Достоевский и К. Леонтьев: дискуссия в "Вольфиле"
Предисловие, публикация и комментарии А. В. Лаврова
Одним из наиболее ярких и значительных начинаний в интеллектуальной и культурной жизни России первых послереволюционных лет стала Вольная философская ассоциация ("Вольфила"), основанная в Петрограде в 1919 году и продолжавшая чрезвычайно активную деятельность до 1924 года включительно.1 Среди членов-учредителей "Вольфилы" -- Иванов-Разумник, Андрей Белый, А. Блок, Конст. Эрберг, В. Э. Мейерхольд, Е. Г. Лундберг, А. З. Штейнберг, К. С. Петров-Водкин и др.; все в той или иной мере были выразителями "скифских" идейных умонастроений и отношения к революции как к прообразу и предвестию глобального, мирового духовного преображения. Председателем совета Ассоциации был избран Андрей Белый,2 товарищем председателя -- Иванов-Разумник (псевдоним Разумника Васильевича Иванова; 1878--1946), выдающийся критик, публицист, историк литературы, один из наиболее активных и влиятельных участников литературного процесса 1910-х годов. Иванов-Разумник на деле был не только основным инициатором "Вольфилы", но и фактически ее бессменным руководителем и постоянным участником заседаний. "По натуре он был -- деятель, организатор, человек упорный, со стремительной волей", -- писал об Иванове-Разумнике А. З. Штейнберг;3 эти качества в полной мере проявились на поприще "Вольфилы", которую без преувеличений правомерно называть детищем Иванова-Разумника.
В Уставе "Вольфилы" оповещалось, что Ассоциация учреждается "с целью исследования и разработки в духе философии и социализма вопросов культурного творчества".4 Упоминание о "социализме" -- не только использование ритуально значимого слова ради облегчения участи заведомо немарксистского учреждения в условиях большевистского идеологического контроля, но и апелляция к системе ценностей, близких многим "вольфильцам", и Иванову-Разумнику прежде всего, -- к идеалам и традициям радикально-демократической, народнической интеллигенции. По сути же дела никакого диктата, и народническо-эсеровского в частности, в "Вольфиле" принципиально не допускалось; полная свобода выражения взглядов, установка на дискуссионность, вскрывающую широкое многообразие духовных устремлений, были условием ее существования: "Вольфила -- это не программа, даже не мировоззрение; наоборот: предполагает она взаимное противоположение, пересечение и борьбу мировоззрений. Она -- импульс: к углублению совершившейся (и все еще совершающейся) революции в измерении духа: к духовной революции, которая приведет к освобождению человека на всех путях его духовного творчества и к новому воплощению достижений этого освобожденного творчества, -- к новой культуре. В этом смысле Вольфила стоит под знаком всеобъемлющего кризиса современной культуры и чаяний культуры новой: культуры свободы".5
Революция для большинства "вольфильцев" отнюдь не была тождественна только что осуществившемуся событию в российской социально-политической истории; идея революции в максималистско-утопическом сознании многих из них -- это нечто безусловное, подобное явлению природы, вспышка эсхатологического света, позволяющего по-новому увидеть прошлое и угадать будущее. Революция, постигаемая в метафизическом плане, сопоставляется с реально происшедшей в 1917 году революцией и одновременно противопоставляется ей; при этом утвердившийся большевистский режим осознается разными "вольфильцами" по-разному, но всеми в равной мере дистанцированно -- как искажение, профанация революции; иные видят в нем закономерное последствие гибельных начал, которые органически присущи любой попытке насильственного изменения существующего мироустройства. Проблема революции, ее предпосылок и последствий поднимается на заседаниях "Вольфилы" как одна из наиболее значимых и взывающих к осмыслению. В центре внимания -- "негативные" и "позитивные" предтечи революции; при этом вскрываются примечательные идейно-исторические парадоксы: заведомые противники революции часто несут в себе скрытую взрывчатку, революционную силу, и наоборот -- явные, убежденные революционеры, политические "нелегалы" оборачиваются на деле контрреволюционерами (в "вольфильском" понимании революционного начала), новыми бюрократами-государственниками.
Размышления о революции тесно увязываются для "вольфильцев" с общей проблемой философии культуры, в трактовках которой -- при всем индивидуальном многообразии подходов -- все они руководствуются идеей культурно-исторической преемственности. В тематике заседаний "Вольфилы", вопреки нарождавшемуся и насаждавшемуся "пролетарскому" классовому нигилизму, крупные имена и события прошлого занимают исключительно значимое место. Конкретное преломление эта тенденция получила в организации множества заседаний, приуроченных к юбилейным датам; в характере этих "чествований" не было ничего от ритуального официоза, памятные события истории и культуры неизменно осмыслялись и оценивались на "вольфильских" собраниях под знаком живой современности. Специальные заседания были посвящены юбилейным годовщинам А. И. Герцена, П. Л. Лаврова, Вл. С. Соловьева, Наполеона, Данте, Н. Я. Данилевского, Э. Т. А. Гофмана, П. Б. Шелли, Л. Фейербаха, Р. Вагнера и т. д. Само собою разумеется, что верная своим установкам "Вольфила" не могла не отметить с большим размахом 100-летие со дня рождения Достоевского: в течение октября--ноября 1921 года Ассоциация провела не менее 15 заседаний, приуроченных к этой дате.6
В однодневной газете, выпущенной в связи с юбилеем Достоевского, сообщалось: "Много внимания памяти Достоевского было уделено Вольной философской ассоциацией, посвятившей <этому> все заседания, утренние и вечерние, в течение октября месяца. Были сделаны следующие доклады: 2 октября -- Л. В. Пумпянского "Достоевский и античность". 5 октября -- С. А. Аскольдова "Религиозные и этические взгляды Достоевского". 9 октября -- Андрея Белого "Достоевский и Толстой". 10 октября -- Виктора Шкловского "Герои Достоевского". 13 октября -- П. А. Сорокина "Достоевский как социолог". 16 октября -- А. З. Штейнберга "Достоевский как философ".7 17 октября -- С. А. Адрианова "Карамазовщина". 19 октября -- А. Л. Волынского "Верования Достоевского". 20 октября -- Б. М. Эйхенбаума "Достоевский и Лесков". 23 октября -- Иванова-Разумника "Достоевский и К. Леонтьев". 24 октября -- О. Д. Форш "Данте, Достоевский, Блок".8 26 октября -- А. А. Чебышева-Дмитриева "Самоистребители и Достоевский". 27 октября -- А. Л. Векслер "Композиция "Бесов"". 29 октября -- Иванова-Разумника "Достоевский и революция". 30 октября -- А. А. Мейера "Князь Мышкин и наше будущее".
Ряд заседаний предполагается устроить в течение ноября месяца. 13 ноября в 2 1/2 часа дня состоится заседание, на котором Иванов-Разумник прочтет доклад: "Достоевский, Леонтьев и идея мировой Революции"".9
Вспоминая о "вольфильских" юбилейных чествованиях Достоевского, А. З. Штейнберг свидетельствует: "... конечно, наш Разумник Васильевич, организатор, деятель, издатель, надеялся собрать все эти лекции и издать их отдельным томом <...>. Этого не случилось по многим причинам: главным образом потому, что в правительственных кругах намечалось отрицательное отношение к произведениям Достоевского".10 Машинописные тексты, представлявшие собой расшифровку стенограмм заседаний, посвященных Достоевскому, сосредоточились в архиве Иванова-Разумника и в большинстве своем погибли вместе со значительной частью этого архива в годы Второй мировой войны.11 Среди уцелевших (хотя и не в полном объеме) текстов -- машинопись доклада Иванова-Разумника "Достоевский, К. Леонтьев и идея всемирной революции" (сохранилась в незначительной части) и прений, происходивших по его прочтении (13 ноября 1921 года, 107-е воскресное открытое заседание).
Как явствует из темы выступления Иванова-Разумника, магистральная "вольфильская" идея представала в нем в двойном контрастном отражении -- в аспекте мировоззрений двух убежденных "контрреволюционеров", бывших вместе с тем в значительной мере антиподами по отношению друг к другу12. Весь ход аргументации Иванова-Разумника восстановить затруднительно, поскольку значительная часть текста его доклада не сохранилась, однако со всей определенностью можно заключить, что Достоевский и Леонтьев в их отношении к революции были противопоставлены: "реакционера" Достоевского идеолог "скифства" склонен интерпретировать как тайного друга революции и социализма (трактуемых, опять же, в их идеальных потенциях, а не в реальном осуществлении), Леонтьева -- как явного и последовательного врага. Всегда отрицательно относившийся к творчеству и идейным построениям Д. С. Мережковского, Иванов-Разумник здесь, однако, во многом невольно следует тем подходам, которые впервые были намечены именно Мережковским: в очерке "Пророк русской революции" (1906) тот утверждал, что сознательный реакционер Достоевский был бессознательным революционером и апокалиптиком-визионером, угадывавшим сквозь внешнюю личину православия, самодержавия и народности контуры религиозной революции и новой теократии. Видя в Достоевском и Леонтьеве два противоположных типа христианского исповедания, Иванов-Разумник обнаруживает черты сходства между идеалом Достоевского и социализмом, понимаемым как конкретное преломление творческой воли к совершенствованию и преображению мира, в то время как Леонтьев в своих идейных построениях сближается с великим инквизитором из "Братьев Карамазовых". О Достоевском Иванову-Разумнику приходилось писать и раньше; в частности, в его "Историю русской общественной мысли" (1907) входит большая глава "Толстой и Достоевский",13 "вольфильском" докладе. Леонтьевым Иванов-Разумник ранее специально не занимался, поэтому особенно симптоматично, что именно этот мыслитель из чуждого и даже враждебного "скифу"-максималисту идейного стана оказался в данном случае наряду с Достоевским в центре внимания. Живая, энергичная и бесстрашная мысль Леонтьева, выходившая далеко за пределы изложения прописных истин консерватизма, будоражила не только его единомышленников, но и убежденных противников и определяла автору "Востока, России и Славянства" -- "учебника смелости", по афористичному определению П. П. Перцова,14 -- значимое место в ряду наиболее крупных выразителей русского общественного сознания (характерно позднейшее замечание Г. В. Адамовича о том, что подлинное место реакционера Леонтьева не рядом с Катковым и Победоносцевым, а в соседстве с Чаадаевым и Герценом15); леонтьевские же прозрения катастрофического будущего резонировали в дни "вольфильских" заседаний с особой силой. Неудивительно поэтому, что в ходе дискуссии по докладу Иванова-Разумника личность и построения Леонтьева вызвали к себе едва ли не большее внимание, чем фигура общепризнанного великого классика.
Уместно привести здесь и краткие сведения об участниках дискуссии.
Петр Константинович Губер (1886--1940) -- прозаик, литературовед, критик, переводчик. Окончил в 1909 году Петербургский политехнический институт по экономическому отделению, а в 1914 году -- юридический факультет Петербургского университета; с 1910-х годов занимался литературной деятельностью в столичной периодике.16 Служа в годы Первой мировой войны в Красном Кресте, а также военным корреспондентом и штабным переводчиком, опубликовал под псевдонимом П. Арзубьев книгу "Дела и люди военного времени" (Пг., 1915). С 1919 года занимался переводческой работой в издательстве "Всемирная литература", в 1922 году выпустил в свет критико-биографический этюд "Анатоль Франс", а в 1923 году -- известную книгу "Дон-Жуанский список Пушкина. Главы из биографии". В последующие годы вел весьма активную литературную деятельность: опубликовал историко-биографический роман "Кружение сердца. Семейная драма Герцена" (Л., 1928), романы из истории Франции "Месяц туманов" (Л., 1929) и "1830" (Л., 1930), книгу "Хождение на Восток веницейского гостя Марко Поло, прозванного миллионщиком" (Л., 1929), "Похвальное слово Глупости" Эразма Роттердамского в своем переводе (М.; Л., 1932) и т. д. Был арестован по обвинению в антисоветской деятельности 26 августа 1938 года, приговорен к 5 годам лагерей, скончался весной 1940 года в Архангельской области.17 Активного участия в работе "Вольфилы" Губер не принимал, однако именно он был единственным из участников обсуждения, кто профессионально занимался творчеством К. Леонтьева: 20 ноября 1921 года на 108-м заседании "Вольфилы" выступил с докладом о Леонтьеве, в те же дни опубликовал статью "Константин Леонтьев (к 30-летию со дня смерти)",18 а в марте 1922 года выпустил в свет "Страницы воспоминаний" Леонтьева со своим предисловием, в котором попытался, как и Иванов-Разумник, осмыслить значение идейного наследия писателя для духовного самоопределения интеллигенции в пореволюционной действительности: "Какое-то будущее лежит перед нами. Будущее темное -- это правда. Все же нам надо нащупывать дорогу в этих потемках; надо оглядеться в этом странном, диковинном мире, окружающем нас теперь, после катаклизма. И полно, так ли уж странен этот мир, и не бросаются ли на каждом шагу в глаза следы живучей исторической традиции, лишь по внешности измененной и преображенной? Не поможет ли нам Константин Леонтьев в этой работе уяснения и понимания? <...> Быть может, если не содержание его идей, то хоть стиль его мышления, метод его рассуждения и его внутренний опыт окажутся полезны для нас, столь безмерно богатых внешним историческим опытом и вместе с тем таких бедных во всех других отношениях?".19
Борис Николаевич Демчинский (1877--1942) -- журналист, публицист; во время русско-японской войны -- военный корреспондент газеты "Русь", затем -- чиновник особых поручений при Главном управлении землеустройства и земледелия; корреспондент Л. Н. Толстого и посетитель Ясной Поляны (1907), оставивший об этом воспоминания.20 "Христос в революции", которая своими пространными описаниями Христа, сошедшего к революционным толпам и породнившегося "с разыгравшеюся бурею", по-своему предвосхищала финальные строки блоковских "Двенадцати", Демчинский предложил собственную трактовку событий 1905 года: революция -- результат органического "недомогания человечества", всплеск хаоса, зародыши которого заложены самим Творцом, поэтому Иисусу предопределено погрузиться "в самую кровь и стоны нашей революции", он должен понять и принять свершающийся бунт: "Он снова примешивается к жизни земли, хотя бы потому, что в Нем Самом живет потребность войти в эти страдания, а не созерцать их издалека"; "... именно в разгар революции пребывание Христа сказывается с наибольшей ясностью, потому что только Его сила, незаметно повсюду развеянная, облагораживает революцию, уменьшая ее животное остервенение и сдерживая ее разгул, который не имел бы границ без благотворного влияния вечно звучащих идей Христа".21 Весьма вероятно, что "вольфильский" доклад Демчинского "Пути Христа" представлял собой новые вариации тех же положений применительно уже к несопоставимо более сокрушительным общественным катаклизмам; в "Вольфиле" им был прочитан также доклад "Возмездие за культуру" (3 октября 1920 года).22 Конкретными геополитическими задачами руководствовался Демчинский в книге "Россия в Манчжурии", в которой пытался согласовать установки колониальной политики России с принципами социального дарвинизма; анализируя обстоятельства соперничества России и Японии во влиянии на Манчжурию, он заключал, что в дальневосточной политике России уловлена "тайна победы, лишенной насилия, а потому наиболее прочной".23 Государственными идеями Демчинский руководствовался и в публицистическом очерке "Сокровенный смысл войны"; смысл мировой войны виделся ему в противостоянии России, сочетающей государственную мощь Запада и духовность Востока, и Германии, совершеннейшей из стран с точки зрения западной культуры и тем самым концентрирующей в себе все негативные аспекты этой культуры. Своего рода вариациями излюбленных и постоянных идей Леонтьева оказываются рассуждения Демчинского о западном утилитаризме и рационализме, о стремлении западной культуры к тому, "чтобы радуга красок погасла в серой однотонности": "Все смешать, все привести к общему уровню, на всех одеть пиджак, -- такова была цель Запада, его мировая миссия".24
Алексей Александрович Чебышев-Дмитриев (7--1942) -- преподаватель математики; постоянный участник заседаний "Вольфилы", представлявший в ней отдел философии точных наук, руководитель "вольфильского" кружка "Введение в философию математики"; выступал в "Вольфиле" с докладами "Время и бессмертие" (28 ноября 1920 года), "Не герои: (О русском народе)" (21 августа 1921 года), "Самоистребители и Достоевский" (26 октября 1921 года), участвовал в беседе на тему "Исповедь Ставрогина" (24 сентября 1922 года), в заседании "Три года: (Идея и опыт Вольфилы)" (12 ноября 1922 года).25 "Вольфиле" Н. И. Гаген-Торн приводит его слова: "Недавно я пришел в Вольфилу и уже не могу оторваться от этого приюта свободной мысли, от этого оазиса... Всем присутствующим я должен сказать: в Вольфиле нам дана возможность героизма, творческого духа".26
Дмитрий Михайлович Пинес (1891--1937) -- библиограф, историк литературы, издательский работник; библиотекарь и секретарь (1922--1924) "Вольфилы", один из основных организаторов деятельности Ассоциации в последние три года ее существования. По словам той же Н. И. Гаген-Торн, "Дмитрий Михайлович был сердцем Вольфилы. Мягкое сердце, но непреклонная справедливость".27 Политический единомышленник Иванова-Разумника (Пинес в 1917--1918 годах был левым эсером), в 1920-е годы он стал и ближайшим помощником в его литературных делах: ими совместно были подготовлены "Записки о моей жизни" Н. И. Греча (М.; Л.: Academia, 1930), Пинес помогал Иванову-Разумнику и в работе над первыми томами Собрания сочинений А. Блока, печатавшегося с 1932 года в Издательстве писателей в Ленинграде. Арестовывали Пинеса неоднократно: в 1920 году (9 месяцев в заключении), в 1929 году (2 месяца под арестом), в 1933 году (приговор -- 2 года заключения); в последний раз его арестовали в Архангельске, где он отбывал ссылку, там же Пинес был расстрелян 27 октября 1937 года.28
О. А. Фриш. Каких-либо сведений о ней установить не удалось; в сохранившихся бумагах, регистрирующих участников "Вольфилы", это имя не фигурирует.29
Яков И. Гордин (1897--1947) -- философ; член-соревнователь "Вольфилы" и активный участник ее заседаний, в том числе бесед на темы "Исповедь Ставрогина" (24 сентября 1922 года), "Три года: (Идея и опыт Вольфилы)" (12 ноября 1922 года), "Проблема индивидуальности", "Беседа о мудрости" (первая половина 1923 года); выступал в "Вольфиле" с докладами "Максимализм и идея конца" (30 апреля 1922 года), "Людвиг Фейербах: (К 50-летию со дня смерти)" (3 декабря 1922 года), "Любовь у Белинского и Станкевича" (первая половина 1923 года), "Памяти П. Л. Лаврова" (июнь 1923 года).30 31
Николай Михайлович Коялович (1889--1941) -- выпускник социально-экономического факультета Петроградского университета в 1920 году, затем преподаватель философии и политической экономии в ленинградских вузах, специалист в области философии науки;32 "Вольфиле" были объявлены его кружки "Логические учения", "Психология", "Пограничные вопросы теории познания".
Председательствующий -- Конст. Эрберг (настоящее имя Константин Александрович Сюннерберг; 1871--1942) -- теоретик искусства, художественный критик, поэт, переводчик; один из учредителей "Вольфилы" и активнейших ее участников.33 В шуточной поэме "Вольфила" (ноябрь 1922 года) Эрберг воссоздал атмосферу заседаний и дал выразительные портреты многих "вольфильцев", в том числе и участников заседания 13 ноября 1921 года -- Иванова-Разумника, Д. М. Пинеса, Я. И. Гордина, А. А. Чебышева-Дмитриева, Б. Н. Демчинского, H. M. Кояловича.34
Текст доклада Иванова-Разумника "Достоевский, К. Леонтьев и идея всемирной революции" и выступлений по нему печатается по машинописи (расшифровка стенограммы), сохранившейся в его архиве (ИРЛИ, ф. 70, оп. 1, ед. хр. 151, 152). В машинописный текст Иванов-Разумник внес единичные исправления, но не довел работу до конца;35 вследствие незавершенности правки в тексте наличествуют смысловые неувязки, повторы, стилевые шероховатости и прочие признаки стенографической фиксации устных импровизированных выступлений.
1 Из многих работ последних лет, затрагивающих историю "Вольфилы", укажем прежде всего очерк В. Г. Белоуса "Петроградская Вольная философская ассоциация (1919--1924) -- антитоталитарный эксперимент в коммунистической стране" (М., 1997) и публикацию Е. В. Ивановой "Вольная философская ассоциация. Труды и дни" (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1992 год. СПб., 1996. С. 3--77), включающую подробную хронику деятельности "Вольфилы".
2 См.: Андрей Белый -- председатель Вольной философской ассоциации (Вольфилы) // Вопросы философии. 1996. No 10. С. 113-122.
3 Штейнберг А. Друзья моих ранних лет (1911--1928) / Подгот. текста, пос-лесл. и примеч. Ж. Нива. Париж, 1991. С. 27.
4 ИРЛИ, ф. 79, оп. 5, ед. хр. 12, л. 3.
5 "Вольфила" // Жизнь. 1922. No 1. С. 174--175. Согласно убедительной атрибуции В. Г. Белоуса (см.: Вопросы философии. 1996. No 10. С. 115), цитируемая анонимная заметка была написана Андреем Белым.
6 См.: Иванова Е. В. Вольная философская ассоциация. С. 46--48. А. З. Штейнберг вспоминает в этой связи: "Мы решили, ни больше ни меньше, в течение целого месяца ежедневно проводить не только дневные открытые заседания, начинавшиеся обычно часа в три и затягивавшиеся до поздних сумерек, но и вечерние. Было прочитано, не берусь точно сказать, больше двадцати докладов" (Штейнберг А.
7 По стенограмме заседания, сохранившейся в архиве Иванова-Разумника, текст опубликован В. Г. Белоусом, см.: Вопросы философии. 1994. No 9. С. 184-- 196.
8 Доклад опубликован по стенограмме, сохранившейся в архиве Иванова-Разумника, см.: Неизвестный доклад О. Форш / Публ. Е. В. Ивановой //
9 Достоевский (Однодневная газета Русского библиологического общества. 30 октября 1821--30 октября (12 ноября) 1921. С. 32--33). В цитируемом тексте хроникального сообщения исправлены некоторые ошибочные написания.
10 Друзья моих ранних лет. С. 67.
11 О судьбе архива Иванова-Разумника см.: Лавров А. В. Рукописный архив Андрея Белого в Пушкинском Доме / Максимов Д. Спасенный архив // Огонек. 1982. No 49. С. 19.
12 Тема их идейного противостояния в подробностях раскрыта в ст.: БуданоДостоевский и Константин Леонтьев // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1991. Т. 9. С. 199--222; Бочаров С. Г. Леонтьев и Достоевский // Там же. Т. 12. См. также: К. Леонтьев и Ф. Достоевский: Спор о христианском идеале // Ф. М. Достоевский и национальная культура. Челябинск, 1996. Вып. 2. С. 142--163; Сивак А. Ф.
13 См: Иванов-Разумник. История русской общественной мысли: В 3-х т. М., 1997. Т. 2: С. 303-387.
14 Дурылин С. Н. В своем углу: Из старых тетрадей. М., 1991. С. 234 (запись от 19 марта 1926 г.).
15 Мракобесие // Новое русское слово. 1957. 19 мая.
16 О Губере как одном из авторов литературной мистификации -- сборника стихов Аркадия Фырина "Голова Медузы" (СПб.: Богема, 1910) см.: Тименчик Р. Д. Тынянов и "литературная культура" 1910-х годов // Тыняновский сборник. Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 161--163.
17 (Краткая литературная энциклопедия. М., 1964. Т. 2. Стб. 429) указана другая дата смерти: 13. IV. 1941; она же повторена в справке о Губере в кн.: Писатели Ленинграда: Биобиблиографический справочник. 1934--1981 / Авторы-сост. В. Бахтин, А. Лурье. Л., 1982. С. 100.
18 Летопись Дома литераторов. 1921. 15 ноября. No 2. С. 5.
19 Страницы воспоминаний Константина Леонтьева / Ред. и предисл. П. К. Губера. СПб.: Парфенон, 1922. С. 5-6.
20 См : Демчинский Б. Н. "Яснополянские записки" Д. П. Маковицкого. М., 1979. Кн. 2. С 465. См. также биографическую справку о Демчинском В. Г. Белоуса (Вопросы философии. 1996. No 10. С. 121).
21 Демчинский Б. Христос в революции: (Фантазия). СПб., 1907. С. 62, 19, 26, 76, 78.
22 Иванова Е. В. Вольная философская ассоциация. С. 41, 52. Этот доклад Демчинского лег в основу его книги "Возмездие за культуру: (Движение к общемировому голоду)" (Пг., 1923), представлявшей собой своего рода экологическую антиутопию с использованием данных агрономии, лабораторных и полевых опытов.
23 Россия в Манчжурии: (По неопубликованным документам). СПб., 1908. С. 170.
24 Демчинский Б. Сокровенный смысл войны. Пг., 1915. С. 36, 37.
25 Иванова Е. В.
26 Гаген-Торн Н. И. Вольфила: Вольно-философская ассоциация в Ленинграде в 1920-1922 гг. / Публ. Г. Ю. Гаген-Торн / Вопросы философии. 1990. No 4. С. 102.
27 Там же. С. 91.
28 "De profundis" (Письма Д. М. Пинеса к А. Н. Римскому-Корсакову) / Публ. М. Д. Эльзона I Историко-библиографические исследования. СПб., 1994. Вып. 4. С. 129--157; Любимов И. Неувядаемый цвет: Главы из воспоминаний // Дружба народов. 1993. No 7. С. 106--112; Письма Андрея Белого Д. М. Пинесу / Публ. Дж. Малмстада / Спивак М. Л. Письма Д. М. Пинеса Андрею Белому // Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре. СПб., 1996. С. 28--34; Дойков Ю. В. Белоус В. Г. "Ближайший и многолетний сотрудник мой по историко-литературным работам": О Дмитрии Михайловиче Пинесе (1891--1937) // Иванов-Разумник. Личность. Творчество. Роль в культуре: Публикации и исследования. СПб., [1998). Вып. 2. С. 217-227.
29 Правомерно предположить, что в машинописи искаженно воспроизведены инициалы и фамилия писательницы и активной участницы "вольфильских" заседаний Ольги Дмитриевны Форш (1873--1961), однако в таком случае совершенно непонятно, почему Иванов-Разумник, просматривая этот текст, не внес в него соответствующих исправлений.
30 Вольная философская ассоциация. С. 54, 56--59.
31 См.: Gordin J. Ecrits: Le renouveau de la pensИe juive en France. Paris, 1995.
32
33 См. о нем: Эрберг Конст. (Сюннерберг К. А.). Воспоминания / Публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л., 1979. С. 99--146; Белоус В. Г. "иннормист": (К портретам "вольфильцев") // Вопросы философии. 1994. No 5. С. 101--105; Заблоцкая А. Е. Конст. Эрберг в научно-теоретической секции ТЕО Наркомпроса (1918--1919) // Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1996. No 20. С. 389-403.
34 См.: Вольфила / Публ., примеч. В. Г. Белоуса // Литературное обозрение. 1995. No 4/5. С. 105-111.
35 "Не исправлено! Масса ерунды! ИР", "Попробовал слегка исправить. ИР" (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 152, л. 1).