Федор Достоевский: Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 20 июня 1878

Здравствуй, милая Аня. Как твое здоровье -- это главное. Здоровы ли Федя, и Лиля? Смотри за ними, ради Христа. -- А теперь опишу тебе лишь самое главное, без больших подробностей, которые доскажутся при свидании. Дорогой я устал ужасно, так что и теперь еще невмочь, да сверх того схватил такой кашель в вагоне (все сквозной ветер), какого почти и не запомню. Приехали в Москву в 12-м часу вечера.⁶⁰⁶Нанял в Victoriro на Страстном бульв<аре>. -- Везет меня извозчик, я и спрашиваю его: хорошая это гостиница? -- Нет, сударь, нехорошая. -- Резкий и твердый ответ удивил меня. -- Чем же нехорошая? -- Да там ни один порядочный гость не остановится никогда. -- Как так? -- А так что только для виду. Там никто никогда не остановится, разве самый незнающий. Эти номера, как в банях. Как ночь, так с Страстного бульвара кавалеры девок водят, на час времени и занимают. Все знают, и скандалы бывают. Я спросил, какая же гостиница лучше. Он мне очень расхвалил Европу, против Малого театра (тоже очень недалеко от Страстного бульвара). Я и велел ехать в Европу. Действительно, стоят все семействами и видимо почтенные люди. Мне дали номер в 2 р. 50 к., дорогонько и в третьем этаже, но лезть в 4-й этаж показалось мне тяжело, и я занял. Всю ночь напролет не спал, мучаясь удушливым, разрывным кашлем. Встал в 10 часов утра, кашель кончился (теперь вечером опять подымается). В 1-м часу поехал к Каткову и застал его в редакции. (Он живет на даче и только наезжает). Катков принял меня задушевно, хотя и довольно осторожно.⁶⁰⁷ Стали говорить об общих делах, и вдруг поднялась страшная гроза. Думаю: заговорить о моем деле, он откажет, а гроза не пройдет, придется сидеть отказанному и оплеванному, пока пройдет ливень. Однако принужден был заговорить. Выразил все прямо и просто. При первых словах о желании участвовать лицо его прояснилось, но только что я сказал о 300 рублях за лист и о сумме вперед, то его как-будто что передернуло. -- Видите ли что, сказал он мне, мы всего только на прошлой неделе совещались общим советом, продолжать ли вести Русский Вестник или закрыть его на будущий год, потому что я сам по нездоровью не в силах наблюдать за обоими изданиями (Москов<ские> Вед<омости> и Р<усский> В<ест-ни>к), а потому позвольте мне подумать, что вам ответить, так как при-детоя решиться опять продолжать журнал и значительно на него затратить. Узнав же, что я всего в Москве на 3--на 4 дня, обещал мне дать ответ завтра, в среду, 21 числа, для чего и просил меня заехать к нему в редакцию в 2 часа пополудни.

Я теперь, в 10 часов вечера, во вторник, 20-го сижу и думаю, что завтра он мне несомненно откажет. Если же не откажет, то будет хлопотать на сильной сбавке с 300 р. Письмо это пошлю тебе завтра, 23, после того, как увижусь с Катковым, и потому оставляю на завтра Post Scriptum, из которого разом все и узнаешь.

Ливень прошел на минутку, и между 1-м и 2-м ливнем я успел проехать к сестре Варе,⁶⁰⁸ у которой и выждал перемены погоды почти до 5 часов. Возвратись в гостиницу, пообедал и в 7-м часу отправился в Нескучный сад к Соловьеву.⁶⁰⁵* (Извощик туда и назад 2 руб.). Соловьева застал, очень странный, угрюмый и поношенный. Я ему рассказал тоже откровенно. Он очень удивился, что Лавров (и еще другой кто-то) у меня не были;⁶¹⁰ Теперь он не знает, где Лавров (но не в Москве). А Юрьев⁶¹¹ в другой губернии в деревне. Тем не менее, желание их приобресть мой роман ⁶¹² -- верное, и люди состоятельные. Итак с ними теперь ни видеться, ни списаться нельзя, а разве только состоится их предложение мне в сентябре.⁶¹³ Но думаю, что тогда и еще кое-кто предложит. Во всяком случае, возвратясь в Старую Руссу, примусь работать. Но если откажет Катков, то придется жить, примерно до октября, бог знает чем.

С Соловьевым решили ехать в Оптину пустынь⁶¹⁴ в пятницу (Калужской губер<нии> на границе Тульской, Козельского уезда). Завтра Со* ловьев ко мне приедет в гостиницу в 5 часов пополудни.

У книгопродавцев не был, буду завтра. У Елены Павл<овны> еще не был, тоже завтра. До свидания, Аня, обнимаю тебя. Завтра Post Scriptum, решающий в нашей участи многое. Устал ужасно. Поцалуй детей, скажи, что папа цалует. Поцалуй и Ваню. Поклон Анне Николавне. Очень жутко за детей. Цалую тебя очень. Итак до P<ost> Scrip<tum>.

(Москва. Гостиница Европа, против Малого театра, занимаю No 21-й). Post Scriptum. Среда 11 часов утра (21 июня).

Новости: сейчас ко мне Катков прислал из редакции рассыльного с извинением, что сегодня он дать мне ответа не может, потому что, по встретившимся внезапно обстоятельствам, должен немедленно съездить в деревню (рассыльный выразился: в именье), а потому и просил меня побывать у себя завтра, в четверг, 22, т<о> е<сть> прийти в редакцию, где и получу от него ответ. Он, стало быть, завтра воротится.

Не вижу изо всего этого ничего для себя доброго. Ничего. -- До свидания, голубчик. Завтра напишу о результате и отправлю к тебе вечером. А теперь отправляю это письмо. Сегодня обойду книгопродавцев. (Зачеркнуто две строки).

N. В. Ночью спал опять всего 4 часа. Нервы расстроены ужасно. Желудок тоже.

⁶⁰⁶ После неожиданной смерти трехлетнего сына Достоевского Алексея Анна Григорьевна уговорила мужа съездить в Оптину пустынь, куда он давно собирался.

⁶⁰⁷ "Братьев Карамазовых" объясняется публикацией предыдущего романа "Подросток" в "Отечественных записках".

⁶⁰⁸ К Варваре Михайловне. После смерти отца Достоевских ее муж, П. Карепин, правитель канцелярии московского военного генерал-губернатора, сделался опекуном братьев и сестер Достоевских. О ней см.: Волоцкой.

⁶⁰⁹ К философу Владимиру Сергеевичу Соловьеву (1853--1900), с которым Достоевский должен был уехать в Оптину пустынь. В конце 1877 г. Достоевский особенно сблизился с Вл. Соловьевым, когда писатель регулярно посещал "чтения о богочеловечестве" -- лекции, которые Вл. Соловьев с огромным успехом читал в Соляном городке в Петербурге. В июне 1878 г., во время совместной поездки в Оптину пустынь, Достоевский изложил Вл. Соловьеву "главную мысль", а отчасти и план целой серии задуманных романов, из которых были написаны только "Братья Карамазовы" (см. об этом: Соловьев Вл. С. Собр. соч., т. 3. СПб., 1912, с. 197). 6 апреля 1880 г. Достоевский присутствовал на защите Вл. Соловьевым докторской диссертации "Критика отвлеченных начал". Особенно привлекла Достоевского близкая ему мысль, высказанная Соловьевым, о том, что "человечество <...> знает гораздо более, чем до сих пор успело высказать в своей науке и в своем искусстве" (Письмо Достоевского к Е. Ф. Юнге от И IV 1880 -- Письма, "Итак -- церковь, как положительный общественный идеал; как основа и цель всех наших мыслей и дел, и всенародный подвиг, как прямой путь для осуществления этого идеала -- вот последнее слово, до которого дошел Достоевский, которое озарило всю его деятельность пророческим светом" (Соловьев Вл. Три речи в память Достоевского. М., 1884, с. 10). Однако отношение Вл. Соловьева к религиозности Достоевского носило противоречивый характер. С одной стороны, еще 19 VI 1873 Вл. Соловьев писал своей двоюродной сестре Е. В. Селевиной: "Не знаю, почему тебя возмутило "Преступление и наказание". Дочти его до конца, да и всего Достоевского полезно было бы прочитать: это один из немногих писателей, сохранивших еще в наше время образ и подобие божие" (Соловьев Вл. Письма, т. 3. СПб., 1911, с. 80); в 1883 г. Вл. Соловьев собирается написать статью "Христианство и гуманизм" в защиту Достоевского от обвинения его К. Леонтьевым в "розовом" христианстве (см. там же, т. 1. СПб., 1908, с. 15), наконец, 2 марта 1884 г. в письме к Н. П. Страхову Вл. Соловьев возражает против обвинения Достоевского в неискренности: "С тем, что Вы пишете о Достоевском и Л. Н. Толстом, я решительно не согласен. Некоторая непрямота или неискренность (так сказать, сугубость) была в Достоевском лишь той шелухой, о которой Вы прекрасно говорите, но он был способен разбивать и отбрасывать эту шелуху, и тогда оказывалось много настоящего и хорошего. А у Л. Н. Толстого непрямота и неискренность более глубокие" (там же, с. 18). С другой стороны, защищая Достоевского, Вл. Соловьев писал тому же К. Леонтьеву: "Достоевский горячо верил в существование религии и нередко рассматривал ее в подзорную трубу, как отдаленный предмет, но стать на действительно религиозную почву никогда не умел" ("Русский вестник", 1903, No 5, с. 162). По словам М. Н. Стоюниной, в ответ на ее замечание о том, что писатель воплотил в Алеше Карамазове черты Вл. Соловьева, Анна Григорьевна, возмущенная призывом Вл. Соловьева помиловать убийц Александра II, воскликнула: "Нет, нет, Федор Михайлович видел в лице Владимира Соловьева не Алешу, а Ивана Карамазова!" (Достоевский, II, 579). О Достоевском и Вл. Соловьеве см. статьи: Радлов Э. Л. Соловьев и Достоевский. -- В кн.: Достоевский. Статьи и материалы, т. I. Под ред. А. С. Долинина. Пб., 1922, с. 155--172; Гессен С. И. Борьба утопии и автономии добра в мировоззрении Ф. М. Достоевского и Вл. Соловьева. -- "Современные записки". Париж, 1931, кн. XLV, с. 271--305; кн. XLVI, с. 321--351; Пруцков Н. И. Достоевский и Вл. Соловьев ("Великий инквизитор" и "Антихрист"). -- В кн: Русская литература 1870-- 1890 гг., сб. 5. Свердловск, 1973, с. 51--78.

⁶¹⁰ "Русская дума". Журнал стал выходить с 1880 г. под названием "Русская мысль". Издателем журнала с 1880 по 1912 г. был журналист и переводчик Вукол Михайлович Лавров (1852--1912), познакомивший русских читателей с целым рядом произведений Э. Ожешко и Г. Сенкевича. В письме к Анне Григорьевне от 27 V 1880 Достоевский называет Лаврова своим "страстным, исступленным почитателем". В ответ на присланный Достоевским экземпляр "Братьев Карамазовых" Лавров писал ему 30 XII 1880: "Эта книга с Вашей надписью будет служить мне, во всю мою жизнь, напоминанием о тех немногих отрадных моментах, которые я имел счастие провести в живом общении как человек с человеком, с тем, кто, по своему великому художественному таланту и еще более по своей способности понимать и делать понятным другим сокровеннейшие движения человеческой души казался мне в своих произведениях титаном, которому можно только удивляться, созерцать его величие, пред которым можно только благоговеть, как перед творцом, созидающим вновь человека как бы из первобытного хаоса, из пошлости и грязи ненормальных жизненных условий вновь возвращающим ему образ и душу человека, страдающим вместе с ним в его падении и торжествующим вместе с ним победу над эгоистическими, животными стремлениями" (ЛН, т. 86, 524). О Лаврове см. статью в ИВ,

⁶¹¹ Критик и переводчик Сергей Андреевич Юрьев (1821--1888) намечался на должность главного редактора нового журнала.

⁶¹² "Братья Карамазовы".

⁶¹³ "Братья Карамазовы" в журнале "Русская дума" (текст письма опубликован А. С. Долининым (Письма, IV, 362--363). В ответном письме к С. А. Юрьеву от И VII 1878 Достоевский сообщил, что хотя уже и предложил роман в "Русский вестник", но окончательно вопрос решится в сентябре или октябре 1878 г. (см.: Письма, IV, 31). Однако вопрос в пользу "Русского вестника" решился гораздо раньше, чему в немалой степени, очевидно, способствовал аванс в 2000 руб., взятый Достоевским в редакции "Русского вестника".

⁶¹⁴ Глинская пустынь (Курская губ.), Белобережская пустынь (Орловская губ.), возродил особый тип русского монашества -- старчество (старец в православии -- руководитель совести). Старцы Оптиной пустыни неизменно привлекали к себе внимание выдающихся деятелей литературы и искусства. В Оптиной пустыни бывали Н. В. Гоголь, В. А. Жуковский, П. В. и И. В. Киреевские, Н. С. Лесков, Вл. С. Соловьев, А. К. Толстой, Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев (см.: Богданов Д. П. Оптина пустынь и паломничество в нее русских писателей. -- ИВ, "Сказания о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле инока Парфения" (М., 1857), автор которой посещает также и Оптину пустынь (см.: Биография, 298). В библиотеке Достоевского имелись также книги "Жизнеописание Оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва)" (М., 1876) и "Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни" (изд. 3-е, М., 1876). Об Оптиной пустыни Достоевскому мог рассказать подробно и Н. Н. Страхов, ездивший туда в 1877 г. вместе с Л. Н. Толстым.