Б. Н. Тихомиров
ЗАГАДКА ИСЧЕЗНУВШИХ РУКОПИСЕЙ "БРАТЬЕВ КАРАМАЗОВЫХ"
(факты и гипотезы)
Известно, что до 1917 г. в богатейшем собрании автографов Ф. М. Достоевского, бережно сохраняемых его вдовой Анной Григорьевной, наряду с творческими материалами романов "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и других произведений также находились и рукописи "Братьев Карамазовых" - черновая, в одном переплетенном томе, содержащем подготовительные материалы к роману, и беловая -разделенная на два тома, общим объемом свыше 900 страниц1. После революции судьба большинства творческих рукописей Достоевского сложилась непросто, но в конечном счете более или менее благополучно, и сейчас почти все они находятся в государственных хранилищах: в Российском государственном архиве литературы и искусства, в рукописном отделе Российской государственной библиотеки в Москве и в Пушкинском Доме в Петербурге. Но вот местонахождение рукописей "Братьев Карамазовых" на протяжении более 85 лет остается одной из наиболее волнующих загадок, тревожащих умы исследователей наследия великого писателя. Время от времени появляются отдельные публикации, сообщаются разрозненные факты, высказываются более или менее аргументированные гипотезы2. Но - куда сгинули бесценные автографы в водовороте революционных событий, определенно сегодня не может сказать никто.
Тайна исчезнувших рукописей романа "Братья Карамазовы" не будет раскрыта и в настоящей статье. Но целостная картина состояния документальных источников по этому вопросу, мотивированные варианты возможных направлений поиска будут представлены достаточно полно. Причем речь пойдет не только о судьбе автографов Достоевского, но также - оторвать одно от другого невозможно - и о судьбах вдовы и потомков гениального писателя в бурном и трагическом для России XX веке.
Одно из первых документальных свидетельств о местонахождении и судьбе рукописей "Братьев Карамазовых" содержится в Завещательной тетради вдовы писателя Анны Григорьевны, названной ею "En cas de ma mort ou d'une maladie grave"3, где в годовщину смерти Достоевского она сделала такую памятную запись:
"Сегодня 28 января 1909 года, вечно печальный для меня день смерти моего дорогого мужа. Сегодня же, 28 января, исполнился ровно год второму моему внуку Андрею. Совпадения дня рождения Андрюши с днем кончины Федора Михайловича я считаю знаменательным. Кто знает, может быть, этому мальчику суждено будет наследовать талант своего знаменитого деда и своею деятельностью продолжить славу его имени. Мне хотелось бы чем-либо ознаменовать сегодняшний день, и я решила передать в собственность, то есть подарить, моим внукам Федору и Андрею Достоевским все имеющиеся у меня записные книги моего покойного мужа Феодора Михайловича, когда-то мне им подаренные, о чем и делаю надписи на каждой записной книге"4.
Двенадцать рабочих тетрадей писателя с подготовительными материалами к его романам и "Дневнику писателя" на момент дарения находились у Анны Григорьевны дома, в ящиках рабочего стола и делового шкафа. На внутренней стороне обложки каждой из них она тождественно повторила дарственную надпись: "Эта записная книга Ф. М. Достоевского подарена мною внукам моим Федору и Андрею Достоевским 28 января 1909 года. А. Достоевская"5. О двух рабочих тетрадях, которые в это время хранились в других местах, вдова писателя сделала в завещательной тетради специальную запись: "Дарю им также и записную книгу с материалами для ром(ана) "Подросток", находящуюся в сундуке Московского) Историч(еского) Музея, равно как и записную книгу, закл(ючающую) материалы к р(оману) "Бр(атья) Карамазовы" и хранящуюся в Госуд(арственном) Банке по квит(анции) № 2511 от 4 июня 1899 года"6. Эта запись - первое раннее документальное свидетельство о местонахождении черновой рукописи "Братьев Карамазовых".
А беловая рукопись? Она еще раньше также была подарена Анной Григорьевной внуку Федику (за два года до рождения Андрея), о чем в той же завещательной тетради сделана отдельная памятная запись: "Прошу моих наследников обратить внимание на нижеследующее: Рукопись ром(ана) "Братья Карамазовы", состоящая из двух больших томов или тетрадей (Часть первая - 439 стр(аниц). Часть вторая - 465 страниц), подарена мною в апреле 1906 года моему первому внуку Федику Достоевскому как воспоминание о его деде и бабушке.
25 апр<еля> 1906 г. А. Достоевская"7.
Внуку Федику в этот момент только-только исполнилось девять месяцев. Чтобы дар не остался только символическим актом, в следующем, 1907 г., 17 февраля, Анна Григорьевна также помещает беловую рукопись "Карамазовых" в сейф Государственного банка, а через два дня, 19 февраля, банковскую расписку за № 1030283 отправляет заказным письмом на имя своей невестки, матери Федика - Е. П. Достоевской8. С этого момента Екатерина Петровна становится если не владелицей, то до достижения ее старшим сыном совершеннолетия - распорядительницей драгоценного автографа9. Впрочем, до своего совершеннолетия Федику Достоевскому не суждено будет дожить: в октябре 1921 г. в Крыму он умрет в шестнадцатилетнем возрасте от тифа, осложненного менингитом. Но это будет уже после революции и гражданской войны. А вплоть до потрясений 1917 г. и черновая, и беловая рукописи "Братьев Карамазовых" преспокойно пребывают либо в несгораемых банковских сейфах, либо на домашнем хранении в семье Достоевских. Во всяком случае, у нас нет документальных данных, позволяющих высказывать иные предположения.
Все меняет роковой 1917-й.
заниматься разбором и подготовкой к печати материалов из архива Достоевского10. Опубликовать наиболее ценное из творческих рукописей мужа - ее самая заветная мечта. Но события Февральской революции лишают пожилую женщину необходимого для работы покоя: 28 февраля 1917 г. революционные рабочие ворвались в здание Сестрорец-кого курорта и буквально перевернули вверх дном все номера в поисках царских министров Макарова и Протопопова. В марте 1917 г. Анна Григорьевна принимает решение покинуть Петроград и перебраться на Северный Кавказ, где недалеко от Адлера ею в 1913 г. был приобретен участок, на котором она построила дачу и разбила фруктовый сад. Имение это она завещала своим внукам Андрюше и Федику и назвала его Отрада. Точная дата отъезда вдовы писателя на юг неизвестна, но 5 апреля в Петрограде ее невестка Е. П. Достоевская, которая с детьми также собирается вскоре выехать на Кавказ11, уже получает от Анны Григорьевны письмо из Туапсе12.
В Отраде Анна Григорьевна планирует продолжить работу над архивом Достоевского, поэтому берет с собой на юг (частью в поезд, частью отправив по почте) какие-то рукописные материалы. Какие именно, требует специального изучения, поскольку часть архива, по-видимому, находилась на адлерской даче со времени прежних приездов, когда Анна Григорьевна более чем по полгода - обычно с апреля по ноябрь - проводила на Кавказе.
Последний год жизни А. Г. Достоевской, с лета 1917 по лето 1918 г., - печальная, щемящая душу повесть. Укрыться от потрясений революционного времени за заборчиком кавказской дачи вдове писателя не удалось. На побывку из армии пришел сторож и садовник в имении Анны Григорьевны Тимофей Овчар. На волне революционной митинговщины он начал "раскулачивать" хозяйку: заявлял, что всё в имении принадлежит ему как "трудящемуся народу", угрожал пожилой женщине физической расправой, подкарауливал в саду и т. п. С другой стороны, началась изнуряющая организм малярия. Надо было срочно менять климат. В начале двадцатых чисел августа А. Г. Достоевская вынуждена была покинуть Отраду. Добравшись до Туапсе, она затем морем, - но, по-видимому, отнюдь не сразу - отправилась в Ялту, где еще с 1880-х годов на Чайной улице у нее также был свой домик. Что из архива Достоевского взяла она с собой в эту поездку, а что осталось либо в потайных хранилищах, либо под присмотром верной прислуги на адлерской даче, также требует дополнительных разысканий. Но известно, что по дороге в Ялту Анна Григорьевна серьезно разболелась, возможно, с ней даже случился удар и какое-то время она находилась в беспамятстве...
"История болезни" А. Г. Достоевской во время ее переезда в августе-сентябре 1917 г. из Туапсе в Крым и позднее - уже в Ялте - требует серьезного изучения. В письме В. Л. Комарови-чу от 18 ноября 1917 г. Анна Григорьевна писала: "Из Адлера (где нечего было есть) я в конце августа переехала в Ялту; но переезд мой длился 22 дня (всё дорогой хворала) и закончился серьезною внутреннею болезнью: я два месяца пролежала в постели, из них 2-3 недели в забытьи"13. Из этого письма как будто можно заключить, что, хотя серьезная болезнь началась еще в дороге (а приступы малярии мучили вдову писателя еще на даче, в Отраде), обострение ее, сопровождавшееся беспамятством, произошло уже в Ялте. Аналогичным образом можно понять и слова Анны Григорьевны в ее письме к сыну Федору Федоровичу от 15 октября 1917 г.: "Милый, дорогой сын Федя, 17-го [октября] будет ровно 1 месяц, как я слегла, и я до сих пор еще в постели. Оказывается, что у меня была закупорка головных сосудов и оттого было и беспамятство..."14. Но невестка А. Г. Достоевской Екатерина Петровна, которая рассталась со свекровью в Туапсе 22 августа 1917 г. и в эти тревожные месяцы была с ней в переписке15, позже, вспоминая обстоятельства последнего года жизни Анны Григорьевны, свидетельствует, что "по пути, в Симферополе, у нее (А. Г. Достоевской. - Б. Т.) был первый удар"16. Действительно, 22 дня, проведенные Анной Григорьевной где-то между выездом из Отрады "в Симферополе"; но, возможно, что еще прежде начало болезни задержало А. Г. Достоевскую в Туапсе.
Когда чуть далее мы столкнемся с проблемой: при каких обстоятельствах значительная часть архива писателя после смерти его вдовы окажется на Кавказе в чужих руках? - не будем сбрасывать со счета и возможности исчезновения бесценных рукописей именно в эти дни дорожной болезни А. Г. Достоевской. Впрочем, для точности отмечу, что в письмах, которые вдова писателя осенью 1917 г., по приезде в Ялту, несколько оправившись от болезни, пишет сыну Федору Федоровичу, нет никаких следов, даже косвенных, позволяющих предполагать, что во время переезда что-то из ее багажа было похищено, пропало. Равно в переписке нет следов и того, что Анна Григорьевна передала архив на хранение каким-то третьим лицам. Тем не менее Туапсе в дальнейших поисках рукописей "Братьев Карамазовых" будет фигурировать еще не однажды...
Спастись от революционных передряг не удалось и в Крыму. Одинокая, больная, терпя лишения и нужду, Анна Григорьевна до лета 1918 г. живет в Ялте сперва в отеле "Парк", а затем в гостинице "Франция" (обслуживать себя самостоятельно в собственном домике у нее уже не хватало сил). Но и в критической ситуации она продолжает работу над архивом Достоевского. Почтовая связь с близкими становится все менее и менее регулярной: в развороченной революционной бурей стране царят хаос и разруха, в Крыму в течение полугода несколько раз меняется власть - татарские националисты, большевики17, немцы18. В начале лета последние силы оставляют А. Г. Достоевскую: сопротивляться лишениям и болезни ее организм уже не может. В субботу 9/22 июня 1918 г. вдова писателя скончалась в номере гостиницы "Франция", вдали от родных и близких, в присутствии нескольких ялтинских знакомых, оказывавших в последние месяцы жизни помощь больной и одинокой женщине.
26 июня (нов. ст.) 1918 г. газета "Ялтинский голос" поместила лаконичную информацию: "Перенесение тела Анны Григорьевны Достоевской состоится в среду 26 июня в 5 часов вечера из нижней церкви в верхнюю в Александро-Невском соборе, и в 7 часов вечера будет панихида. В четверг 27 июня заупокойная литургия, отпевание". На следующий день та же газета известила об отмене отпевания - "до приезда родных".
Однако по условиям времени (гражданская война, немецкая оккупация) никто из родных оперативно приехать на похороны не смог. С ними велась какая-то переписка. А в это время запаянный цинковый гроб несколько месяцев стоял в церковном подвале. Сын Федор Федорович Достоевский, рискуя жизнью, с неимоверными сложностями пробравшись из Москвы через несколько фронтов, смог приехать в Ялту только через пять месяцев19. Как свидетельствуют официальные документы, Анна Григорьевна Достоевская была похоронена лишь 5/18 ноября 1918 г.20
Но, сделав это необходимое биографическое отступление, зададимся главным для нас вопросом: а где все эти пять месяцев до приезда наследников находился оставшийся в Ялте после смерти А. Г. Достоевской архив? У кого? Всё ли в полноте и исправности получил Ф. Ф. Достоевский, оформляя в ноябре-декабре 1918 г. документы по наследству?21
Имена некоторых близких к вдове Достоевского людей в по-. следние месяцы ее жизни мы знаем. Это Петр Петрович Суханов, которому особенно доверяла Анна Григорьевна, и его племянница Зинаида Ковригина, ухаживавшая за больной как медсестра и сиделка22. Это ялтинский домовладелец Михаил Иванович Филиппов, который предоставил свой фамильный склеп для погребения усопшей23. Но, кроме имен, об этих лицах нам мало что известно. И неизвестно главное - степень сохранности бесценного архива.
Неоднократно высказывались предположения, что, возможно, именно в эти пять месяцев из архива, оставшегося после смерти А. Г. Достоевской, были сделаны серьезные хищения. И возможно, наряду с другими материалами архива именно в это время пропала бывшая у Анны Григорьевны с собой на юге рукопись "Братьев Карамазовых".
Впрочем, манускрипт вполне мог пропасть и раньше. Выше уже упоминалось о длительном беспамятстве А. Г. Достоевской во время болезни осенью 1917 г. Но гипотеза о том, что пропажа могла случиться по дороге с Кавказа в Крым, основана на допущении, что вдова Достоевского везла автограф "Карамазовых" с собой из Адлера в Ялту. Однако рукопись могла остаться и в Отраде. Для такого предположения также есть серьезные основания. В таком случае приобретает исключительную важность имеющееся свидетельство о том, что спустя несколько месяцев после отъезда Анны Григорьевны в Крым, 2 февраля1918 г., ее адлерскую дачу обокрали грабители. Об этом сначала телеграммой, а затем письмом сообщает А. Г. Достоевской в Ялту ее верная прислуга Анастасия Бедюх24.
Правда, реакция Анны Григорьевны на это известие как будто заставляет сомневаться, что рукопись "Братьев Карамазовых" оставалась на даче. В ответном письме она больше всего сокрушается о том, что воры "украли самовар никелированный", а затем интересуется: «... разбит ли тот красный сундук, который находится в запертой комнате. Если разбит, то поищите между оставшимися вещами на обложке которых написаны слова: "Эмигрантка", на второй - "Бедные девушки", на третьей тетради имеется надпись: "Адвокатка". Все три тетт ради находились в мешке из сурового полотна. Еще хотелось бы знать (в случае, если сундук разбит), не сохранились ли в нем три записные небольшие книжки, в кожаных переплетах черного и коричневого цвета с замочками. Если бы эти шесть вещей, то есть три записные книжки и три тетради с надписями, сохранились, то я очень, очень прошу Вас взять их к себе в дом и сделать из них посылку и прислать эту посылку ко мне в Ялту"25. В этих строках речь идет о какой-то части оставшегося в Отраде архива. Но это явно не рукопись "Карамазовых"26. И тем не менее полностью отказываться от гипотезы о пропаже "Братьев Карамазовых" именно с адлерской дачи было бы преждевременно. Может быть, этот манускрипт был спрятан вдовой писателя более основательно, в каком-нибудь потайном месте, и поэтому в письме к А. Бедюх Анна Григорьевна не беспокоится о его судьбе? Бог весть, но у нас, повторю, вопреки приведенным данным, есть серьезные основания предполагать, что рукопись "Карамазовых" все-таки была оставлена на Кавказе.
Весной 1920 г., в бурное время завершения гражданской войны, на Северном Кавказе, как раз близ тех мест, где находилось имение А. Г. Достоевской Отрада, - в Туапсе, Сочи, Гаграх, - разыгралась буквально детективная история с сенсационной находкой, а затем похищением "двух пудов рукописей Достоевского". Документы, свидетельствующие об этом, - правда, разрозненные и не позволяющие представить картину событий в сколь-нибудь достаточной полноте, - первой обнаружила еще в 1983 г. в Центральном государственном архиве Грузии Г. Л. Боград27. В одном из них, озаглавленном "От представительства Комитета освобождения Черноморья28 ", читаем: "В начале марта т(екущего) [1920] г(ода) в Туапсе, у пытавшегося проехать в Сочи без пропуска поручика Вронского были отобраны представителем революционно-следственной комиссии К. О. Ч. подлинные рукописи Ф. М. Достоевского (в количестве около двух пудов), его личные и общественные письма, авторские заметки и т. д.
Рукописи эти были захвачены, по удостоверению заведующего отделом революционно-следственной комиссии Черноморья Г. Д. Алшибая, сотрудником той же комиссии Иваном Александровичем Канделаки и увезены им в Гагры с целями, как явствует из последующего, - не имеющими общего ни с элементарной порядочностью, ни с уважением к воле родственников великого русского писателя о передаче всех рукописей в петербургский музей имени Ф. М. Достоевского. (...)
Представительство К. О. Ч. располагает абсолютными доказательствами подлинности всех (в семи больших переплетенных томах, не считая обширной переписки, бесконечных заметок, проектов, набросков и собственноручных записей Ф. М. Достоевского) рукописей писателя. (...)
Представительство К. О. Ч. настоящим доводит до сведения властей Грузии, на территории которой в Гаграх находится Канделаки и все похищенные рукописи, что ожидает исключительных мер по задержанию преступников, розыску рукописей и передаче их Представительству. (...)
Тифлис, 8 мая 1920 года"29.
В другом документе, представляющем собой "Докладную записку заведующего особым отделом и коменданта Ревследко-ма Г. Д. Алшибая", сообщается: "Комитетом Освобождения Черноморской губернии 28 марта с(его) г(ода) [я] был командирован из Сочи в Грузию для розыска и ареста бывшего сотрудника Ревследкома И. Канделаки, похитившего рукописи Ф. М. Достоевского, каковые были сотрудником Ревследкома отобраны при обыске у кого-то и хранились в Ревследкоме. (...) в конце концов мне удалось его разыскать, который дал словесное показание, что рукописи эти у него находились и что он оставил их в Гаграх для передачи М. Ломджария - что рукописи эти были отобраны у пор(учика) Вронского. Имея в виду, что показание Вронского могло иметь для дела весьма большое значение, я разыскал и его и снял с него показание. Несколько писем (Достоевского. - Б. Т.) при первой же встрече передал мне сам Канделаки. (...) Произведенное мною дознание и рукописи, отобранные от Канделаки (т. е. названные письма Достоевского. - Б. Т.), и самого Канделаки я Вам представляю на дальнейшее распоряжение.
Г. Алшибая.
19 / IV - <19>20 г. Гагры 30.
Документы свидетельствуют, что задержанный Канделаки, "мистифицируя официальных уполномоченных Комитета ссылками на третьих лиц, которым якобы поручено хранение рукописей", заявил, что «он рукописей не отдаст и даже не остановится, если его к "этому вынудят", перед их сожжением»31. Переговоры с похитителем, очевидно, зашли в тупик, и сам Канделаки, как можно заключить из сопоставления процитированных документов, из рук представителей К. О. Ч., которые действовали на чужой, грузинской, территории, ускользнул. "Страшно подумать, -читаем в итоговом документе, Официальном сообщении Представительства К. О. Ч. в Грузии, - что все это бесценное богатство, которое заключается в двух пудах рукописей одного из величайших писателей мира, (...) исчезнет навсегда для России и человечества только в результате изуверства жалкого шантажиста"32.
Погони, аресты, допросы, переписка по этому вопросу к лету 1920 г. закончились ничем: "кавказская" часть архива Достоевского оказалась утраченной. Однако летом 1921 г. похитители обратились к правительству РСФСР с предложением выкупить у них похищенный архив писателя. Вот как об этом сообщалось в печати, со ссылкой на выступление зам. наркома просвещения М. Н. Покровского на собрании научной общественности в Государственном историческом музее: «... Другая часть (архива Достоевского. - Б. Т.), по имеющимся сведениям, пропала на Кавказе, где у А. Г. Достоевской была своя дача, в частные руки - здесь имеется восемь томов рукописей, в том числе 1(-я) и 2(-я) часть "Бесов", "Братья Карамазовы" и мног(ие) другие, письма Достоевского второй жене (162), дневники, письма к Достоевскому; также мемуары Анны Григорьевны, составленные в значительной) части по ее же стенографическим записям бесед с Ф. М. Достоевским разных лиц; записи эти делались ею иногда из соседней комнаты с кабинетом Ф. М. - Как сообщил М. Н. Покровский, правительство уже принимает шаги к возвращению этого богатства в Москву. Прошлым летом лицо, овладевшее всем этим, предлагало советскому правительству продать бумаги Достоевского за 12 миллионов рублей, правительство от покупки этого достояния республики же отказалось и надеется вернуть его иными путями»33.
Эта публикация фактически оказывается свидетельством того, что рукопись "Братьев Карамазовых", действительно, в послереволюционные годы находилась среди других материалов похищенного архива на Северном Кавказе. Заслуживает внимания и уточняющая оговорка М. Н. Покровского о том, что на Северном Кавказе "у А. Г. Достоевской была своя дача". Очевидно, об этом упоминалось в документах, с которыми похитители обратились к Советскому правительству?34 Как будто свидетельствуют о том же и иные, недавно попавшие в мое распоряжение документы. Первый из них - Мандат, выданный 19 марта 1920 г. учителю Ф. Г. Мурзе Отделом народного образования все того же Комитета Освобождения Черноморской губернии:
"Отдел народного образования командирует Ф. Г. Мурзу для обследования на участке № 50 библиотеки и вещей Достоевского и, если понадобится в целях сохранения этих последних, для принятия мер по охране самого участка и жилых на нем строений.
Властей и частных лиц просят оказывать учителю Ф. Мурзе всевозможное содействие"35.
В Официальном сообщении Комитета Освобождения Черно-морья задержание в Туапсе поручика Вронского неопределенно датировано началом марта 1920 г. Ф. Г. Мурза командируется на адлерскую дачу для обследования "библиотеки и вещей Достоевского" 19 марта того же года. Очевидно, что между двумя этими событиями существует прямая связь. Напрашивается вывод, что на первичном допросе в Ревследкоме Вронский, видимо, и указал на то, что "два пуда рукописей Достоевского" каким-то образом попали в его руки с дачи А. Г. Достоевской. Во всяком случае, дача, так или иначе, как-то фигурировала в его показаниях. Это и заставило представителей Комитета предпринять определенные шаги.
Каковы были результаты расследования Ф. Мурзы, мы не знаем. Его отчета, подобного тому, который составил после командировки в Грузию Г. Алшибая, в нашем распоряжении нет. Но некоторые косвенные данные существуют и здесь. Они содержатся еще в одном документе, который одновременно с предыдущими попал в мое распоряжение. Это датированное 20 сентября 1929 г. ходатайство на имя прокурора 3 участка Черноморского) округа Соч(инского) райисполкома о возбуждении расследования "о расхищении гр. Овчаром ценного госимущества" - тем самым Тимофеем Овчаром, который с 1912 г. служил дворником на адлерской даче Анны Григорьевны и был причиной ее бегства оттуда летом 1917 г. в Крым. Оказывается Т. Овчар после отъезда, а затем и смерти хозяйки незаконно завладел Отрадой и в течение более десяти лет являлся ее владельцем. В 1929 г. Земельным отделом Сочинского райисполкома было возбуждено дело о незаконном владении Овчаром этим земельным участком. Но в указанном ходатайстве, подписанном зав. РайЗО Алхимовым, содержатся и более любопытные сведения. В частности, там сообщается: "В 1928 году РайЗО выяснило, (...) что, будучи сторожем у писателя Достоевского и воспользовавшись переходным временем гражданской войны, гр. ОВЧАР расхитил ценную обстановку, библиотеку и рукописи писателя Достоевского..."36. Надо заметить, что гражданская война в этом регионе закончилась установлением советской власти весной 1920 г. Как будто до марта 1920 г. (командировка Ф. Мурзы) никакие местные властные структуры и понятия не имели о существовании дачи Анны Григорьевны. Напрашивается вывод, что о причастности Т. Овчара к расхищению "имущества писателя Достоевского" в "переходное время гражданской войны" задним числом, спустя несколько лет, возможно было "выяснить" именно из материалов, отражающих результаты командировки в марте 1920 г. на адлерскую дачу учителя Ф. Мурзы.
Впрочем, Тимофею Овчару, видимо, удалось уйти от возмездия. Возможно, его обвинение в расхищении оставшегося на даче имущества строилось не на очень твердых основаниях. В административном деле Т. Овчара имеется его объяснительная по этому вопросу, где он излагает свою, противоположную версию событий: "(...) После революции, когда участок был брошен, я со своей семьей продолжал на нем жить и его обрабатывать. Таким образом удалось сохранить дом от расхищения и разрушения. (...) По распоряжению председателя Адлерского революционного комитета Ивана Карпухина в 1926 году большая часть обстановки дачи и вся библиотека были переданы мной Владимиру Чудову. Ему было поручено доставить все это в административный центр Северо-Кавказского края город Ростов-на-Дону. У меня имеется расписка Владимира Чудова..." Напротив этого места чьей-то рукой сделана пометка, что расписка и впрямь представлена, но никакие вещи, книги, документы с дачи жены Федора Достоевского в Ростов-на-Дону не доставлялись37. Так ничем заканчивается и этот след. Для точности замечу, что о "рукописях писателя Достоевского" в приведенных документах говорится лишь единственный раз - в ходатайстве на имя прокурора за подписью зав. РайЗО Алхимова, но в другом месте этого же документа Алхимов настаивает на "предъявлении к гр. Овчару иска об убытках, причиненных Государству расхищением библиотеки, мебели, и проч. имущества [Достоевских]". О рукописях здесь уже не упоминается. Так что существование какой-то связи между дворником Овчаром и поручиком Вронским остается лишь рабочей гипотезой.
Можно попытаться и иначе объяснить, каким образом "два пуда рукописей Достоевского" попали к поручику Вронскому. Г. Л. Боград сделала любопытное наблюдение: "Фамилия Вронский фигурирует среди жителей Старой Руссы, где Достоевские имели свой дом". А правнук писателя Д. А. Достоевский сообщил мне, что, по его данным, некий Вронский был даже "ухажером" сестры его деда Любови Федоровны Достоевской. Если это так, то "не исключено, что 70-летняя больная вдова Достоевского, уезжая в Крым, поручила заботу об оставленном архиве мужа Вронскому, - вероятно, старому знакомому и надежному человеку"38"мистифицировал официальных уполномоченных Комитета (имеется в виду Г. Алшибая. - Б. Т.) ссылками на третьих лиц, которым якобы поручено хранение рукописей". "Может, это и так, -продолжает исследовательница. - А может, Канделаки хотел помочь Вронскому выполнить поручение Анны Григорьевны, по крайней мере на первых порах?"39. Отметим, кстати, что, разыскав и допросив в Гаграх Канделаки, Г. Алшибая, как он сообщает в своем отчете, там же знакомому человеку (Вронскому), как кажется, позволяет ответить и на другой возникший выше вопрос: почему она не беспокоится об оставшемся архиве, получив в феврале 1918 г. сообщение, что ее дача ограблена.
Кстати, судя по всему, именно эту версию - о добровольной передаче им Анной Григорьевной на хранение архива Достоевского выдвигали в переговорах с Советским правительством и сами кавказские похитители. Вот как эта версия была изложена в печати в 1925 г., когда часть материалов из Грузии будет у похитителей выкуплена и поступит в Москву, в Центрархив. В публикации осведомленного автора - секретаря Комиссии по научному описанию и изданию материалов о Достоевском при Цент-рархиве Н. Ф. Бельчикова читаем: "Документы, полученные из Тифлиса, - это материалы, оставшиеся в Сочи после покойной А. Г. Достоевской. Анна Григорьевна, проживавшая в Сочи во время разыгравшихся там революционных событий, спешно покинула Сочи, оставив свой архив в руках частных лиц, а последние перевезли его в Тифлис, откуда он в 1922 г. поступил в Центрархив"40. В этом благостном изложении нет ни ареста Вронского, ни бегства с рукописями Канделаки, ни погони за ними Алши-бая, ни угроз уничтожить архив, ни запрашиваемой баснословной суммы в 12 миллионов рублей и т. п. Очевидно, что версия эта исходит от похитителей и ей нельзя верить на слово. Нельзя верить, но безусловно надо принять к сведению.
сохранить бесценные манускрипты, может косвенно объяснить и еще одно странное свидетельство, которое стало мне известно также сравнительно недавно. 28 апреля 1943 г. в Румынии, в бухарестской литературной газете "Виаца", была опубликована обширная статья "Трагедия семьи Достоевских", написанная главным редактором "Виаца" Георгием Ганя, который в оккупированном немцами Симферополе встречался с Е. П. Достоевской и во многом изложил в статье полученные от нее сведения. Вот самое сенсационное и одновременно самое загадочное место этой статьи: «Оригиналы рукописей "Преступления и наказания" и "Братьев Карамазовых", а также 32 тома с черновыми набросками были подарены Федором Михайловичем сыну Федору Федоровичу, чтобы он в свою очередь подарил их своим детям. Все было положено в сейфы Сибирского банка. Наконец, когда бандиты (т. е. большевики. -Б. Т.) ограбили и этот банк, украв и часть рукописей, один из почитателей писателя сумел спасти и сохранить рукопись "Братьев Карамазовых" и несколько томов с набросками"41.
В статье Г. Ганя много фантастических преувеличений и тенденциозных измышлений, и все же просто отмахнуться от свидетельства, пусть и искаженного, полученного автором непосредственно от невестки и ближайшей помощницы Анны Григорьевны, было бы неверно. Дело в том, что у вдовы писателя действительно в дореволюционные годы был абонирован "безопасный ящик" для хранения документов в петербургском (петроградском) отделении Сибирского банка. В ее Завещательной тетради на этот счет сохранились вполне определенные свидетельства. На странице 208 этой тетради вдова писателя сделала памятную запись: "Безопасный ящик. 31 мая 1910 г. я заняла безопасный ящик за № 800 в Сибирском Торговом банке, получила два ключа и внесла в залог за ключи 25 рубелей) и плату за наем 8 руб(лей). 26 мая 1911 г. переменила безопасный) ящик № 800 на новый, более обширный за № 1009, за который) буду платить по 10 руб(лей)". На соседней странице подклеена банковская квитанция на ящик № 800 с перерегистрацией на ящик № 100942. Обращает внимание, что Анна Григорьевна значительно расширяет объем хранения в сейфе Сибирского банка. Что же там хранилось? Может быть, и действительно те рукописи, о которых мы узнаем со слов Г. Ганя?
"почитателем писателя", который «сумел спасти и сохранить рукопись "Братьев Карамазовых" и несколько томов с набросками», хранившиеся по этой версии до 1917 г. в Сибирском банке в Петрограде? И нет ли какой-нибудь "ниточки", связывавшей этого неизвестного с поручиком Вронским? Сегодня мы не располагаем никакими документальными материалами, позволяющими ответить на последний вопрос. Но для предположения о возможном имени таинственного "почитателя Достоевского", некоторые данные обнаружить удалось.
Находясь с 1913 г. за границей, Л. Ф. Достоевская, дочь писателя, по своим финансовым делам состояла в переписке с чиновником по особым поручениям Министерства финансов и одновременно помощником директора Сибирского банка (отдел по хранению ценностей) Николаем Васильевичем Славяновым. При его посредничестве в 1917 г., когда в условиях мировой войны денежные переводы из России в Европу были затруднены, Любовь Федоровна получала, именно через Сибирский банк, какие-то суммы в швейцарской валюте. Двоюродный брат Л. Ф. Достоевской Г. И. Сниткин, занимаясь в Петрограде ее денежными делами, лично общался с Н. В. Славяновым и, упоминая его в письме от 15 сентября 1917 г. в Ялту к Анне Григорьевне, сообщал: "... Он [Славянов] Лилю знает"43. Как знать, не был ли именно Н. В. Славянов тем "одним из высших царских чиновников Государственного банка", который, по гипотезе И. С. Зиль-берштейна44, мог изъять в 1917 г. из "безопасного ящика" Анны Григорьевны рукопись "Братьев Карамазовых". Упомянуть его имя в этой связи будет тем более правомочно, что как раз Н. В. Славянов заведовал в Сибирском Торговом банке отделом по хранению ценностей. В таком случае версия, изложенная Г. Ганя, получает под собою какую-то почву...
Однако вернемся к переговорам, которые в 1921 г. вело Советское правительство с кавказскими похитителями. Вопреки заверениям замнаркома просвещения М. Н. Покровского, "вернуть иными путями" похищенное не удалось. В конечном счете, спустя год, властями Закавказской Федерации, при посредстве третьих лиц45часть предлагаемых прежде рукописей, вскоре поступившая в Центрархив, в Москву. Среди возвращенного оказались варианты воспоминаний А. Г. Достоевской и две тетради ее дневников 1867 г., упомянутые выше копии писем Достоевского к жене и записная тетрадь к роману "Подросток", другие документы. Но рукописи "Братьев Карамазовых" (а также и двух частей "Бесов") среди этих материалов не оказалось. Здесь "кавказский след" в поисках бесценных автографов Достоевского обрывается окончательно.
Однако с потерей "кавказского следа" поиски автографа "Братьев Карамазовых" не останавливаются. Новые направления намечаются постановкой вопроса, который упустили из внимания мои предшественники, занимавшиеся разысканиями манускрипта. Какая "Карамазовых" оказалась в 1917 г. на юге и была похищенной в "переходное время гражданской войны" - беловая или черновая? И если в описанных событиях 1920-1922 гг. на Северном Кавказе фигурировала одна из них, то какова же судьба другой? Сам факт существования двух разных автографов и, следовательно, возможность совершенно различных обстоятельств их исчезновения не получили до сих пор должного осмысления. Так, например, Т. И. Орнатская, в полемике с И. С. Зильберштейном абсолютизируя приведенные выше данные "кавказской версии", категорически отвергает саму возможность иных направлений поиска: "По этой же самой причине, - пишет исследовательница, - оказывается несостоятельным и другое предположение И. С. Зильберштейна - о том, что рукопись могла быть увезена за границу "одним из высших царских чиновников Государственного банка"»46. Но почему же? Ведь если в 1917 г. у А. Г. Достоевской была с собой на юге черновая "Карамазовых" (ср. судьбу черновой рукописи "Подростка", выкупленной в 1922 г. у В. Мгалоблишвили), то вполне возможно отрабатывать "банковскую версию" (не обязательно в варианте, предложенном И. С. Зильберштейном) по отношению к беловому автографу.
"Братьев Карамазовых" (два переплетенных тома) была в 1907 г. помещена Анной Григорьевной на хранение в Государственный банк в Петербурге и банковская квитанция была отправлена заказным письмом ее невестке Екатерине Достоевской. В этой связи исключительное значение приобретает позднейшее свидетельство сестры Е. П. Достоевской - А. П. Фальц-Фейн, содержащееся в ее письме к А. Чезана от 19 ноября 1951 г.: «Мой жемчуг, мои бриллианты и прочее были в сейфе в Государственном банке в Петербурге - все было взято большевиками. В сейфе моей сестры находились рукописи - "Братья Карамазовы" и другие - большое богатство - всё в руках большевиков"47. С осени 1917 г. и до самой смерти в мае 1958 г. в Ментоне сестры Екатерина Петровна и Анна Петровна проживали совместно - обстоятельство, повышающее авторитетность приведенного свидетельства А. П. Фальц-Фейн. Таким образом, вопреки категорическому утверждению Т. И. Орнатской48, вплоть до 1917 г. беловая рукопись "Братьев Карамазовых", по-видимому, действительно хранилась в Государственном банке в Петрограде, а не была забрана оттуда А. Г. Достоевской еще до революции. С собой на юг Анна Григорьевна, очевидно, взяла черновую рукопись, возможно, в целях подготовки каких-то ее фрагментов к печати. Этот факт должен стать отправной точкой дальнейшего поиска.
Уже было сказано, что А. Г. Достоевская уехала на Кавказ из революционного Петрограда в конце марта или в самом начале апреле 1917 г. Е. П. Достоевская оставалась в столице до середины июня. Совсем недавно был опубликован важный документ, свидетельствующий, что после отъезда на юг Анны Григорьевны ее невестка, по поручению свекрови или сообразуясь с обстоятельствами (летом ожидался удар немецких войск в сторону Петрограда), занималась отправкой какой-то части архива Достоевских из столицы в Москву. Этот документ - "Распоряжение" А. Г. Достоевской, составленное в Ялте в конце 1917 - начале 1918 г. на случай ее смерти. В нем есть такие строки: "В случае моей смерти прошу моих наследников отправить этот пакет49 "50.
Любопытное само по себе, это свидетельство получает дополнительное значение при рассмотрении его совместно с другим документом, копия которого хранится в фонде Достоевского в РГАЛИ (ф. 212, оп. 3, ед. хр. 40). Это докладная записка директора Государственного исторического музея Н. М. Щекотова от 29 июля 1924 г., в которой он сообщает в вышестоящие органы, что невестка А. Г. Достоевской, мать единственного внука писателя - Екатерина Петровна Достоевская обратилась в дирекцию Музея с требованием возвратить ей "те материалы Достоевского, которые были эвакуированы из Петрограда в Москву из-за опасения немецкого наступления (...) и переданы в Исторический музей". В числе архивных материалов, которые, по свидетельству Щекотова, требовала вернуть Е. П. Достоевская, названа и рукопись "Братьев Карамазовых". Директор музея рапортует начальству, что в предъявленном требовании заявительнице было отказано51; при этом в своей докладной записке он "глухо признает", что "часть перечисленных (Е. П. Достоевской. - материалов хранится в Историческом музее"52.
Два приведенных документа, как представляется, идеально дополняют и поясняют друг друга. Почему Е. П. Достоевская, у которой на руках должна была быть квитанция на хранение рукописи "Карамазовых" в сейфе петроградского банка, направляет требование о возврате ей автографа романа в Московский исторический музей? На основе приведенных данных ответ рождается сам собой: потому что она лично отправила эту рукопись, наряду с другими архивными материалами, весной 1917 г. из столицы в Москву. А категорический отказ на ее требование со стороны дирекции Музея через четверть века отзывается уже процитированным восклицанием в письме ее сестры к А. Чезана: "Все в руках большевиков!"53.
"Братьев Карамазовых", если ее след - в отличие от черновой - теряется не в тайных убежищах кавказских похитителей, а в стенах Государственного исторического музея? Готового ответа на этот вопрос, естественно, нет. Больше того, надо признать, что, приступая к его рассмотрению, мы неизбежно вступаем в область гипотез.
Среди "маргинальных" версий, к которым критически относится большинство исследователей, занимавшихся судьбой пропавших рукописей "Карамазовых", существует так называемая "цвейговская" версия, согласно которой манускрипт в межвоенные годы "купил за баснословную цену" австрийский писатель Стефан Цвейг. Наиболее основательная критика этой версии содержится в статье И. С. Зильберштейна "Новонайденные и забытые письма Достоевского" (§ VI. "Автографы Достоевского за рубежом")54. Я сам до последнего времени был вполне солидарен с аргументацией И. С. Зильберштейна55. Но постановка вопроса о дальнейшей судьбе белового автографа "Карамазовых", при допущении, что в 1917 г. рукопись оказалась в Московском историческом музее, а также некоторые дополнительные свидетельства, ставшие мне известными в самое последнее время, неожиданно заставляет увидеть "цвейговскую" версию в новом свете и вернуться к ее рассмотрению с новых позиций.
Впервые "цвейговскую" версию озвучил в статье "Достоевский неизвестный", опубликованной в 1970 г. в "Литературной газете", Б. И. Бурсов5657. Но каковы были источники самого А. Ф. Достоевского? До недавнего времени это было неизвестно. В 2003-2004 гг. московский исследователь рода Достоевских Н. Н. Богданов предоставил в мое распоряжение копии двух писем, помогающих ответить на этот вопрос. Это, во-первых, хранящееся в отделе рукописей Государственного литературного музея письмо А. П. Фальц-Фейн (сестры Е. П. Достоевской) от 16-29 октября 1957 г. из Ментоны к Вере Степановне Нечаевой - основателю и первому директору музея Ф. М. Достоевского в Москве58. И, во-вторых, письмо самого А. Ф. Достоевского от 26 сентября 1958 г. к крупнейшему исследователю жизни и творчества Достоевского - Л. П. Гроссману, хранящееся в Российской государственной библиотеке. В последнем из них содержатся такие строки: «Слыхали ли Вы, что будто бы Стефан Цвейг, проживающий [?] последнее время в Аргентине59, незадолго до самоубийства, приобрел (в конце 30-х годов) экземпляр рукописи "Братья Карамазовы"? - Мне об этом писала Нина Петровна60, ссылаясь на газетные сообщения»61газетном источнике этой информации, отмечу, что сильная сторона критики И. С. Зильберштейном "цвейговской версии" почти целиком базируется на допущении, что Цвейг приобрел рукопись "Братьев Карамазовых" в 1920-е годы. Но контраргументация исследователя во многом утрачивает свою доказательность, если это событие произошло (и особенно - при обстоятельствах, о которых будет сказано ниже).
Близкая, хотя и не без разночтений, но, главное, вводящая новые, эвристические данные информация содержится и в письме самой А. П. Фальц-Фейн к B. C. Нечаевой: «Что касается рукописей Ф(едора) М(ихайловича), они находились в сейфе А(нны) Г(ригорьевны), который) перешел к Е<катерине> П(етровне), в Петербурге, в Госуд(арственном) Банке. Там находилась рукопись "Бр(атьев) Карамазовых". За нее американцы предлагали по тем временам сто тыс(яч> дол(ларов). Но А<нна> Григорьевна), будучи большой патриоткой, наотрез отказалась, считая, что каждая строчка, написанная Ф(едором) Михайловичем), должна оставаться в России. Кроме "Бр(атьев) Кар(амазовых)" в сейфе находилась рукопись "Пр(еступления) и Нак(азания)". Первую А(нна) Г(ригорьевна) завещала Федюше, вторую Андрею62. Было ли что-либо еще - не знаю. В Симферополе еще в 20-х годах я прочла в газете, какой не помню, будто власти продали Стефану Цвейгу рукопись "Бр(атьев) Кар(амазовых)" за 150 тыс(яч) рублей. Как Вам, вероятно, известно, Ст. Цвейг не перенес отъезда с его Родины и покончил с собой, вместе с женой, в Буэнос-Айресе»63.
Первый вывод: не вызывает сомнений, что первотолчок "цвейговской" версии в поисках пропавшей рукописи "Братьев Карамазовых" дало именно сообщение Анны Петровны Фальц-Фейн, содержащееся в несохранившемся ее письме к племяннику - Андрею Достоевскому (который сыграл лишь роль своеобразного "ретранслятора", сообщая эту версию знакомым исследователям-достоеведам). Но тем острее встает вопрос об источниках осведомленности самой А. П. Фальц-Фейн.
"... писала Нина Петровна, ссылаясь на газетные сообщения"). Ссылка в письме к Нечаевой вызывает более чем серьезное сомнение, так как здесь же А. П. Фальц-Фейн указывает, что автограф продали Цвейгу "власти", т. е. большевики. Невозможно предположить, чтобы такая информация могла появиться в каком-либо советском издании. Так, может быть, об этом сообщила какая-нибудь эмигрантская или западная газета, присланная сестрам из-за рубежа?64 Это тоже маловероятно, так как этот факт А. П. Фальц-Фейн, наверное, отметила бы специально.
Письмо А. П. Фальц-Фейн к А. Ф. Достоевскому (исходим из того, что информацию, полученную от тетки, внук писателя излагает в письме Л. П. Гроссману "близко к тексту"), казалось бы, содержит еще меньше информации об ее источнике, но на самом деле некоторые его детали подводят нас к возможности сформулировать по данному вопросу мотивированную гипотезу. В отличие от письма к B. C. Нечаевой здесь говорится (говорилось) не о 1920-х годах, а Что, как бы это ни показалось на первый взгляд неожиданным, гораздо больше похоже на действительность.
До 1930 г. А. Ф. Достоевский жил с матерью и теткой в Симферополе65. Появись (допустим такое) информация о продаже рукописи Цвейгу в 1920-е годы, внук писателя должен был бы узнать об этом одновременно с Анной Петровной и Екатериной Петровной. Несомненно, сообщили бы они ему об этом событии, если бы узнали о нем и в 1930-е годы. (В последний раз А. Ф. Достоевский встречался с матерью и теткой во время своего посещения Крыма в 1940 г.). Очевидно, что искомая публикация в газете могла иметь место тогда, когда общение между А. Ф. Достоевским и его близкими надолго прервалось. А это произошло с началом Великой Отечественной войны. 7 июля 1941 г. внук писателя был мобилизован на фронт, сражался на шести фронтах, включая Забайкальский фронт в ходе Маньчжурской операции, и после капитуляции Японии продолжал служить в Забайкальско-Амурском военном округе. Демобилизовался 13 февраля 1946 г.66 Екатерина Петровна и Анна Петровна в годы войны оставались в Крыму (в Симферополе). Осенью 1943 г. они переехали в Одессу, где попали под бомбежку, и их, израненных, весной 1944 г. вывез на Запад отступавший немецкий госпиталь6768 Переписка А. Ф. Достоевского с матерью и теткой установилась лишь в августе 1955 г.69
В контексте всех приведенных выше фактических данных вопрос о газетном источнике А. П. Фальц-Фейн, как кажется, получает единственное возможное решение: Анна Петровна, находясь в Симферополе, могла прочесть о том, что «власти продали Стефану Цвейгу рукопись "Бр(атьев) Кар(амазовых)" за 150 тыс(яч) рублей», лишь в 1941-1943 гг., в период немецкой оккупации Крыма, в какой-либо коллаборационистской газете, например симферопольской газете "Голос Крыма", возможно - в связи с известием о самоубийстве Цвейга в Бразилии. Только в такой газете, по условиям времени, и могло быть напечатано сообщение, что беловой автограф "Братьев Карамазовых" продан за рубеж сталинским руководством. заключить, содержалось в письме А. П. Фальц-Фейн А. Ф. Достоевскому.
В результате проделанного анализа мы пришли к достаточно неожиданной гипотезе, не выдвигавшейся никем из предшествующих исследователей. Беловая рукопись "Братьев Карамазовых", находившаяся в государственном хранилище, могла быть в 1930-е годы продана за рубеж сталинским руководством70. Насколько вероятен такой ход событий? Многочисленные публикации последнего десятилетия, познакомившие общественность с тем, как в 1920-1930-е годы, для уплаты внешних долгов, финансового обеспечения сталинской индустриализации и т. п., на Запад продавались уникальные культурные ценности самого высшего уровня71, заставляют допустить принципиальную возможность такой версии72. Приведу в этой связи выдержку из одного документа, любопытного тем, что в нем высокопоставленными большевиками напрямую затрагивается вопрос о возможности продаж за рубеж рукописей классиков русской литературы. Речь идет о написанном в конце 1920-х годов письме директора Государственной библиотеки СССР им. Ленина В. И. Невского наркому просвещения А. В. Луначарскому. Выражая протест против ширящейся распродажи культурных ценностей самой высокой пробы, В. И. Невский писал: "Раз став на путь распродажи, остановиться нельзя: сегодня продали Рафаэля, завтра продадим Кор-реджио, а затем начнем продавать рукописи Толстого и Достоевского..."73
Не имея перед глазами газеты, на которую ссылается А. П. Фальц-Фейн, не зная, кто был автором этой информации, трудно обсуждать выдвинутую гипотезу более конкретно. Но что в условиях войны, на территории, занятой немцами, вполне могла произойти "утечка информации" и автором публикации в симферопольской газете мог быть человек, как-то причастный в предвоенные годы к этой "культурной акции", - также вполне вероятно. С другой стороны, эта версия оказывается привлекательной тем, что дает вполне определенный ответ на не разрешимый иначе вопрос: куда и при каких обстоятельствах могла исчезнуть рукопись "Братьев Карамазовых" из стен Государственного исторического музея?74 Как знать, может быть в музейных и архивных кругах эта версия возникала и прежде, но в советские годы ее невозможно было обсуждать открыто. И не на нее ли в обзоре фонда Достоевского в ЦГАЛИ и истории его формирования намекал Ю. А. Красовский, один из составителей фундаментального "Описания рукописей Ф. М. Достоевского" (1957), первым указавший на докладную записку Н. М. Щекотова, когда, обнародовав направленное дирекции Исторического музея требование Е. П. Достоевской вернуть семье писателя принадлежащие ей архивные материалы, затем писал: «Но рукописи "Братьев Карамазовых" в музее (Московском Историческом. - Б. Т.) впоследствии не оказалось. Однако Б. П. Достоевская знала и была уверена, что рукопись "Братьев Карамазовых" отправлена в Москву»7576.
Конечно же, повторю, это не более чем гипотеза. Но она имеет право на существование и, главное, намечает направления дальнейшего поиска. Во-первых, необходимо искать симферопольскую газету 1941-1943 гг., на которую ссылается А. П. Фальц-Фейн (выше отмечалось, что это мог быть, например, "Голос Крыма"77). Затем необходим поиск и анализ внутренней документации Государственного исторического музея, отражающей движение материалов из архива Достоевского, и прежде всего документов, связанных с получением музеем отправленного весной 1917 г. Е. П. Достоевской из Петрограда "жестяного ящика" (свидетельство о чем мы находим в предсмертном "Распоряжении" А. Г. Достоевской)78. Наконец, в свете всего сказанного выше требуется изучение документов, связанных с продажей сталинским руководством за рубеж в 1920-1930-е годы национальных культурных ценностей. Прежде всего секретных директив Сектора науки Наркомата просвещения - структуры, выполнявшей постановления Политбюро ЦК ВКП (б) и Совнаркома и ближайшим образом причастной к решению конкретных вопросов отбора продаваемых на Запад предметов из музейных и архивных фондов. Возможно, на этом пути исследователей, ищущих пропавшую рукопись "Братьев Карамазовых", ждут сенсационные открытия.
Остался не освященным последний вопрос. Если беловой автограф "Карамазовых" попал в предвоенные годы в коллекцию Стефана Цвейга, то как могла сложиться его дальнейшая судьба? К сожалению, здесь тоже больше вопросов, чем ответов. И я могу лишь отослать заинтересованного читателя к уже не однажды упомянутым статьям И. С. Зильберштейна и Т. И. Орнатской, занимавшихся этой проблемой. В 1934 г. Цвейг вынужден был покинуть родной Зальцбург и поселился сначала в Лондоне, затем жил в Нью-Йорке, под конец - в Бразилии, где и покончил с собой79"передал Венской национальной библиотеке - главным образом то, что сам получил в дар от друзей-современников, другую часть распродал". Какое-то время после эмиграции оставшуюся часть коллекции писатель хранил "по частям в банковских сейфах и у друзей". Что-то, но далеко не все, "перешло после смерти Цвейга к его наследникам" (см.: 17, 457-458). «А то, что случилось с остальным, - признавался он незадолго до самоубийства, в состоянии глубокой депрессии, вызванной "триумфальным шествием" нацизма по Европе, - не очень тревожит меня»80. В результате бесценная коллекция писателя распалась, и местонахождение многих уникальных автографов, которыми владел Цвейг81, в настоящее время неизвестно.
Заметим, впрочем, что в 1974 г. австрийский профессор Р. Нойхойзер разыскал в Лондоне наборную рукопись одной из глав романа "Униженные и оскорбленные", которая еще с дореволюционных лет находилась в коллекции С. Цвейга и после отъезда писателя за океан вместе с некоторыми другими материалами была, по-видимому, оставлена на хранение у наследников его первой жены (у самого Цвейга детей не было)82. Стоит обратить внимание также и на утверждение И. С. Зильберштейна (к сожалению, сделанное в высшей степени неконкретно): "После самоубийства Стефана Цвейга и его жены в 1942 г. какие-то части коллекции, им собранной, попали, у меня точным данным, в Швейцарию, в частные собрания, которых там много"83. А это значит, что и на этом пути возможны бесценные находки и у нас все еще остается надежда.
Примечания:
1 "беловой" условно, для удобства различения с "черновой". Е. И. Кийко в примечаниях академического Полного собрания сочинений Достоевского по косвенным признакам квалифицирует ее как "наборную", но факсимиле последней страницы этой рукописи, сделанное А. Г. Достоевской для собрания сочинений писателя 1886 г., заставляет отказаться от такой квалификации. Это был связный полный текст романа, но содержащий тем не менее обильную авторскую правку (для которой специально была оставлена левая треть листа). Наборная рукопись, отличающаяся от утраченной в том числе и по формату (см. характеристику двух ее сохранившихся страниц: Описание рукописей Ф. М. Достоевского / Под. ред. B. C. Нечаевой. М., 1957. С. 49), создавалась, очевидно, именно с этой рукописи. "Черновую" рукопись называю так тоже условно: по аналогии с другими записными книгами писателя, сведенными в один перечень в Завещательной тетради А. Г. Достоевской, можно предположить, что она, по-видимому, содержала подготовительные материалы к роману (планы, наброски, характеристики и т. п.), а не связный текст.
2 См., например: Орнатская ТМ. К истории утраты рукописей романа "Братья Карамазовы" // Достоевский. Материалы и исследования. СПб., 1992. Т. 10. С. 181-193; Л Так где же рукопись "Братьев Карамазовых"? // Новое русское слово / Russian Daily - Novoye russkoye slovo. 1996. 12-13 окт.; Тихомиров Б. Н. О тайнах рукописи "Братьев Карамазовых" // Смена. 2001. 17 янв., № 7.
3 "На случай моей смерти или тяжелой болезни" (фр.).
4 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 212. Оп. 1. Ед. хр. 224. С. 34,52. Более раннее свидетельство о том, что рукопись "Братьев Карамазовых" (по-видимому, "беловая" по принятому нами условному определению; см. примеч. 1) экспонировалась в "комнате Достоевского" в Императорском Историческом музее в Москве, находим в статье Ив. Забрежнева "Реликвии Достоевского", опубликованной в газете "Новое время" (1901. 4 янв., № 8928. С. 3). Однако очевидно, что вскоре после этой публикации А. Г. Достоевская забрала ее на домашнее хранение, так как в капитальном "Библиографическом указателе сочинений и произведений искусства, относящихся к жизни и деятельности Ф. М. Достоевского", выпущенном Анной Григорьевной в 1906 г. (по положению на начало 1903 г.), в Отделе I которого перечислены "подлинные рукописи Ф. М. Достоевского", хранящиеся в Историческом музее, рукописи "Братьев Карамазовых" не названы.
5 "На случай моей смерти или тяжелой болезни") были помещены А. Г. Достоевской в банк, а в послереволюционное время национализированы и сейчас находятся в фондах РГАЛИ.
6 РГАЛИ. Ф. 212. Оп. 1. Ед. хр. 224. С. 52. Как будто на момент дарения еще две рабочие тетради Достоевского с подготовительными материалами к "Бесам" находились в Московском Историческом музее, но о них специально в этой записи Анна Григорьевна не упоминает. Сейчас они находятся в Рукописном отделе Российской государственной библиотеки (РГБ).
7 РГАЛИ. Ф. 212. Оп. 1. Ед. хр. 224. С. 56.
Там же. С. 10; ср.: Гроссман Л. П. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского: Биография в датах и документах. М., 1935. С. 316. О судьбе Е. П. Достоевской, которая в 1944 г. оказалась на Западе, где и умерла в 1958 г. в Ментоне (Франция), о поисках пропавшего после ее смерти архива см.: Письма из Maison Russe: Сестры А. П. Фальц-Фейн и Е. П. Достоевская в эмиграции / Вступ. ст. В. Г. Безносова и Б. Н. Тихомирова; примеч. Б. Н. Тихомирова и Г. В. Коган. СПб., 1999.
9 "Анна Достоевская" (М., 1993) голословно утверждается, что вдова писателя лишь намеревалась отослать банковскую расписку своей невестке, Екатерине Петровне (и сделала об этом запись в завещательной тетради), но намерение свое не исполнила. Конечно же, это лишь произвольное "художественное" допущение, необходимое автору для построения беллетристической интриги. Но и серьезная исследовательница, Т. И. Орнатская, в содержательной статье «К истории утраты рукописей романа "Братья Карамазовы"» так же произвольно, без указания каких-либо источников, пишет: "Е. П. Достоевская никогда не держала в руках самой рукописи, а если и держала квитанцию от нее, то очень недолго [?]. А. Г. Достоевская взя ла рукопись из банка и с тех пор до самого своего бегства из Сочи постоянно держала ее при себе" (Орнатская ТЛ. Указ. соч. С. 189). По утверждению Т. И. Орнатской, возвращение рукописи из банка на домашнее хранение произошло в 1908 г. В этой связи замечу, что в Завещательной тетради, последние заметки в которой сделаны в 1911 г., Анна Григорьевна скрупулезно отмечала все последующие перемещения записных книг Достоевского, но никаких данных о возврате рукописи "Карамазовых" здесь нет.
10 См. в автобиографической записке "Эпизод из революции 1917 года" упоминание о находящихся в номере А. Г. в Сестрорецком курорте "пачках с бумагами и письмами из архива моего мужа, приведением в порядок которых я в ту зиму занималась" (Достоевский и мировая культура. М., 1999. № 12. С. 236. Публикация В. Н. Абросимовой). Описываемое в записке событие происходит 28 февраля 1917 г.
Мальчики, Федик и Андрюша, заболели корью, и поездка на юг была отложена до июня; см. открытое письмо Е. П. Достоевской в редакцию парижского журнала "Возрождение" (1950. № 8. С. 199). Отметить, что Е. П. Достоевская оставалась в Петрограде до лета 1917 г. (по крайней мере до середины июня), для нашей темы оказывается чрезвычайно важно.
12 Это письмо, как и другие письма 1917-1918 г. А. Г. Достоевской к невестке Екатерине Петровне, не сохранилось. Скорее всего, они были утрачены в 1944 г. в Польше, под Лодзью, вместе с частью багажа Е. П. Достоевской и А. П. Фальц-Фейн во время их "печальной одиссеи" на Запад, о чем А. П. Фальц-Фейн сообщала в письме от 19 октября 1951 г. своему швейцарскому корреспонденту А. Чезана (см.: Письма из Maison Russe. С. 43). Но в ответном письме Е. П. Достоевской из Петрограда от 7 апреля она сообщает, что получила письмо Анны Григорьевны из Туапсе "третьего дня" (РГБ. Ф. 93, II, 3, 77).
13
14 Достоевский и мировая культура. № 12. С. 251.
15 Письмо к свекрови из Пятигорска от 12 сентября 1917 г. Екатерина Петровна начинает так: "Думаю, теперь Вы в Ялте, поэтому пишу туда..." (РГБ. Ф. 93. II, 3. 77). СВ. Белов, со слов А. Ф. Достоевского, называет дату отъезда Анны Григорьевны с невесткой и внуками из 22 августа (см.: Белов СВ. Вокруг Достоевского. СПб., 2001. С. 334). Это совпадает со свидетельствами в письмах А. Г. Достоевской к В. Л. Комаровичу и Ф. Ф. Достоевскому. (Дата запомнилась внуку писателя, скорее всего, потому, что это был день рождения его брата Федика). Но если Екатерина Петровна и через три недели вдова писателя должна была сообщить ей в не дошедшем до нас письме (об утрате писем А. Г. Достоевской к невестке см. примеч. 12).
16 Черновик письма Е. П. Достоевской редактору берлинской газеты "Новое слово" (без даты): ЦГАЛИ СПб.. Ф. 85. Оп. 1. Ед. хр. 139. Л. 51. В контексте этого свидетельства о "первом ударе" можно предположить, что в письмах В. Л. Комаровичу и Ф. Ф. Достоевскому Анна Григорьевна сообщает о новом "ударе" (или, как она сама называет, "закупорке мозговых сосудов").
17 Вот характерная зарисовка из письма Анны Григорьевны сыну от 21 января 1918 г.: "Ты, вероятно, слыхал, что у нас в Ялте больше недели происходил бой матросов с татарами, которые взялись было нас защищать. Матросы объявили, будто эскадронцы подкуплены буржуями, и прислали миноносец и несколько пароходов. Стреляли днем и ночью, совершенно куда попало, татары отвечали им пулеметным огнем. (...) Вчера бой кончился в пользу большевиков..." (Достоевский и мировая культура. М., 2001. № 14. С. 284-285. Публикация В. Н. Абросимовой).
18
19 Подробнее об этом см.: Тихомиров Б. Н. Последние годы Федора Федоровича Достоевского (в связи с находкой его заграничного паспорта 1918-1921 гг.) //Достоевский и мировая культура. СПб., 2001. № 16. С. 159-173.
В Метрической книге Александро-Невского собора г. Ялты на 1918 г. (Часть третья, об умерших) записано: "№ 28. Умерла июня 9. Погребена ноября 5. Вдова подпоручика Анна Григорьевна Достоевская, 72 лет..." Документ хранится в Ялтинском краеведческом музее. Ксерокопия страницы в архиве Н. Н. Богданова. Поскольку дата смерти дана здесь по старому стилю, заключаю, что так же указана и дата погребения.
21 "Указ Ялтинского городского сиротского суда опекуну над имуществом умершей А. Г. Достоевской Ф. Ф. Достоевскому" датирован 31 декабря 1918 г. Хранится в Государственном литературном музее (Ф. 81. Оп. 2. Д. 138). Именно этого числа Ф. Ф. Достоевский был назначен опекуном "над имуществом умершей Анны Григорьевны Достоевской". Благодарю П. Е. Фокина за предоставленную мне возможность ознакомиться с содержанием этого документа.
22 Ковригина З. С. Последние месяцы А. Г. Достоевской // Ф. М.. Достоевский: Статьи и материалы. Л., 1924. Сб. 2. С. 583-590. О том, что. 3.! Ковригина - племянница П. П. Суханова, сообщила мне в личной беседе Г. В. Коган.
23 Документ, свидетельствующий об этом, хранится: ЦГАЛИ СПб. Ф.. 85. Оп. 1. Ед. хр. 137/З. По сведениям Нины Берберовой, полученным, может быть, из вторых рук, именно он вел переписку с родственниками А. Г. Достоевской по сле ее смерти (см.:, Достоевский и мировая культура. М., 2003. № 17. С. 474-475. Публикация В. Н. Абросимовой).
27
26 Три перечисленные тетради - это рукописи опубликованных книг дочери Анны Григорьевны, Л. Ф. Достоевской. Судьба этих рукописей, как и трех небольших ,записных книжек, неизвестна.
27 Еще раньше некоторые выписки из этих документов предоставил в распоряжение B. C. Нечаевой И. Л. Андроников (см.: Описание рукописей Ф. М. Достоевского. 'С. 10).
Комитет освобождения Черноморья - высший орган власти повстанческой крестьянской республики ("зеленые партизаны"), существовавшей на территории'Черноморской губернии в феврале-мае 1920 г., в тылу у белых войск, и политически поддержанной меньшевистской Грузией. После занятия Черноморья Красной Армией К. О. Ч был упразднен, а ряд его руководителей, по своей партийной принадлежности меньшевиков и эсеров, репрессирован. Подробнее см.: Черкасов АЛ. Деятельность Комитета Освобождения Черноморской губернии (1 декабря 1919 - серединамдя 1920). Краснодар: Кубан. ун-т, 2003. Благодарю Н. Ю. Сыромятникова, который познакомил меня с этим малотиражным изданием, отсутствующим в библиотеках Петербурга.
29 Так где же рукопись "Братьев Карамазовых"? // Новое русское слово / Russian Daily - Novoye russkoye slovo. 1996. 12-13 окт.
30 Там же.
31
32 Там же.
33 Чешихин-Ветринский В.
34 Можно предположить, что обращение похитителей (И. А. Канделаки? М. Ломджария? их посредников?) к Советскому правительству и обсуждение выдвинутых ими условий должны были вызвать к жизни известное число официальных документов (протоколы решений, внутренняя переписка и проч.), следы которых еще предстоит разыскать.
35 Документ находится в Государственном архиве Краснодарского края (Сочинский филиал). Ф. Р-81. Оп. 1. Д. 81. Л. 5. Публикуется по ксерокопии, сделанной в 1980 г. для сочинского Музея Н. Островского и хранящейся в его фондах (выражаю благодарность Н. Ю. Сыромятникову, при посредничестве которого этот и следующий документ были предоставлены в мое распоряжение). Там же (Л. 7) находится и другой документ - отношение Отдела народного образования на имя коменданта города Сочи, где также речь идет о командировке Ф. Г. Мурзы "на обследование ценной библиотеки Ф. М. Достоевского, находящейся на даче № 50 близ Адлера". Последний документ был воспроизведен в газете "Вольная Кубань" (2003. 7 мая, № 69. С. 6), но без точной даты (указан лишь 1920 г.) и с серьезными неточностями. В частности, здесь дважды, видимо по другим источникам, раскрыто полное имя Ф. Г. Мурзы - Филипп, отсутствующее в самом документе.
Государственный архив Краснодарского края (Сочинский филиал). Ф. Р-25. Оп. 1. Д. 361. Л. 120-121. Публикуется по ксерокопии, сделанной в; 1980 г. для сочинского Музея Н. Островского и хранящейся в его фондах: За посредничество в получении мною этого документа также выражаю благодарность Н. Ю. Сыромятникову.
37 Архив Достоевского // Вольная Кубань. 2003. 7 мая, № 69.
38 Новое русское слово / Russiab Daily - Novoye russkoye slovo. 1996. 12-13 окт.
39
40 Н. Б. [Бельчиков Н. Ф.] Архив Ф. М. Достоевского // Архивное дело. 1925.№ 2. С. 84.
41
42 РГАЛИ. Ф. 212. Оп. 1. Ед. хр. 224. '
43 Достоевский и мировая культура. № 12. С. 239-240.
Смл Зильберштейн И. С. Новонайденные и забытые письма Ф. М. Достоевского // Лит. наследство. М., 1973. Т. 86. С. 141;
45 Грузинская газета "Бахтриони" сообщала в публикации "Находка рукописей Достоевского": "В последнее время выяснилось, что рукописи (похищенные Канделаки. - приобрел В. Мгалоблишвили, который за небольшую цену уступил их Заккрайкому" (щт по: Орнашекая Т. И. Указ. соч. С. 187). Скорее всего, Мгалоблишвили был не покупателем архива, а посредником, представляющим интересы Канделаки и Ломжария.
46 Указ. соч. С. 189.
47 Письма из Maison Russe. С. 44.
48 См.: Указ. соч. С. 188-189.
49 О каком пакете идет речь, не. установлено. Неизвестно также, выполнил ли, мог ли выполнить в условиях гражданской войны и немецкой оккупации это предсмертное "распоряжение" А. Г. Достоевской П. П. Суханов, которого вдова писателя уполномочила на это на случай отсутствия в Ялте в момент ее смерти близких родственников.
50 датируемый почтовыми штемпелями: "Петроград. 15. 6. 17", "Москва. 17. 6. 17". К сожалению, адресат почтового отправления на этом купоне не указан; на нем проставлен только адрес отправителя: "От Екатерины Петровны Достоевской, П(етроградская) Сторона), Покровская (ул.), № 2, кв. 17". Поскольку этот купон, очевидно, был послан невесткой Анне Григорьевне (или передан при личной встрече) и затем бережно сохранялся, допустимо гипотетически предположить, что это мог быть документ, подтверждающий отправку в Москву, в Исторический музей, того самого "жестяного ящика" с архивными материалами, о которых упоминается в цитируемом документе.
51 Очевидно, Екатерина Петровна требовала вернуть лишь те материалы, которые были отправлены ею в Исторический музей на временное хранение (до окончания войны), а вовсе не коллекцию А. Г. Достоевской, завещанную вдовой писателя Историческому музею, которая хранилась там еще с 1906 г. В связи с полученным Е. П. Достоевской категорическим отказом укажу на факт публикации в газете "Известия" (1922. 19 февр.) статьи "Советское государство и искусство. IV. Политика охраны национального художественного до стояния", подписанной наркомом просвещения А. В. Луначарским, с директивным предложением не возвращать прежним владельцам сданных ими на хранение государству в 1914-1917 гг. художественных собраний и коллекций: "Наиболее замечательные экземпляры являются, несомненно, достоянием народа, - писал Луначарский. - Что за дело, что они куплены каким-нибудь крепостником или каким-нибудь банкиром". Позже именно эти не оприходованные и непоставленные на баланс музеями, архивами и т. п. "чужие" коллекции и станут первыми в ряду культурных ценностей, продаваемых сталинским руководством за границу.
Красовский ЮЛ. Архив Ф. М. Достоевского // Встречи с прошлым: Сб. неопубликованных материалов ЦГАЛИ. М., 1976. Вып. 2. С. 344.
53 А. П. Фальц-Фейн, очевидно, имеет в виду в этом восклицании и другое. В печати сообщалось, что 24 июня 1921 г. Малый Совнарком по докладу Наркомпроса принял постановление, обязывающее Гохран (Государственное хранилище ценностей РСФСР) передать все рукописные материалы, хранящиеся в сейфах банков, заместителю наркома просвещения М. Н. Покровскому. Вскоре, 8 ноября 1921 г., во исполнение этого постановления, из Гохрана поступило сообщение, что в банковском сейфе был найден "ларец № 5038 (ящик белой жести, перевязанный веревкой с двумя печатями)" с рукописями, сданными на хранение А. Г. Достоевской. 12 ноября 1921 г. в помещении Центрархива этот ящик был вскрыт специально созданной комиссией (М. Н. Покровский, М. Горький, М. С. Ольминский). В нем было обнаружено более десятка записных книг Достоевского с подготовительными материалами к "Преступлению и наказанию", "Идиоту", "Бесам", "Подростку", "Дневнику писателя" (все те, которые в 1909 г. Анна Григорьевна подарила своим внукам), другие архивные материалы (см.: Архив Ф. М. Достоевского. С. 78-85). ь Содержимое этого ящика составило основу современного фонда Достоевского в РГАЛИ.
54 См.: Зильберштейн И. С. Указ. соч. С. 141.
В настоящее время, насколько мне известно, лишь Т. И. Орнатская продолжает увлеченно отстаивать "цвейговскую" версию, пытаясь представить ее в единой картине с "кавказской" версией.
56 См.: Бурсов Б. И. Достоевский неизвестный // Лит. газ. 1970. 16 сент. № 38. С. 6. СВ. Белов после смерти Б. И. Бурсова заявил, что эта статья написана им, тогда начинающим исследователем, и лишь напечатана, жульнически и нагло, маститым ученым под собственным именем, но это утверждение представляется сомнительным (см.: Вокруг Достоевского. С. 360).
57 А. Ф. Достоевский умер 18 сентября 1968 г. в Ленинграде.
58
59 Неточно: с 1940 г. С. Цвейг жил в США, а последние месяцы перед смертью — в Бразилии.
60 Так родственники называли Анну Петровну Фальц-Фейн, которая, выйдя замуж за немца - А. Э. Фальц-Фейна, по немецкой традиции приняла двойное имя: Анна-Нина, а после революции, скрывая свою принадлежность к семье крупных землевладельцев на юге России, и вообще именовала себя Нина Цугаловская (ее девичья фамилия).
РГАЛИ. Ф. 1386. Оп. 2. Ед. хр. 263. Л. 19. Ответное письмо Л. П. Гроссмана хранится в фонде А. Ф. Достоевского в ЦГАЛИ СПб. (Ф. 85. Ед. хр. 82), который в настоящее время недоступен для исследователей. Поэтому неизвестно, что ответил Л. П. Гроссман на поставленный вопрос.
62 Неточно: записные тетради с подготовительными материалами к "Преступлению и наказанию" А. Г. Достоевская подарила обоим внукам - Федору и Андрею (в настоящее время хранятся в РГАЛИ). Но, может быть, речь идет еще о какой-то, неизвестной нам рукописи?
63
64 В 1920-е годы сестры активно переписывались с живущей в Париже О. А. Фальц-Фейн - дочерью Анны Петровны.
65 В 1930 г. он поступил учиться в Ленинградский политехнический институт и переехал в Ленинград.
См.: Письма из Maison Russe. С. 305.
67 Подробнее об этом см. в публикации: Письма Е. П. Достоевской и С. А. Старикова к А. Л. Бему // Достоевский и мировая культура. № 15. С. 245-266. Публикация и примечания М. Бубениковой и Б. Н. Тихомирова.
68
69 Там же. С. 163.
70 Скептически относясь к "цвейговской версии", СВ. Белов, дополнительно к аргументам И. С. Зильберштейна, в частности к тому факту, что упоминания о рукописи "Карамазовых" отсутствуют в опубликованной Цвейгом в 1930 г. статье "Моя коллекция автографов", - указывает, что "нет ни звука" о бесценном манускрипте и в созданных позднее мемуарах писателя "Вчерашний мир", где Цвейг также перечисляет жемчужины своего собрания (см.: Белов СВ. "творческая история" этой незавершенной мемуарной книги Цвейга, изданной лишь посмертно (1944). Но также нельзя исключать, что условия сделки могли сопровождаться сталинским руководством требованием к новому владельцу автографа соблюдать конфиденциальность.
71 См., например: Эрмитаж, который мы потеряли: Документы 1920-1930 гг. / Сост. и коммент. Н. М. Серапиной. СПб.: Журнал "Нева", 2001. Здесь приводятся факты тайной продажи за рубеж через систему Наркомата внешней торговли "Мадонны Альба" и "Святого Георгия" Рафаэля, "Венеры перед зеркалом" Тициана, "Портрета папы Иннокентия X" Веласкеса, полотен Боттичелли, Перуджино, Ван Эйка, Хальса, Рубенса, Рембрандта, Пуссена, Ван Дейка, Ватто и многих других шедевров. Также см.: #., Семенова Н: [авторы проекта]. Проданные сокровища России. М., 2000; Юренева ТМ. Музей в мировой культуре. М., 2003. С. 419-436 (Раздел главы IX "Музейные распродажи"); и др.
Высокая коммерческая ценность автографов Достоевского была осознана советским руководством еще в начале 1920-х годов, когда был подписан выгодный контракт с мюнхенским издательством Piper-Verlag, передававший право первой публикации всех хранившихся в архивах СССР неизданных рукописей писателя этой германской фирме, выпускавшей - как продолжение 22-томного собрания сочинений Достоевского на немецком языке - 16-томную серию "Наследие Достоевского" (об этом см.:. Бем АЛ. Концессия на писателя. Судьба литературного наследия Достоевского // Последние новости (Париж). 1925. 14 мая, № L550. С. 2-3). В результате даже публикации рукописных текстов Достоевского в советских изданиях, подготовленные советскими учеными (А. С. Долининым, В. Л. Комаровичем и др.), делались с разрешения издательства Пипера.
73 Наше наследие. 1991. J» VI (24). С. 140.
74 вывезти в США "редчайшие русские книги", которые "ранее были в библиотеках Александра II, Александра Ш, Николая II, в. к. Алексея Николаевича, Сергея Александровича, Михаила Николаевича, Константина Николаевича, Павла Александровича) в. к. Ольги Николаевны, Елизаветы Маврикиевны, в библиотеках дворцов Зимнего, Гатчинского, Аничкова, Павловского, Александровского, Михайловского (...) и даже в Публичной библиотеке, в Эрмитаже" (Зильбер-шшейн И. С. Указ. соч. С. 141-142). Однако трудно допустить, что Б. Килгур организовал хищение из многих и многих государственных учреждений, а затем смог перевезти все похищенные книги-через границу. Скорее, в свете приведенных, выше фактов (см. примеч. 71), можно предположить, что эти книги были проданы американскому коллекционеру советскими властями. (О масштабных продажах, фактически за бесценок, в 1920-1930-е годы за рубеж книжных сокровищ см.: Проданные сокровища России. С. 110-115. Здесь, в частности, воспроизведена фотокопия протокола (с резолюцией Сталина) закрытого заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1933 г., на котором было, принято решение о продаже уникального Синайского кодекса IV в., хранившегося в Публичной библиотеке в Ленинграде). Соображение это получает особое значение в связи с тем, что в коллекции Б. Килгура находились и автографы русских писателей, в том числе и рукопись одной из глав "Записок из Мертвого дома". Косвенно этот факт также подтверждает возможность продажи властями за рубеж рукописей Достоевского. И. С. Зильберштейн (Указ. соч. С. 141) приводит и другой факт: в 1957 г. во Франции был обнаружен автограф письма-Достоевского к сестре В. М. Карелиной от 12 ноября 1859 г., который в 1920-е годы хранился в Государственном историческом музее в Москве. Конечно; нельзя исключать и возможности хищения, как предположил И. С. Зильбер-штейн, но в контексте настоящей статьи этот факт можно объяснить и иначе.
75 Красовский ЮЛ.
76 И, по-видимому, именно Ю. А. Красовский, многолетний старший научный сотрудник ЦГАЛИ, включил (после 1983 г.) в фонд Достоевского (Ф. 212. Оп. 3. Ед. хр. 40) - как "сигнал" будущим исследователям! -рукописную копию докладной записки Н. М. Щекотова. Местонахождение этого документа, в свое время, очевидно, находившегося в закрытом фонде, и по сей день остается неизвестным исследователям Достоевского.
77 Благодарю за указание на эту газету Н. Н. Богданова.
78 "стальной ящик с бумагами Достоевского", хранившийся в Музее еще с 1906 г., который А. Г. Достоевская завещала вскрыть только после ее смерти (см.: Утренники. С. 129; фотографию этого события см.: Лит. наследство. М., 1971. Т. 83. С. 169). Кроме того, собранию были предъявлены архивные материалы, извлеченные из чемодана, который был изъят летом 1921 г. в Крыму особым отделом севастопольской железнодорожной ЧК у сына писателя Ф. Ф. Достоевского "и хлопотами Исторического музея доставлен в Москву в его (Музея. - Б. ГО распоряжение" (Утренники. С. 128; это была часть архива, оставшаяся в Ялте после смерти А. Г. Достоевской; подробнее см.: Тихомиров Б. Н. Последние годы Федора Федоровича Достоевского). Чемодан был вскрыт еще до собрания, "рукописи и документы (из) чемодана были зарегистрированы ранее, и собрание проверило опись" (Рукописи Достоевского // Печать и революция. 1922. Январь - март, кн. 1. С. 332). В связи с приведенными свидетельствами обращает внимание, что ни в одном отчете об этом мероприятии в Историческом музее не упоминается о третьей "емкости" с архивными материалами, находящейся в Музее, — том самом "жестяном ящике", который весной 1917 г. был послан из Петрограда в Москву Е. П. Достоевской. Есть в одном из отчетов об этом мероприятии и еще одно загадочное указание. Безымянный обозреватель журнала "Печать и революция" пишет: «При напряженном внимании собрания был открыт ящик. В нем, в двух клеенчатых сумках, оказался целый ряд записных книжек писателя, с черновыми набросками и деловыми записками. Из рукописей самая ценная, на которой рукой Анны Григорьевны написано: "Братья Карамазовы. Ч. II. Всё"» (Там же). Однако в настоящее время в фондах Достоевского в РГБ, РГАЛИ и РО ИРЛИ рукопись с материалами к "Братьям Карамазовым", соответствующая этому описанию, отсутствует. Отмечу особо, что в фондах РГБ, куда в 1929 г. перешел архив Достоевского из Исторического музея, вообще содержится лишь два разрозненных листка и оборот чернового письма с набросками к части (книги четвертая-шестая) "Братьев Карамазовых" (см.: Описание рукописей Ф. М. Достоевского. С. 40,42. № 16, 19, 27).
79 Вопреки распространенному мнению, С. Цвейг не переезжал в Южную Америку на постоянное "Бразилия - страна будущего". Имущество и архив писателя, по-видимому, оставались в США. В частности, в журнале "Звезда" (2004. № 9. С. 144-158) К. М. Азадовским и Т. Л. Никольской была опубликована подборка писем к Цвейгу грузинского писателя Григола Робакидзе, хранящихся ныне в Reed Library (Фредония, США). Очевидно, что это часть оставшегося после смерти Цвейга архива. Кстати, именно с фигурой Г. Робакидзе, который в 1922 г. в Тбилиси был одним из членов экспертной комиссии, принимавшей часть "кавказского" архива Достоевского, выкупленную властями у В. Мгалоблишвили, связывала Т. И. Орнатская возможность того, что рукопись "Братьев Карамазовых" попала в коллекцию С. Цвейга (см.: Орнатская ТЛ1. Указ. соч. С. 187, 189-193). Опубликованные К. М. Азадовским и Т. Л. Никольской письма Г. Робакидзе эту версию не подтверждают.
80 ЦиТ. по: Зильберштейн И. С.
81 «Что же касается собранной им (Цвейгом. - Б. Т.) коллекции автогра фов, - пишет И. С. Зильберштейн, - то она была замечательнейшей, так как он, по его словам, задался целью "владеть в собственноручных подлинниках имен но тем, что сделало бессмертных бессмертными"» (Там же. С. 139).
82 В настоящее время хранится: The British Library. Manuscripts Catalogue. Stefan Zweig Collection. Vol. CXLIII. Благодарю за указание на место хранения автографа проф. В. Н. Захарова.
Зильберштейн И. С. Указ. соч. С. 140.