Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 25 - 26 мая 1880

217. Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ - А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ 

Москва 25/26 мая <18>80. Гостиница

Лоскутная на Тверской.

<В Старую Руссу.>

Милый друг мой Аня, вот и еще тебе письмо (пишу во 2-м часу ночи). Может быть, придет к тебе после моего приезда (ибо все-таки намерен выехать во вторник 27-го), но пишу тебе на всякий случай, ибо обстоятельства так складываются, что, может быть, я и еще на некоторое время останусь. Но по порядку. Сегодня 25-го в 5 часов приехали за мной Лавров и Ник. Аксаков и повезли меня в собственной коляске в Эрмитаж. Они были в сертуках, и я поехал в сертуке, хотя обед, как оказалось, был именно устроен в честь меня. В Эрмитаже уже ждали нас литераторы, профессора и ученые, всего 22 человека. Юрьев с 1-го слова заявил мне, в торжественной встрече, что на обед рвались многие и что если б только был дан сроку еще всего один день, то собрались бы сотни гостей, но устроили они слишком поспешно, а потому и боятся, что когда узнают многие другие, то станут их упрекать, что их не позвали. Было 4 профессора Университета, один директор гимназии Поливанов766 (друг фамилии Пушкиных), Иван Сергеевич Аксаков, Николай Аксаков, Николай Рубинштейн767 (московский) и проч. и проч. Обед был устроен чрезвычайно роскошно. Занята целая зала (что стоило немало денег). Балыки осетровые 1 1/2 аршина, полторааршинная разварная стерлядь, черепаший суп, земляника, перепела, удивительная спаржа, мороженое, изысканнейшие вина и шампанское рекой. Сказано было мне (с вставанием с места) 6 речей, иные очень длинные. Говорили Юрьев, оба Аксаковы, 3 профессора, Николай Рубинштейн. За обедом получены были две приветственные телеграммы, одна от одного самого уважаемого профессора, выехавшего внезапно из Москвы.768 Говорилось о моем "великом" значении как художника "всемирно отзывчивого", как публициста и русского человека. Затем бесконечное число тостов, причем все вставали и подходили со мной чокаться. Дальнейшие подробности при свидании. Все были в восторженном состоянии. Я отвечал всем весьма удавшеюся речью, преизведшею большой эффект, причем свел речь на Пушкина. Произвело сильное впечатление. -- Теперь одно пренесносное и затруднительнейшее дело: депутация от Любителей российскою словесности была сегодня у кн. Долгорукого, и он объявил, что открытие памятника последует между 1-м и 5-м числом июня. Точного, однако, числа не обозначил. И вот все они в восторге. "Литераторы, дескать, и некоторые депутации не разъедутся, и хоть не будет музыки и театральных представлений, то все же будут заседания Любителей словесности, речи и обеды". Когда же я объявил, что уезжаю 27-го, то поднялся решительный гам: "Не пустим!". Поливанов (состоящий в комиссии по открытию памятника), Юрьев и Аксаков объявили вслух, что вся Москва берет билеты на заседания, и все берущие билеты (на заседания Люб<ителей> р<оссийской> словесности) берут, спрашивая (и посылая по нескольку раз справляться): будет ли читать Достоевский? И так как они не могли всем ответить, в каком именно заседании буду я говорить, в первом или во 2-м, -- то все стали брать на оба заседания. "Вся Москва будет в огорчении и негодовании на нас, если вы уедете", -- говорили они мне все. Я отговаривался, что мне надо писать Карамазовых; они серьезно стали кричать о депутации к Каткову просить отложить мне срок. Я стал говорить, что ты и дети будут беспокоиться, если я так надолго останусь, и вот (совсем не в шутку) не только предложили послать к тебе телеграмму, но даже депутацию в Старую Руссу к тебе, просить тебя, чтоб я остался. Я отвечал, что завтра, т<о> е<сть> в понедельник 26-го, решу.

Сижу теперь в страшном затруднении и беспокойстве: с одной стороны, упрочение влияния моего не в одном Петербурге, а и в Москве, что много значит, с другой -- разлука с вами, затруднения по Карамазовым, расходы и проч. Наконец, хоть "Слово" мое о Пушкине теперь уже непременно будет напечатано, но где -- ведь я почти что, в субботу, обещал ее Каткову. А стало быть, Любители и Юрьев будут в горе. А отдать им, рассердится Катков. Думаю, пока, непременно уехать, если не 27-го, то 28-го или 29-го, когда от Долгорукого получен уже будет точный срок открытия. Может быть, до этого получения ответа придется выждать. С другой же стороны, опять-таки, Долгорукий говорит еще сам от себя, из Петербурга же точного срока пока не получил (да и сам, кажется, на несколько дней едет в Петербург), так что я, положим, что остался бы до 5-го июня, а вдруг получится повеление отложить еще до 10-го или до 15-го, тогда все мне ждать? Завтра скажу Юрьеву, что уеду 27-го, но если останусь, то в случае каких-нибудь точных и серьезных обстоятельств. Во всяком же случае теперь в ужасном беспокойстве. После обеда заезжал к Елене Павловне, но от тебя не нашел. Конечно, еще рано из Руссы, но неужели и завтра не получу? С Еленой Павловной доехал к Машеньке Ивановой и рассказал ей, что обедал с Рубинштейном, была восхищена. Во всяком случае, как получишь это письмо мое, непременно мне ответь: все равно, если я выеду, то Елена Павловна перешлет письмо нераспечатанным в Руссу. И потому непременно и сейчас же ответь. Адрес самый точный Елены Павловны: на Остоженке, в приходе Воскресенья, что на Остоженке, дом Дмитревской, с передачею Ф. М. Дос-му. Если же захочешь телеграфировать, то телеграфируй или к Елене Павловне, или прямо ко мне, в гостиницу Лоскутную, на Тверской, -- также верно получу. (Письма же лучше адресуй на Елену Павловну).

N. В. Я выбран в члены Общества люб<ителей> российской словесности еще год назад, но прежний секретарь Бессонов,769 по небрежности, не уведомил меня о выборе, в чем мне и принесли извинение. Обнимаю тебя, дорогая моя, крепко, деток цалую, вижу странные и знаменательные сны по ночам.

Твой весь Ф. Достоевский.

А речь я сказал хорошо. Еще раз обнимаю тебя. Деток расцалуй, расскажи им о папе.

Твой весь Ф. Достоевский.

Утонченность обеда до того дошла, что после обеда за кофеем и ликером явились две сотни великолепных и дорогих сигар. Не по-петербургски устраивают.

Примечания:

766 Известный педагог и писатель, директор гимназии в Москве Лев Иванович Поливанов Все подготовительные мероприятия, а впоследствии и сами Пушкинские празднества проводились под его непосредственным руководством и при прямом участии, под его редакцией вышел "Альбом пушкинской выставки" (М., 1882; изд. 2-е, М., 1887). Одним из помощников Л. И. Поливанова на Пушкинском празднике был преподаватель А. М. Сливицкий, оставивший воспоминания об участии Л. И, Поливанова в Пушкинских днях (см:. Сливицкий А. М. Из моих воспоминаний о Л. И. Поливанове -- "Московский еженедельник", 1908, 22 ноября No 46). На Пушкинском празднике Достоевский познакомился с его женой -- М. А. Поливановой. После кратковременного знакомства на Пушкинских торжествах и описанной Поливановой встречи с писателем в Лоскутной гостинице в Москве (см.: запись М. А. Поливановой о посещении Ф. М. Достоевского 9 июня 1880 г. -- "Голос минувшего",1923, No 3, с. 29--38) между ними завязалась дружеская переписка (см.: Письма, IV, 193, 205 и неопубликованные письма М. А. Поливановой в ГБЛ, ф. 93. II. 7. 105).

767 Выдающийся пианист, основатель и директор Московской консерватории Николай Григорьевич (1835--1881) дирижировал оркестром на думском обеде с участием Достоевского в залах Дворянского собрания 6 июня 1880 г. и на литературном празднестве вечером 6 июня 1880 г. в Благородном собрании, где Достоевский читал сцену Пимена (см. воспоминания Н. Н. Страхова и Е. П. Летковой в кн.: Достоевский в воспоминаниях, II, 350, 390).

768

769

 

 
Раздел сайта: