Федор Достоевский: Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 28

Милая моя Аня, нового только то, что пришла от Долгорукова сегодня телеграмма об открытии памятника 4-го числа. Это уже твердо. Таким образом, я могу выехать 8-го или даже 7-го из Москвы и уж, разумеется, поспешу. Но остаться здесь я должен и решил, что остаюсь. Дело главное в том, что во мне нуждаются не одни Любители р<оссийской> словесности, а вся наша партия, вся наша идея,⁷⁸² за которую мы боремся уже 30 лет, ибо враждебная партия (Тургенев, Ковалевский и почти весь Университет)⁷⁸³ решительно хочет умалить значение Пушкина как выразителя русской народности, отрицая самую народность.⁷³⁴Оппонентами же им, с нашей стороны, лишь Иван Серг<еевич> Аксаков (Юрьев и прочие не имеют весу), но Иван Аксаков и устарел, и приелся Москве. Меня же Москва не слыхала и не видала, но мною только и интересуются. Мой голос будет иметь вес, а стало быть, и наша сторона восторжествует. Я всю жизнь за это ратовал, не могу теперь бежать с поля битвы. Уж когда Катков сказал: "Вам нельзя уезжать, вы не можете уехать" -- человек вовсе не славянофил -- то уж конечно мне нельзя ехать.

Сегодня утром, в 12 часов, когда еще я спал, приехал ко мне с этой телеграммой Юрьев. Я при нем стал одеваться. В это время вдруг докладывают, что приехали две дамы. Я был не одет и послал спросить: кто такие? Человек воротился с запиской, что какая-то г-жа Илина ⁷⁸⁵ исполнить и издать такую книжку для детей, которая непременно пойдет и даст, может быть, 2000 р. выгоды. Подари ей 2000 рублей -- вот дерзость! Юрьев тотчас же пошел (так как он же, по ветрености своей, и направил ее ко мне) объяснить ей, что я "отнюдь не согласен, принять же ее не могу. Он ушел, и вдруг приехала Варвара Михайловна и не успела войти, как вошел Висковатов. Узнав, что у меня гости, Варя тотчас убежала. Воротился Юрьев и объявил, что другая посетившая дама была сама по себе, фамилью не сказала, а объявила только, что пришла заявить свое беспредельное уважение, удивление, благодарность за все, что я ей доставил моими сочинениями, и проч. С тем однако и ушла, я ее не видал. Я посадил гостей за чай, и вдруг вошел Григорович. Все они просидели часа два, и когда Юрьев и Висковатов ушли, Григорович остался, не намереваясь уходить. Начал мне рассказывать разные разности за все. тридцать лет, вспоминать старое и проч. Наполовину, конечно, врал, но было и любопытное. Затем в 5-м часу объявил, что разлучаться со мною не хочет, и стал упрашивать меня вместе идти обедать. Мы пошли опять в Московский трактир, где обедали долго, а он все говорил. Вдруг пришли Аверкиев и его супруга. Аверкиев подсел к нам, а дона Анна⁷⁸⁶ объявила, что зайдет ко мне (очень мне ее надо!). Оказалось, что подле нас обедают родственники Пушкина, два племянника его, Павлищев и Пушкин,⁷⁸⁷ и еще один какой-то. Павлищев тоже подошел и объявил, что тоже ко мне придет. Одним словом, мне, как и в Петербурге, не дают покоя. После обеда Григорович стал упрашивать меня ехать с ним в парк "подышать чистым воздухом", но я отказался, расстался с ним, воротился домой пешком и через 10 минут отправился к Елене Павловне за письмом. Но письма у ней не оказалось, а встретил только Ивановых. Машенька завтра уезжает. Просидел до 11 часов и воротился домой пить чай и писать тебе письмо. Вот весь мой бюллетень.

Главное скверно, что письма наши ходят по три и по четыре дня. Уведомленная мною, что я возвращусь, ты, конечно, перестанешь писать ко мне, ожидая меня 28-го, и когда-то еще дойдут до тебя вчерашнее и сегодняшнее письмо мое о новом решении! Боюсь, что ты будешь в недоумении и беспокоиться. -- Но нечего делать. Худо только то, что от тебя, может быть, не получу 2 дня писем, а я по вас изныл. Грустно мне здесь, несмотря на гостей и обеды. Ах, Аня, как жаль, что не могло так устроиться (конечно, никак), чтоб и ты со мной приехала. Даже Майков, говорят, изменил решение и приедет.⁷⁸⁸ Будет много хлопот, надо являться в Думу в качестве депутата (еще не знаю когда) для получения билета на церемонию. Окна домов, окружающих площадь, отдаются в наем по 50 рублей за окно. Кругом устраиваются деревянные эстрады для публики тоже за непомерную цену. Боюсь тоже дождливого дня, чтоб не простудиться. На обеде в день открытия говорить не буду. В заседании же Любителей, кажется, буду говорить на 2-й день. Кроме того, взамен театрального представления думают устроить чтение известными литераторами (Тургенев, я, Юрьев) произведений Пушкина по выбору (меня просят прочесть сцену инока-летописца и из Скупого рыцаря монолог скупого). Кроме того, Юрьев, я и Висковатов прочтем по стихотворению на смерть Пушкина, Юрьев -- Губера,⁷⁸⁹ ⁷⁹⁰

Время идет, а мне мешают. До сих пор не заехал за деньгами в Центр<альный> магазин и к Морозовым. Не был у Чаева,⁷⁹¹ надо заехать к Варе, хотел бы тоже познакомиться с архиереями Николаем Японским⁷⁹² и здешним викарием Алексеем⁷⁹³ -- очень любопытными людьми. Сплю нехорошо, во сне вижу только кошмары. Боюсь в день открытия простудиться и кашлять на чтении.

<ене> Павловне не поеду, обещалась сама прислать письмо, если будет. Обнимаю вас всех крепко, деток благословляю.

P. S. Если что случится, телеграфируй в Лоскутную. Письма пиши в Лоскутную. Верно ли доходят мои письма? Вот беда, если какие-нибудь пропадет!

Золотарева еще нет (дальше четыре слова зачеркнуто).

⁷⁸² Разумеются славянофилы и главная идея Пушкинской речи о всеевропейском и всемирном назначении русского человека.

⁷⁸³ Известный социолог и историк Максим Максимович Ковалевский "враждебной партии" "почти весь университет". В письме к О. Ф. Миллеру от 14 июля 1880 г. И. С. Аксаков передает первую реакцию студентов и профессоров на Пушкинскую, речь Достоевского: "Когда девицы высших курсов тут же устремились к Достоевскому с выражением благодарности, что привело их в восторг? Они сами не могли бы отдать себе ясного отчета: это было неотразимое действие истины непосредственно на душу, это была своего рода радость эмансипации от безнравственности коверкающих их доктрин, возвращение к своему нравственному первообразу. Вероятно, всем им, бедным, досталось или достанется еще от профессоров; в первую минуту никто не спохватился, а потом, уже к вечеру, Ковалевские, Глебы Успенские и т. п. повесили носы, вероятно, выругали себя сами за то, что "увлеклись", и стали думать о том, как бы сгладить, стушевать или перетолковать в свою пользу все случившееся. Мне передавали сами студенты возникшие между ними потом разговоры: "А ведь знаете, господа, куда мы с нашим восторгом по поводу Достоевского влетим: в мистицизм!". Но если бы даже два десятка душ удержали в себе благотворное воздействие речи Достоевского, и то слава богу" (ЛН, т. 86, 512). Под "враждебной партией" из университета Достоевский мог иметь в виду также профессора И. И. Янжула (1845-- 1914), который впоследствии оставил воспоминания о Достоевском, выдержанные в крайне недоброжелательном тоне. См.:Янжул И. И. Воспоминания о пережитом и виденном в 1864--1909 гг., вып. 2. СПб, 1911, с. 25--27. См. также воспоминания о М. М. Ковалевском К. А. Тимирязева "Памяти друга", где приводятся отрицательные отзывы Ковалевского о Пушкинской речи Достоевского (Тимирязев К. А. Избр. соч., т. 2. М., 1957, с. 538--555).

⁷⁸⁴ Хотя упрек Достоевского, будто бы Тургенев и другие хотели "умалить значение Пушкина как выразителя русской народности, отрицая самую народность", был несправедлив, но в данном случае речь идет о давнем споре между западниками и славянофилами по вопросу о народности. Суть этого спора обнажилась уже после самой Пушкинской речи Достоевского в его полемике с А. Д. Градовским. Профессор государственного права Петербургского университета, публицист и критик А. Д. Градовский (1841--1889), обращаясь к основному положению Достоевского, то есть к его пониманию "народных идеалов", коснулся "самого важного пункта" в своей полемике с Достоевским. "Требуя смирения перед народной правдой, перёд народными идеалами, он принимает эту "правду" и эти идеалы, как нечто готовое, незыблемое и вековечное. Мы позволим себе сказать ему -- нет. Общественные образования, развития. Ему еще много надо работать над собою, чтоб сделаться достойным имени великого народа. Еще слишком много <...> остатков векового рабства засело в нем, чтоб он мог требовать себе поклонения и, сверх того, претендовать еще на обращение всей Европы на путь истинный, как это предсказывает г. Достоевский<...> Вместо мессианского возвеличения русского народа до роли творца "окончательной гармонии",-- возражал Достоевскому А. Д. Градовский, -- правильнее было бы сказать и современным "скитальцам" и "народу" одинаково: смиритесь перед требованиями той общечеловеческой гражданственности, к которой вы, слава богу, приобщились благодаря реформе Петра" ("Голос", 1880, No 174).

"Дневнике писателя" в августе 1880 г. резко отверг либеральную программу А. Д. Градовского, высмеяв его "западнические" представления о народе, который, по мнению Достоевского, "просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение его" (Достоевский, 1926--1930, XII, 392).

⁷⁸⁵ Точно установить, о ком идет речь, не удалось. А. С. Долинин предполагает, что, может быть, речь идет об Александре Ильиной, о которой в "Библиографическом словаре русских писательниц" Н. Н. Голицына (СПб., 1889) сказано, что ей принадлежит "несколько заметок о преподавании арифметики в элементарной школе Ильиных в Николаеве".

⁷⁸⁶ Аверкиевой (1840-- после 1917), - бывшей актрисе, которая в домашнем спектакле "Дон-Жуан" у Е. А. Штакеншейдер зимой 1880 г. в присутствии Достоевского играла донну Анну (см. об этом: Воспоминания Достоевской, 354). Достоевский несколько недолюбливал ее, что и нашло отражение в последующей фразе письма: "... очень мне ее надо!". Вероятно, Достоевский не мог забыть реакции Аверкиевых на чтение им пушкинского "Пророка". Е. А. Штакеншнейдер вспоминает об этом чтении: "Все, самые равнодушные, пришли в какое-то восторженное состояние. Одни только Аверкиевы на него напали за "Пророка": "Не так его, видите ли, надо читать"...". "У Аверкиевых, -- добавляет Штакеншнейдер, -- в спорах всегда проявлялись узость и субъективность"; а "с некоторых пор точно укусила <их> какая-то враждебная Достоевскому муха" (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854--1886). М. --Л., 1934, с. 430). Однако активная помощь С. В. Аверкиевой Анне Григорьевне в тяжелые дни смерти и похорон писателя надолго сблизила их (см. в ГПБ,

⁷⁸⁷ Племянник поэта Анатолий Львович (1846--1903), сын его брата Льва Сергеевича.

⁷⁸⁸ А. Н. Майков после долгих колебаний все-таки приехал на Пушкинский праздник. О причинах этих колебаний можно судить по письму А. Н. Майкова от 19 VI 1880 к своей жене, которая, читая подробности о Пушкинских торжествах, искала в газетах его имя: "... чувствую некоторый упрек мне и догадываюсь за что: зачем я не выступил рельефнее на этом празднике. Зачем? А затем, что годы взяли свое, годы -- т. е. не старость, а годы, долгие годы, с Крымской войны, годы ругательств, оскорблений, умолчаний о моем существовании <...> Гонение многих этих годов не заставило меня петь под общую дудку, я не покорился и понимаю, что заслужил казнь, и терплю ее. Уст своих не замарал бранью или каким бы то ни было ответом. И во всем этом совесть моя спокойна. Но во мне развилось чувство отчуждения. Когда нахожусь в обществе литераторов, инстинктивно чувствую, что нахожусь между врагами, готовыми подхватить каждое мое слово, чтобы завтра печатно извратить его, как это делали Курочкин, Минаев и тысячи безымянных писак. Развилась робость. К этому болезнь печени и расстройство нервов, бессонница и пр. Я давно ушел из этого мира. Ничто меня не зовет писать, не поощряет..." 508).

⁷⁸⁹ Речь идет о стихотворении поэта и переводчика Эдуарда Ивановича Губера (1814--1847) "На смерть Пушкина" (см.: Губер Э. И. Соч., т. 3. СПб., 1860, с. 201-202).

⁷⁹⁰ Речь идет о стихотворении Ф. И. Тютчева "29-ое января 1837 г.".

⁷⁸¹ О временном председателе Общества любителей российской словесности в 1878--1884 гг. Н. А. Чаеве см. примеч. 120 на с. 405.

⁷⁹² Внимание Достоевского могли обратить на себя "Письма из Японии" основателя православной миссии в Японии Николая Японского (в миру Ивана Дмитриевича (1836--1912)), печатавшиеся в 60-Х годах в "Московских ведомостях", а также его статья в "Русском вестнике" за 1869 г. "Япония с точки зрения христианской миссии".

⁷⁹³ Лавров-Платонов Алексей Федорович (1829--1890),-- профессор Московской духовной академии, автор целого ряда статей и книг богословского содержания, на которые внимание Достоевского мог обратить его друг, ректор Петербургской духовной академии И. Л. Янышев.

Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 28 - 29 мая 1880