Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 20 мая 1867

7. Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ - А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ 

Hombourg. Понедельник 20 мая <1867.>

10 часов утра.

<В Дрезден.>

Здравствуй, милая моя, бесценная, единственная, сокровище и радость моя. Милый мой друг, вчерашний день опять ничего не решил (несколько слов зачеркнуто). Я все еще на одной точке и леплюсь кое-как и не добился, покамест, ни до какого результата, так что и опять не выезжаю; что-то скажет сегоднишний день? Может быть, что-нибудь и будет решительное. Bq всяком случае завтра получишь от меня точное известие, т<о> е<сть> выезжаю ли я или нет?

Ангел мой, ты не поверишь, как я обрадовался и с каким счастьем прочел я, на почте, твои две крошечные писульки на двух листиках. Я их цаловал и так рад, так рад был твоей любви. Она видна в каждой строчке, в каждом выражении твоем; и как (одно слово зачеркнуто) не имею.35 Покойный брат Миша часто с горечью упрекал меня в этом. Милая моя, простишь-ли ты когда-нибудь меня за то, что я тебя так мучаю, покинул тебя и не еду! Твое письмо в этом отношении решительно измучило меня вчера, хоть ты сама и ни словом, ни мыслию не упрекаешь меня, а даже, напротив -- ободряешь и утешаешь.36 Но ведь я чувствую все. И во-первых, я сам не сообразил еще прежде всей затруднительности, всей муки моей будущей, решаясь ехать сюда. Я твердо был убежден, что еду только на четыре дня, и не сообразил, что если внешние обстоятельства, совершенна не от меня зависящие, задержат меня, то что будет с нами обоими. Будучи вблизи, возле тебя, я не сообразил тогда, как я люблю тебя и как тяжела для нас обоих разлука. Мы уже начинаем сростаться и, кажется, сильно срослись вместе, Аня, и так сильно, что и не заметили, я по крайней мере. Ты не знаешь, как мне хотелось, например, вчера быть с тобою; и я со слезами молился ночью о тебе, удержаться не мог.

А вчера был день решительно пакостный и скверный. Главное, все это бестолково, глупо и низко. А все-таки оторваться от моей идеи не могу, т<о> е<сть> бросить все как есть и приехать к тебе. Да теперь это почти что, покамест, и невозможно, т<о> е<сть> сейчас-то. Что завтра скажет? Веришь ли: я проиграл вчера все, все до последней копейки, до последнего гульдена, и так и решил написать тебе поскорей, чтоб ты прислала мне денег на выезд. Но вспомнил о часах и пошел к часовщику их продать или заложить. Здесь это ужасно все обыкновенно, т<о> е<сть> в игорном городе. Есть целые магазины золотых и серебряных вещей, которые только тем и промышляют. Представь себе, какие подлые эти немцы: он купил у меня часы, с цепочкой (стоили мне 125 руб. по крайней цене) и дал мне за них всего 65 гульденов, т<о> е<сть> 43 талера, т<о> е<сть> почти в 2 1/2 раза меньше. Но я продал с тем, чтоб он дал мне одну неделю срока и что если я в течение недели приду выкупить, то он мне отдаст, разумеется, с процентом. И представь себе, на эти деньги я все-таки отыгрался и сегодня пойду сейчас выкупить часы. Затем у меня останется 16 фридрихсдоров. Я отыграл их тем, что переломил себя вчера и решительно не давал себе увлекаться. Это дает мне, некоторую надежду. Но боюсь, боюсь. Что-то скажет сегодняшний день. Одним словом, завтра скажу тебе какое-нибудь верное слово.

Итак, простишь ли ты меня за все это? О, Аня! Перетерпим это время, и, может быть, потом будет лучше. Не мучайся очень обо мне, не тоскуй. Главное, не тоскуй и будь здорова; ведь во всяком же случае я очень скоро возвращусь. А там мы вечно с тобой. Эта разлука минутная даже полезна для нашего счастья. Она много, много дала сознания. -- Пиши мне побольше подробностей о себе, не пропускай ничего. Если нездорова, не скрывай и напиши это. Я здесь здоров совершенно. Вчера была прелестная погода; сегодня тоже недурна кажется. Вчера было воскресение, а все эти гомбургские немцы с женами [которые все] явились после обеда в воксал. Обыкновенно по будням играют иностранцы и давки нет. А тут давка, духота, толкотня, грубость. Ах, какие подлые эти немцы. Прощай, Аня, прощай, радость моя, будь весела и счастлива. Люби меня. До завтра. Обнимаю тебя крепко, крепко. Люблю беспредельно, твой весь, до последней капли

Завтра напишу непременно.

P. S. Ради бога, Аня, не высылай мне сюда никаких писем, ничего не может быть такого особенно важного, тем более из Москвы.37 Пусть подождет. А то я могу выехать отсюда каждый день, и с письмом расстренемся. 

Примечания:

35 "Идиот", над которым Достоевский в это время работал: "Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею" (Достоевский, 1956--1958, VI, 624).

36 Письмо Анны Григорьевны не сохранилось, но о содержании его можно догадываться по ее дневниковой записи от 19 мая, где она рассказывает о своем тяжелом душевном состоянии и "ужасном горе" без Достоевского (Дневник Достоевской,

37 Судя по дневниковой записи Анны Григорьевны от 15/27 мая 1867 г. (Дневник Достоевской, 85) и письму Достоевского к А. П. Сусловой от 23 апреля/5 мая 1867 г. (Письма, М., 1928; Долинин А. С. Достоевский и Суслова. -- В кн.: II, 153--285; Бем А. Л. "Игрок" Достоевского. (В свете новых биографических данных). -- "Современные записки", [Париж], 1925, кн. 24, с. 372--392). Однако Достоевский мог иметь в виду и письма от матери Анны Григорьевны, А. Н. Сниткиной, или от П. А. Исаева, о чем и пишет сама Анна Григорьевна в указанной выше дневниковой записи.

Раздел сайта: