать книг. Мы выбрали два тома романа Gustave Flaubert "Madame Bovary", роман, про который Тургенев отнесся, как про самое лучшее произведение во всем литературном мире за последние 10 лет. Потом спросили Charras 7 Kr.). За "Bovary" взяли 2 фр. 50 сант., а за Charras - все остальное. Федя тут же хотел купить мне Octave Feuillet 8, но потом спросил <.....> {В тексте пропуск почти в строку. Вероятно, к нему относится сделанное на этой странице без соотнесения с текстом примечание А. Г. Достоевской "Книга называется <.....>. Ф. М. очень ценил это произведение и несколько раз перечитывал".}. кажется, что Гончаров непременно проигрался 9; он говорит, что пробудет здесь недели с две, потому что поджидает одного человека. Он стоит в гостинице "Европа" по два флорина в сутки и платит за обед тоже два флорина, а дают ему, кажется, 8 блюд. Мы несколько времени поговорили и пошли по рядам. Федя предложил что-нибудь купить. Сначала думали купить детям хозяйкиным игрушек для того, чтобы они не шумели и не кричали. Но игрушки здесь слишком для них хороши, - не стоят они того. Федя предложил мне купить портмоне, я согласилась и стали выбирать. Был какой-то странной формы, круглый, но трудно отворяющийся, я бы его непременно очень скоро потеряла, а потому я выбрала обыкновенный, красной кожи с матовым золотом. За него спросили 6 1/2 франков, отдали за шесть. Мне он очень понравился. Пошли домой. Дома я просила Федю положить что-нибудь в портмоне для того, чтобы деньги водились; он сказал, чтоб я положила туда мои 40 франков. Но, во-первых, это были данные прежде, а во 2-х - ведь эти 40 франков не вечны и скоро выйдут, а нужно, чтоб монетка тут всегда сидела. Пришли домой, напились чаю, и я поскорее легла спать. Потом Федя пришел и очень дружно со мной беседовал, - говорили о ребенке, которого так оба желаем. Ночью, когда Федя совершенно заснул, он начинает вдруг будить меня: "Аня, Аня, Аня, Анечка". Я, наконец, просыпаюсь, и он спрашивает, что это со мной. Я говорю, что ничего. Он же мне отвечает, что будто бы я ужасно как его позвала, точно со мной что-нибудь случилось, и поэтому-то он меня и разбудил. Вот уж совершенно так не понимаю, отчего это я звала его. 

Сегодня я проснулась опять в 7 часов; мне решительно не дают негодные ревы спать; один из них так плакал всю ночь, да не просто плакал, а как-то вопил и заливался больше для собственного удовольствия, чем из нужды. Когда они меня разбудили, я сначала хотела заснуть, но не удалось, и я стала читать "Madame Bovary"; чрезвычайно интересно. В 9 часов мы по обыкновению встали, я больше лежала, потому что меня сильно тошнит, а Федя встал и много ходил по комнате. Сегодня мимо нашего дома все проезжали коляски или кареты, наполненные дамами в черных платьях; в то же время в церкви начали звонить. Как потом мы узнали, сегодня в католической церкви происходила панихида по расстрелянном императоре Максимилиане 10. Бедный государь, как я его жалею; какой прекрасный, твердый человек, - не хотел оставить престола, лучше желал умереть, чем вернуться и быть изгнанным принцем. Я хотела было пойти в церковь, но было чрезмерно жарко, да я бы и опоздала.

Наконец, пришел чрезвычайно печальный и сказал, что проиграл. Я стала тотчас же его утешать, говорить, что это ничего не значит, что это пустяки, но он мне вдруг сказал: "А не хочешь ли подарок", и вынул свой кошелек {У Федора Михайловича всю жизнь была привычка сначала огорчить человека, а затем сильно обрадовать. Так, за границей, когда мы с ним бедствовали и с нетерпением ждали получки денег, он, получив их, тем не менее, возвращался с почты печальный и как бы подавленный. Я принималась его утешать, а он шел в переднюю или к хозяйке и приносил оставленные у ней сладкий пирог, фрукты и разные съестные припасы, о которых мы долгое время только мечтали и которыми он спешил обрадовать меня и семью, как только получал деньги }. В нем было 50 монет, да еще много серебра, а оставалось у меня 62, потому 16 взял (78 - 16 = 62). Федя приложил к моим 62-м еще 40 золотых монет = 100, да 2 у меня. А 10 монет и серебро взял к себе в кошелек, немного побыл дома и отправился за фруктами, но, впрочем, дал мне слово, что не пойдет на рулетку. Мне кажется, если пойдет, то непременно проиграет, потому что еще теперь взволнован. Не знаю, исполнит ли он свое слово, или нет. Когда я писала это, то позвонил колокольчик; я выглянула из окна и увидала здешнего должно быть чиновника, который с колокольчиком в руке звонил. Тотчас же высунулись из окон и дверей жители, и он начал читать по маленькой записке какое-то известие; прочитав, перешел на 2-й угол, где тоже зазвонил и читал. Федя, однако, удержался и не сходил-таки на рулетку, где, разумеется, проиграл бы, потому что не проиграть нет никакой возможности. Это уж такая примета: если ты выиграл, да к тому же выиграл много, то, придя в этот же день или сейчас, непременно проиграешь. Поэтому-то я и не советовала ему ходить, и он мне дал слово. Но так как его долго не было, то я и решила, что не миновать ему этой приметы. Наконец, он пришел, но ужасно озлобленный, а за ним мальчик принес корзинку с фруктами. Этот мальчишка меня ужасно как раздосадовал. Они уже привыкли, чтобы Федя давал им что-нибудь, и поэтому он остановился; хотя я отдала ему корзину, он не двигался с места, ожидая подачки. Я дала ему и поскорее выпроводила вон, потому что я терпеть не могу, когда у нас кто-нибудь чужой в квартире. Это меня выводит из терпения, и я ужасно как раздражаюсь. Федя принес сегодня очень много персиков, абрикосов, вишен, крыжовнику, слив и, к моему большому удовольствию, груш. Нынче, когда я прохожу мимо грушевых деревьев, я всегда с завистью смотрю на плоды. Мне ужасно как хочется их поесть, а они тут как тут и есть. Федя был несколько раздражен тем, что не играл. Сели мы обедать, но сегодня меня ужасно как раздосадовало то, что я ничего не могла есть из принесенного, - тошнило до невозможности. Потом я все-таки стала есть суп с вермишелью, он мне понравился, а потом принялась за горох. Гороху Федя не ел, ему остался судак; только я и давай есть да есть горох, как самое лучшее кушанье. Просто не надивлюсь на себя, так у меня меняются вкусы. За обедом мы разговаривали о моих вкусах; и я сказала Феде, что мне ужасно хочется то, чего здесь ни за что не достанешь, а что можно достать в России в каждой лавочке, - именно рыжиков, которые мне мерещатся даже во сне. Вот бы, кажется, их-то я бы очень хотела поесть, а их-то и достать нельзя.

После обеда, в 6 часов, Федя отправился на рулетку, а я осталась дома, приготовляясь идти тоже погулять, потому что сегодня еще не выходила, но немного погодя пришел Федя, сказав, что проиграл 10 золотых, данных ему мною (100 - 10 = 90). Я дала еще 10, осталось 80. федя меня упрекнул, зачем я никуда не иду, а сижу дома, и просил поторопиться куда-нибудь пойти. Я отправилась сначала на почту, писем не получила, а оттуда на железную дорогу, и здесь узнала, что в Страсбург ходит в 8 часов утра поезд, который приходит туда в половине одиннадцатого. Следовательно, если бы я туда утром поехала, то я могла бы попасть прямо к 12 часам, - именно к этому времени, когда (процессия) фигуры {В Страсбургском соборе имеются часы, внутри которых находятся фигуры 12 апостолов. В 12 часов выходит процессия св. апостолов и проходит на виду у публики. Путешественники к этому часу собираются в собор смотреть процессию (Примеч. А. Г. Достоевской). меня на бульваре; но его не было, да и домой он не приходил. Я немного посидела; вдруг сделалась сильнейшая гроза. Сначала вдали, над вокзалом, разверзлись небеса и заблистало золотое пламя, потом оно подвигалось все больше и больше и разразилось это над моей головой. Я сначала отходила от окна, но потом подумала, что суда божьего не избежать, и если мне суждена смерть, то она меня постигнет, если я даже спрячусь под периной, а гораздо благоразумнее ничего не путаться. Я стала молиться, чтобы бог спас меня с ребенком и Федю, который, как я думаю, теперь в вокзале. Грозы я не испугалась, но досадовала, что Феде придется там остаться долгое время. Но дверь быстро отворилась, и пришел Федя, которому я очень обрадовалась. Он мне сказал, что подумал, что я испугаюсь грозы, расхвораюсь, заболею, а поэтому побежал из вокзала; бежал очень быстро, но на половине Promenade должен был остановиться, потому что сделалась сильная одышка, и сердце закололо, и он принужден был идти тихо. Он пришел так запыхавшись, что просто ужас; я поскорее подала лимонаду, и он сел отдохнуть. Дождем его нисколько не замочило. Мне это было очень приятно, что Федя боялся, что я испугаюсь, и пришел домой. Сначала он мне сказал, что все проиграл; я сказала, что это ничего, и он мне показал как бы вроде 7 или 8 серебряных монет, но потом предложил, не хочу ли я порадоваться <...> и вынул портмоне. В нем оказалось, когда мы стали считать при блеске непрекращавшейся молнии, оказалось, как я помню, 70 монет, которые я тотчас же и положила вместе с нашими остававшимися 80 (70 + 80= 150), всего 150 монет, или 3000 франков. Кроме того У Феди в кармане оказались еще две 40-франковых монеты, да еще несколько золотых и 35 франков серебром. Молния была так сильна, что вся наша улица была освещена розовым цветом, и молнии как бы перелетали чрез нее. Но скоро буря перестала. Феде так и не сидится на месте. Он спросил меня, не надо ли чего-нибудь купить. Он нынче ужасно как любит ходить за покупками, так что совершенно избавляет меня от этого затруднения. Я сказала, что нужно сыру, апельсинов и лимон. Он отправился, но обещал не заходить на рулетку, между тем его так и подмывало зайти. Но прошло довольно много времени, и уж чай был подан, а Феди все нет, так что я просто начала думать, что он не мог удержаться и пошел на рулетку. Наконец, он явился, имея полные карманы, нагруженные разными разностями. Сначала отдал сыр, апельсины и лимон, потом вынул из кармана бутылку, и я даже не могла догадаться, что бы это такое было. Что же оказалось, - мое любимое, моя мечта - рыжики! Ну, это так муж! милый муж, что достал для жены в Бадене русских рыжиков. Это уж такая заслуга, которую, право, надо помнить (?). Потом Федя вынул из кармана бутылку с клюквой, которую тоже здесь достал, потом икры, горчицы французской, одним словом, все, что я только люблю. Ну, не мило ли это, ну, не прекрасный ли у меня муж; если бы только да это одно составляло мое счастье, а то ведь сколько еще есть прекрасных достоинств, которые так и заставляют привязаться к нему всем сердцем. Я была обрадована <...> бог знает как. Оказалось, что Федя как-то заметил лавку, в которой было много разных товаров, и где он раз купил чаю. Ну, этакий, не помнящий ничего человек да вдруг припомнил, как надо идти, сначала направо, потом налево, наконец кое-как нашел и спросил, - нет ли у него грибов; тот отвечал, что есть, и сейчас же принес целую связку сухих грибов. Федя сказал, что ему надо сырых, тогда тот отвечал, коверкая по-русски слова, что у него есть "рыжики". "Ну вот, их-то мне и надо", - сказал Федя и взял бутылку. Потом торговец сказал, что у него есть и клюква, тоже по-русски, - Федя взял и клюквы. Я была бог знает как рада всему этому и была на восьмом небе. Просидели мы довольно долго, потом я легла и очень скоро заснула. Когда Федя пришел проститься, то мне сказал, что минут за 20 до этого я вдруг начала что-то такое говорить, говорила много и долго, но понять было нельзя. Я, право, никогда не знала за собою привычки говорить ночью; я полагала, что я именно этим-то и отличалась от Маши {Моя сестра (Примеч. А. Г. Достоевской).}, которая всегда говорит ночью, часто по-французски или по-немецки. 

Вторник, 16/4 июля

с собою 20. Он долго не возвращался, и я думала, что он проиграл. Наконец, он пришел очень взволнованный и сказал мне, что с ним была история: именно он поспорил с каким-то господином, монету которого Федя нечаянно загреб. Когда тот Феде это заметил, то Федя тотчас же отдал, извинился и сказал, что это случилось {было.} по рассеянности. Но господин сказал, что "это было вовсе не по рассеянности". Тогда Федя подошел к нему и хотел его отвести в сторону, чтобы с ним объясниться. Но господин отвечал, что "теперь это все кончено". Тогда Федя при всей публике назвал его подлецом, и тот этим не обиделся. Федя был в выигрыше около 40 монет, но этот случай так его раздражил, что он начал играть без расчета и проиграл эти деньги. Он пришел домой, чтобы просить дать ему еще 20, которые он хотел непременно проиграть для того, чтобы показать, что он вовсе не ходит с целью выиграть, а ставит большими кушами и проигрывает. Он хотел взять 30, но я дала только 20 (осталось у нас 126), но и это было очень хорошо. Федя скоро воротился и сказал, что проиграл. Мы пообедали очень взволнованные, и он пошел опять, взяв с собою еще 20, но на этот раз ужасно скоро воротился, потому что сказал, что сколько ни ставил, он решительно все проигрывал, так что ему даже ни разу не дали (осталось 106). Потом взял еще 20 и эти проиграл, потом еще 10, потом еще 10, так что мы даже не ходили с ним и гулять в вокзал. Под вечер у нас осталось всего только 66 монет.

Я ходила гулять на гору за вокзалом и оттуда слушала музыку, которая была сегодня удивительно как хороша. Но потом мне показалось, что около церкви дым, и я воротилась домой, посмотрела, увидала, что все благополучно, и пошла вновь на гору; гуляла немного, но гулять одной ужасно скучно. Я воротилась домой и была ужасно как грустна, целый день. Писем не присылают, такая досада, просто ужас. Федя хотел переменить квартиру, потому что ему не дают спать наши кузнецы, да и дети кричат так немилосердно, что просто я и не знаю, что и делать. Вечером я умоляла Федю уехать из Бадена, но он ни за что не согласился и даже на меня рассердился. Ах, зачем мы не уехали вчера! 

Сегодня утро пасмурное. Федя, отправляясь, взял с собою 10, которые он сейчас же и проиграл; потом пришел за другими и взял на этот раз еще 10, да еще 6 double-louis-d'or, которые он мне подарил, и сказал, что так как он выигрывает постоянно на trente et quarante, то, может быть и выиграет. Я дала, но он проиграл (осталось 40). Потом сходил еще раз, взяв 5, а я пошла в Новый замок по высокой лестнице. Тут я просидела, я думаю, более часу, читая книгу "Madame Bovary". Потом поднялась к замку, чтобы идти в Старый замок, но так как было уже 4 часа, то раздумала это сделать и поспешила домой обедать. Феди еще не было, но он скоро пришел. Сказал мне, что все проиграл уже давно, заходил сюда, но меня не было, а потому он отправился в читальню и читал русские газеты, подробрости о смерти Максимилиана. После обеда, который был сегодня недурен, Федя отправился, взяв еще 5, тотчас же проиграл и воротился еще за 5-ю. Когда он ушел, я отправилась погулять и пошла за папиросами, а оттуда на почту, а Федя, уже успев проиграть, увидал меня издали проходящей чрез площадь и поспешил за мною вслед. Впрочем, я и сама видела его, но мне нарочно хотелось проволочить время, чтобы не дать ему еще 5. На почте писем нет. Пошли домой еще за 5-ю, которые были также проиграны, так что когда Федя пришел домой, то у нас оказалось всего капиталу 20 золотых. Федя пришел довольно поздно и рассказал мне, что с ним была опять история. Какой-то очень высокий и толстый господин начал его толкать, Федя ему это заметил; тот отвечал, что рулетка - для всех. Федя сказал ему, чтоб он не брал чужого места. Тогда господин сказал, что "это не кончится для него так, как в прошлый раз"; очевидно, он намекал на трусость того господина и говорил, что в другой раз Феде это так не пройдет. Федя в стороне слышал, как кто-то сказал: "Началось!", следовательно, очень может быть, что Федю считают за человека, который всех задирает. Это уж слишком нехорошо, потому что при следующей "истории" Феде могут заметить круперы, что он постоянно затевает истории, и тогда придется перестать ходить на рулетку. Федя говорил, что если бы у нас было 40 золотых, то мы бы сейчас же и уехали отсюда.

к столу, а поэтому бывает толкотня. Он ведь говорит же, что там часто происходят разные истории и часто ужасные грубости говорят друг другу, и это все ничего.

Сегодня принесла прачка белье; здесь все ужасно как дорого стоит вымыть. Напр.: моя белая юбка, которая была уже вымыта в Дрездене, но ее не успели выгладить, за нее взяли с одной только фалбалой - 24 Кг. а с двумя - так 30 Кг. и больше. Прачка мне сказала, что ведь в Бадене всего только в году и бывает народу, что два месяца, так и надо же им и <запастись> воспользоваться за весь год. Если же берут белье из отеля, то берут за одну юбку 1 1/2 флорина, т. е. 75 копеек. Каково это? Это просто грабеж, больше ничего. 

Сегодня у нас было утром 20 золотых, - это слишком маленький ресурс, ну, да что делать, может быть, как-нибудь и подымемся. Федя отправился, а я осталась дома, но он скоро пришел, сказав, что проиграл взятые 5, и просил еще 5; я дала и осталось 10; он пошел и проиграл и эти 5; взяв еще 5, он воротился, и сказал, что и эти проиграл, и просил у меня один золотой. У нас осталось 4. Я дала 1 золотой, Федя пошел, но через 1/4 часа воротился, да и где же было держаться с одним золотым. Мы сели обедать очень грустные. После обеда я отправилась на почту, а Федя пошел играть, взяв с собою еще 3. Остался всего только один. Я долго ходила по аллее, поджидая его, но он все не приходил. Наконец пришел и сказал, что эти проиграл, и просил дать ему сейчас же заложить вещи. Я вынула серьги и брошь и долго, долго рассматривала их. Мне казалось, что я вижу их в последний раз. Мне это было ужасно как больно; я так любила эти вещи, ведь они мне были подарены Федею. Это была, кажется, единственная вещь, которой я так сильно дорожила. Федя говорил, что ему больно и совестно смотреть на меня, что он отнимает от меня дорогие для меня вещи, но что же делать, ведь мы знали, что так и будет. Тайком от него я прощалась с милыми вещами, целовала их; потом просила Федю пойти заложить их на месяц, сказав, что я пошлю попросить у мамы денег, чтобы выкупить эти вещи, потому что так потерять их мне не хочется. Федя стал предо мной на колени, целовал меня в грудь, целовал мои руки, говорил, что я добрая и милая, что еще и нездоровая, и что лучше меня нет никого на свете. Федя пошел, но когда он вышел за дверь, мне сделалось до того тяжело, что я не могла удержаться и ужасно расплакалась. Это был не обыкновенный плач, это было какое-то рыдание, при этом сильная боль в груди, и боль эта не проходила даже и от слез; слезы нисколько меня не облегчили. Мне было так грустно, так больно, до невыносимости. Я всем завидовала, я всех находила счастливыми; казалось, что только мы одни были так несчастливы. Мне все казалось ужасно, грустно, тяжело. Я не столько опасалась проигрыша денег последних, как того, что все будет так пусто, так тяжело, все эти драмы и заботы. Что ни о чем нельзя будет думать, что каждую минуту мысль будет обращаться на то, что у нас накануне было 160 золотых; мы были безумцы - не уехали, и вот теперь нет ни одного. Я то ложилась на постель, задыхаясь от рыданий, то вставала и ходила по комнате и громко-громко рыдала. Я только один раз помню, что я так плакала - это именно перед свадьбой, но тогда со мной была мама 11, тогда мне было, кажется, легче, а здесь я совершенно одна, нет моей мамочки, которая могла бы меня утешить чем-нибудь. Я до того приходила в отчаяние, что думала, что схожу с ума. Я боялась ужасно, чтобы Федя не пришел; мне желалось, чтоб он подольше не приходил, потому, придя, он скажет, что проиграл и что мы потеряны. Сегодня мы еще с ним шутили, и он говорил мне по-немецки: "Wir sind verloren" {Мы пропали мне казалось, что лучше бы Федя не приходил дня три, если не больше, а я бы это время пролежала где-нибудь в темной комнате или бы проспала все это время. Я страшилась встретиться с Федей, - мне было бесконечно его жаль. Господи, как мне было тяжело; не знаю, часто ли у меня в жизни будут такие страшные минуты. Прошло часа три и, пожалуй, даже больше, наконец Федя пришел. При звуке колокольчика я даже вскочила с места. Он мне сказал, что все проиграл, даже полученные за заложенные серьги деньги. Федя сел на стул и хотел посадить меня к себе на колени, но я стала пред ним на колени и стала его утешать. Тогда Федя сказал мне, что это в последний раз в своей жизни он это делает (играет), что уж этого никогда более не случится. Федя облокотился на стол рукою и заплакал. Да, Федя заплакал; он сказал: "Я у тебя последнее украл, унес и проиграл". Я стала его утешать, но он все плакал. Как мне было за него больно, это ужасно, как он мучается. Федя сказал, что получил за серьги 120 франков, но взяли процентов 5 фр., значит всего приходится заплатить 125 франков (на месяц). Потом мы несколько времени сидели на диване, обняв друг друга. Мне было ужасно тяжело, я была точно убитая. Потом Федя предложил до чаю сходить погулять, сходить за папиросами. Я согласилась, и мы пошли и несколько раз прогулялись по аллее. На сердце было ужасно тяжело, невыносимо больно. Федя говорил о различных проектах, что нам теперь сделать, чтобы поправить наши дела. Федя говорил, что два раза заходил к Гончарову, хотел ему открыться и просить 100 талеров, сказав, что в месяц успеет выслать ему. Но каждый раз не заставал его дома. Потом Федя говорил о Каткове, но как к нему писать, а особенно из Бадена, - ясно, что Федя проигрался. Это нехорошо. Эх, были мы дураки, что сегодня еще утром не уехали из Бадена, когда было 20 золотых; еще возможно было жить в Женеве. Когда мы пришли домой, мы легли на постель рядом, и Федя начал мне говорить о различных проектах, которыми мы могли бы поправить свое дело. Федя думал обратиться к Аксакову, предложить ему сотрудничество 12. Сначала он хотел обратиться к Краевскому 13 и просить у него денег, обещая выслать роман в 10 листов к январю. Но мне казалось, что это просто невозможно. Это слишком много работы, тем более, что ему не справиться с романом для Каткова. Мы долго и грустно разговаривали. Мне было тяжело на Федю смотреть. Да и с ним было тяжело; без него я могу хоть плакать, но при нем У меня совершенно нет слез: я плакать не могу, а это слишком тяжело. Мы просидели до 11 часов и решили, что завтра Федя пойдет попробует на последний золотой счастья; может быть, как-нибудь и подымемся. Я ушла спать и, к счастью, заснула; Федя меня разбудил в 2 часа прощаться, и я была так рада, что мне удалось опять скоро заснуть. Я боялась не спать, потому что эти грустные думы так и приходят на ум, и ничем мне их не отогнать. Мне всегда в это время представляется, что я бесконечно счастлива, что вышла за него замуж, и что это-то, вероятно, мне и следует за наказание. Федя, прощаясь, говорил мне, что любит меня бесконечно, что если б сказали, что ему отрубят за меня голову, то он сейчас бы позволил, - так он меня сильно любит, что он никогда не забудет моего доброго отношения в эти минуты. (Как-то вечером Федя мне сказал: "Как мне тебя не любить, ведь вас теперь двое; я очень люблю тебя, а нашего ребенка заранее обожаю".)

Разделы сайта: