Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников
Философова А. П. и Каменецкая М. В.: О Достоевском, Встречи с Достоевским

А. П. ФИЛОСОФОВА и М. В. КАМЕНЕЦКАЯ

Анна Павловна Философова (1837-1912) - общественная деятельница, участница женского движения. Жена крупного чиновника, главного военного прокурора, в 70-е годы она была настроена весьма оппозиционно. "Я ненавижу настоящее наше правительство <...>, это шайка разбойников, которые губят Россию", - писала она мужу (см. А. В. Тыркова, Анна Павловна Философова и ее время, Пгр. 1915, стр. 326).

В квартире Философовой хранилась нелегальная литература, по слухам, у нее скрывалась после суда Вера Засулич, имя Философовой связывали с побегом Кропоткина. С Достоевским она сблизилась, видимо, во второй половине 70-х годов, высоко ценила его, считала во многом своим наставником (первое упоминание о Философовой встречается в письме Достоевского от 7 марта 1877 года - Письма, III, 260). Достоевский в свою очередь любил и уважал Философову, неоднократно упоминал об ее "благородном сердце", "прекрасном умном сердце" (Письма, III, 260, IV, 67), горячо переживал слухи о возможном ее аресте.

Воспоминания А. П. Философовой и ее дочери М. В. Каменецкой о Достоевском дополняют наши представления о связях его с людьми, враждебно относившимися к царизму. 

А. П. ФИЛОСОФОВА

<О ДОСТОЕВСКОМ>

На одном из литературных вечеров, которые устраивались в пользу, кажется, курсов или Общества дешевых квартир {1}, я познакомилась с Ф. М. Достоевским. Я помню, как я счастлива была его видеть! На другой день он ко мне приехал, а затем мы часто видались. Как много я ему обязана, моему дорогому, нравственному духовнику! Я ему все говорила, все тайны сердечные поверяла, и в самые трудные жизненные минуты он меня успокаивал и направлял на путь истинный. Я часто неприлично себя с ним вела! Кричала на него и спорила с неприличным жаром, а он, голубчик, терпеливо сносил мои выходки! Я тогда не переваривала романа "Бесы". Я говорила, что это прямо донос. Я вообще тогда была нетерпима, относилась с пренебрежением и запальчивостью к чужим мнениям и орала во все горло.

С Тургеневым я тоже познакомилась на одном из литературных вечеров. Он был совсем европеец. Я его меньше уважала, чем Достоевского. Федор Михайлович на своей шкуре перенес все беды России, он выстрадал и вымучил все свои убеждения, а Иван Сергеевич испугался и сбежал и всю жизнь из прекрасного далека нас критиковал. Я как-то ему написала дерзкое письмо о Базарове, его ответ ко мне напечатан в собрании его писем {2} и в оригинале находится у моих детей.

Никогда в жизни я не забуду одного вечера в зале Кононова {3}. Оба они должны были участвовать. Тургенев почти накануне приехал в Петербург из Парижа, был у меня и обещал принять участие в этом вечере. Зала была битком набита. Публика ждала Тургенева. Все поминутно оглядывались на входную дверь... Вдруг входит в зал Тургенев!.. Замечательно, точно что нас всех толкнуло... все, как один человек, встали и поклонились королю ума! {4} Мне напомнило эпизод с Victor Hugo, когда он возвращался из ссылки в Париж и весь город был на улице для его встречи {5}. Накануне этого вечера я виделась с Достоевским и умоляла его прочитать исповедь Мармеладова из "Преступления и наказания". Он сделал хитрые, хитрые глаза и сказал мне:

- А я вам прочту лучше этого.

- Что? что? - приставала я.

- Не скажу.

С невыразимым нетерпением я ждала появления Федора Михайловича. Тогда еще не были напечатаны и никто еще не имел понятия о "Братьях Карамазовых", и Достоевский читал по рукописи... Читал он то место, где Екатерина Ивановна является за деньгами к Мите Карамазову, к зверю, который хочет над нею покуражиться и ее обесчестить за ее гордыню. Затем постепенно зверь укрощается, и человек торжествует: "Екатерина Ивановна, вы свободны!" {6}

Боже, как у меня билось сердце... я думаю, и все замерли... есть ли возможность передать то впечатление, которое оставило чтение Федора Михайловича. Мы все рыдали, все были преисполнены каким-то нравственным восторгом. Всю ночь я не "могла заснуть, и когда на другой день пришел Федор Михайлович, так и бросилась к нему на шею и горько заплакала.

- Хорошо было? - спрашивает он растроганным голосом, -и мне было хорошо, - добавил он.

 

М. В. КАМЕНЕЦКАЯ

<ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ>

Ф. М. Достоевского я, разумеется, помню хорошо, но лишь последние два-три года его жизни, то есть когда мама и он были близкие друг другу люди, много пережившие вместе. Где они познакомились, не знаю, но помню, что мама была при смерти сына Федора Михайловича от падучей {7}. Если не ошибаюсь, это был первый припадок у мальчика, но настолько сильный, что он его убил. На Федора Михайловича эта смерть произвела неизгладимое впечатление... У мамы Федор Михайлович бывал на моей памяти "по мере надобности", в смысле не только общего какого-нибудь дела, но главным образом поделиться впечатлениями, порассказать, послушать. Расскажу, что помню из личных встреч с ним.

"остроумной" арифметической задачей о зайце и черепахе, когда меня осенила блестящая мысль: пойду-ка я к маме, там пришел преподаватель математики в Морском корпусе Горенко, он мне поможет. Кроме Горенко, у мамы сидело еще несколько человек, и, как иногда бывает, всем загорелось гонять моего зайца. Вдруг входит Ф. М. Достоевский. "В чем дело?" И стал тоже придумывать разные комбинации, но непременно хотел, чтобы черепаха пришла раньше зайца. "Она, бедная, не виновата, что ее так бог создал. А старается изо всех сил, а это лучше, чем заяц: прыг-скок и уже поспел!"

Через несколько дней Федор Михайлович опять пришел к нам, как оказалось, по делу. Когда мама бывала дома, то к нам "на огонек" обыкновенно приходило пять-шесть человек самых иногда разнообразных по position sociale {положению в обществе (франц.).}, по виду, по убеждениям. Сидели мы в таких случаях в ее небольшом будуаре, и мама сама разливала нам чай из bouillotte'ки {самовар (франц.)."серебра", и по поводу "фрака" не раз бывали дебаты с той публикой, которая этим смущалась или возмущалась. Но в тот раз, о котором я упоминаю, разговор вел некий Александр Александрович Навроцкий, служивший в военном суде, автор популярного "Утеса", который студенчество того времени усердно распевало, и многих поэм и стихотворений. В тот вечер он говорил на тему о Мировой Душе, Мировом Разуме (с большой буквы), говорил, что в данную минуту все это сосредоточено на нашей планете, которая, однако, скоро замерзнет, как луна (я, разумеется, уже застыла от этих слов, стоя за креслом, которое я придвинула Достоевскому) и т. д. Под конец он обращался почти к одному Федору Михайловичу. Последний молчал, потом обернулся неожиданно ко мне и, точно хватаясь за соломинку, сказал: "Манечка, а черепашка-то добежала, как вы думаете?" - и столь же неожиданно повернулся к маме и стал ей излагать мотив своего прихода. Надо было выручать кого-то...

Помню я Федора Михайловича на большом благотворительном концерте у мамы. Он вышел из залы, где было уж очень жарко, сел где-то в углу, но был тотчас же окружен молодежью, хотя и не любил, чтобы его "интервьюировали" (тогда еще не было этого слова), редко доводил до серьезных тем, да и уставший он часто бывал донельзя. Но я помню его споры с мамой. Они оба спорить абсолютно не умели, горячились, не слушали друг друга, и тенорок Федора Михайловича доходил до тамберликовских высот. Особенно часто мама с ним спорила по поводу его "православного бога" (тогда Достоевский издавал свой "Дневник писателя"). Однажды в азарте мама ему говорит: "Ну, и поздравляю вас, и сидите со своим "православным богом"! И отлично!" Услыхав такие "дамские доводы", как говорил Федор Михайлович, он вдруг громко и добродушно засмеялся: "Ах, Анна Павловна! и горячимся же мы с вами, точно юнцы!"

Я очень любила, исполняя мамино поручение, что есть духу пробежать всю анфиладу комнат, с заворотом в большую полутемную переднюю нашей казенной квартиры. Лечу я однажды таким образом, а было мне уже шестнадцать лет и гимназию я кончила, и налетаю в дверях на Федора Михайловича. Сконфузилась, извиняюсь, и вдруг поняла, что не надо. Стоит он передо мной бледный, пот со лба вытирает и тяжело так дышит, скоро по лестнице шел: "Мама дома? Ну, слава богу!" Потом взял мою голову в свои руки и поцеловал в лоб: "Ну, слава богу! Мне сейчас сказали, что вас обеих арестовали!" Это было незадолго до нашей поездки в Висбаден. По возвращении оттуда я попала с моим отцом на его похороны, а маме и этого не удалось: она все еще не могла вернуться... {8}

Примечания:

<ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ>

"Сборник памяти А. П. Философовой", т. 1 (А. В. Тыркова, Анна Павловна Философова и ее время), Пгр. 1915, стр. 258-259, 265-266.

1 Стр. 322. Философова была одной из учредительниц Высших женских курсов и Общества дешевых квартир (в 1861-1863 и в 1867-1879 гг. - председательница общества); принимала активное участие в организации в их пользу вечеров и концертов.

2 Стр. 323. Письма Тургенева к Философовой о Базарове были напечатаны в Первом собрании писем И. С. Тургенева, СПб. 1884, стр. 237-240, 241-243. Вероятно, речь идет о первом из этих писем, от 18 августа 1874 года.

3 Стр. 323. Имеется в виду один из вечеров в пользу Литературного фонда, состоявшихся 9 и 16 марта 1879 года в зале Благородного собрания. Достоевский читал "Рассказ по секрету" ("Исповедь горячего сердца", из третьей книги "Братьев Карамазовых"). Тургенев на первом вечере прочел "Бурмистра", на втором - рассказ "Бирюк" и, вместе с М. Г. Савиной, отрывок из комедии "Провинциалка". На втором вечере дочь Философовой преподнесла Достоевскому цветы (см. "Голос", 1879, N 70, 77; воспоминания С. А. Венгерова - "Речь" 1915, N 114; сб. "Тургенев и Савина", Пгр. 1918, стр. 68-69, 80).

4 Стр. 323. Во время краткого пребывания Тургенева в России весной 1879 года его восторженно чествовали в Москве и Петербурге.

6 Стр. 324. В окончательной редакции "Братьев Карамазовых" этих слов нет.

8 Стр. 326. Осенью 1879 года Философова была выслана из России. Александр II сказал ее мужу: "Ради тебя она выслана за границу, а не в Вятку" (А. В. Тыркова, Анна Павловна Философова и ее время, стр. 334). В Россию она возвратилась в феврале 1881 года, уже после смерти Достоевского.

 
Раздел сайта: