Федор Достоевский: Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 27 мая 1872

Милый друг мой Аня, сегодня, в час пополудни увидал Федю. По-моему, он совершенно здоров и весел. Тотчас узнал меня и полез срывать шляпу. Я боюсь, что он помешается на шляпе. Священник ¹³⁴ уже подарил ему в полное владение свою старую-старую шляпею. Но не в шляпе главное дело, а [все] чтоб сорвать ее с головы. Теперь его закачивают спать (3 часа), а все два часа он лез ко мне и без умолку болтал. Очень тоже любит ползать по полу. Не похудел нимало. Но маленьких пятнушек, с горошинку, и не очень ярких по лицу много. Но мне сказали, что пятнушки были первоначально больше и краснее, а что теперь сильно проходят. Животик у него совершенно хорош и марается очень хорошо и аккуратно. Вид очень веселый. Первые дни, говорят, грустил больше, т<о> е<сть> тянулся из комнаты в комнату и все искал. А первую ночь, няня говорит, совсем напролет не спал, но с аппетитом впрочем ел. Теперь же спит хорошо. Вообще все что до него касается, хорошо. Вчера здесь открыли воксал. Я подожду еще день, а если пятнушки не пройдут, обращусь к Рохелю¹³⁵ или к Шенку¹³⁶ за советом.

Священник встретил меня с радостию, все расспрашивали, и я все рассказывал. Няня тоже довольна удачей операции, но, кажется, недовольна, что не едешь ты сама.

В настоящую минуту у меня голова кружится потому, что я ничего не спал. В Новгороде парохода не застали, потому что он, по поводу открытия воксала, сделал экстренный рейс с губернатором, но пришел в 6 часов утра, и все-таки приняли на пароход не иначе как по взятии билета уже в 1/4 8-гр. С двух до 6 часов провел я в гостинице Соловьева, где, впрочем, спал часа полтора. Здесь погода ясная, но каждый день вспрыскивают дожди и не так знойно, как в Петербурге. Впрочем великолепно.

Теперь главное о Любе. Я о ней очень беспокоюсь. Ну что если ты с ней пойдешь на улицу, а с тобой случится обморок? Наконец, ты можешь заболеть. Кроме того, выпрямится ли ручка, когда снимут перевязку через три недели? Довольно зла произошло от нашей, небрежности и доверчивости. Надо, чтоб косточки совершенно срослись. Не подействовали бы на нее тоже зной и духота, не заболела бы она? А что если и ты расхвораешься? Ради бога, проси маму не оставлять тебя. Твое положение с Лилей несравненно хуже и неприятнее, чем положение Ольги Кирилловны, которая будет окружена всеми удобствами и утонченностями науки. Да и сами они, я убежден, маме не дадут даже вымыть своего ребенка. Думаю тоже о том, как ты будешь возвращаться сюда: переезды хлопотливые, с задержками, ломкие.

Тоскую тоже без Лили. Оставил я ее в такое критическое время и, хоть пользы не много бы ей принес, но все-таки на глазах, сам бы не тосковал.

Осторожно ходи с нею по улицам. В Петербурге так толкаются, столько пьяных. Ради бога, не ходи смотреть на праздник 30 мая.¹³⁷ Ей сломают опять ручку в толпе наверно. Все об этом думаю и об тысячи вещах и все тоскую.

Сбила тоже меня с толку твоя записка. Во-первых, у нас прачки нет, кому же я, сейчас, отдам все мыть? Я думал, что у нас давно есть прачка. Марья привела какую-то, и я выдал ей на пробу постирать несколько вещей (записав белье, разумеется). Во-вторых, в твоей записке, которая лежит теперь передо мною, ясно и точно сказано, что все белье, чистое и черное, и большое я найду в большом сундуке. Совершенно исковерканный и измученный дорогой, едва стоя на ногах, принялся я искать в большом сундуке, и что же -- ничего не нашел белья. То есть в полном смысле слова хоть бы одну штуку. Есть две или три твоих рубашки, кажется, еще дрезденской стирки, а больше нет ничего, кроме разных лоскутьев. Правда, есть еще какая-то салфетка, в которую тоже завернуты какие-то лоскутки -- и только. А белья нет никакого. Лежит же белье какое-то в шкапике, потом черное мое в большом платяном шкапу, да какие-то штуки на стульях, да в комоде во втором ящике две-три салфетки и черные простыни -- одним словом, все разбросано и разметано в совершенном беспорядке. Прачка придет опять в понедельник, тогда соберу все остальные лоскутья, выдам в запишу. А теперь ноги подламываются. Я часа полтора перебирал сундук. Ничего не помял. Впрочем, там еще буду искать. Вообще, не имея реестра нашего белья, трудно мне будет прийти к порядку.

Здесь, чтоб письмо пошло в тот же день, надо непременно доставить его на почту до девяти часов утра. Итак это письмо никоим образом не могло бы пойти сегодня, а пойдет, разумеется, завтра.

Обо всех других делах не думаю, слишком устал и клюю носом. Мучусь только, не случилось бы чего с вами, и предчувствую, что все три недели не буду покоен.

Здесь, когда начинают купать детей в соленых ваннах, то через две педели начинает появляться сыпь, а месяца через три проходит (т<о> е<сть> проходит золотуха). Не золотушлив ли и Федя? Может, еще до купанья, а просто от одного здешнего воздуха, у него уже появились пятнышки? Не надо ли, стало быть, его покупать. Впрочем, если пятнушки пройдут сами собой, то нечего ходить к Шенку или Рохелю. Кроме этих пятнушек (которые исчезают), повторяю, он совершенно здоров и весел.

Цалую Лилю бессчетно. Говори ей обо мне, напоминай. Спрашивала ли она обо мне хоть разок? Ну до свидания, прошу тебя очень писать ко мне, хоть по пяти строк, но чаще и, главное, с полною откровенностию.

Вообрази: священник еще не получил моего второго письма.¹³⁸

¹³³ 15 мая 1872 г. Достоевский выехал вместе с женой и детьми из Петербурга. Был принят совет профессора Петербургского университета М. И. Владиславлева -- мужа племянницы писателя Марии Михайловны -- снять дачу в Старой Руссе. Однако через несколько дней после приезда в Старую Руссу Достоевские вынуждены были вернуться в Петербург ввиду необходимости сделать операцию неправильно сросшейся у дочери руки (она сломала руку в конце 1871 г.). Операцию делал главный врач Максимилиановской лечебницы Иван Мартынович Барч Воспоминания Достоевской, 220--233).

¹³⁴ Свой первый старорусский дачный сезон Достоевский провел в доме священника местной Георгиевской церкви Иоанна (Ивана Ивановича) Румянцева "был человек незаурядный. Вступив давно когда-то в управление Егорьевским приходом, он не продвинулся ни на шаг по пути духовной карьеры, за всю свою жизнь не заслужил ни одного знака отличия; начальство не благословило его даже простой камилавкой, так что его умное, лукавое лицо с глазами, укрытыми дымчатыми очками, овевалось свободными прядями волос, сперва черных, а позднее седых... Об отце Иване с полным основанием можно было сказать, как впоследствии Горький сказал об Егоре Булычеве, что он "не на той улице родился"" (Скарская Н. Ф. и Гайдебуров П. П. На сцене и в жизни. М., 1959, с. 255--256).

Между Румянцевыми и Достоевскими навсегда сохранились теплые отношения. Достоевский особенно сблизился с хозяином дачи. "Батюшка Румянцев есть мой давний и истинный друг", -- писал он в одном из писем из Старой Руссы летом 1880 г. (Письма, IV, 187). После смерти писателя Румянцев остался другом А. Г. Достоевской. В 1883 г. в Старой Руссе по инициативе Анны Григорьевны открылась школа имени Ф. М. Достоевского. Ее заведующим стал И. И. Румянцев. См. о нем, а также о пребывании писателя в Старой Руссе в 1872 г. и в последующие годы в кн.: Рейнус Л. М. Ф. М. Достоевский в Старой Руссе. Л., 1971. О священнике И. Румянцеве см. также некролог "Друг Достоевского" ("Новости", 1905 12/25 февраля, No 36) и статью А. В. Круглова "Поездка в Старую Руссу" (ИВ, 1895, No 4), где приводятся краткие воспоминания самого И. Румянцева о встречах с Достоевским в Старой Руссе.

¹³⁵ Александр Ансельмович -- доктор, директор Старорусских минеральных вод, автор кн. "Старорусские минеральные воды" (СПб., 1880), имевшейся в библиотеке Достоевского. См. о нем: Воспоминания Достоевской, 223-- 225, 228.

¹³⁶ Шенк Н. А. "О Старорусских минеральных водах" ("Современный лечебник", 1875, январь). См. о нем: Воспоминания Достоевской,

¹³⁷ 200-летие со дня рождения Петра I.

¹³⁸ Письма Достоевского к И. И. Румянцеву не сохранились.