Ф. М. Достоевский - А. Г. Достоевской. 6 июня 1874

63. Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ - А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

<В Старую Руссу.>

Милый друг Аня, расстался я со всеми вами,²⁷⁷ и мне смерть грустно. Стою уже второй день в сквернейшем (как оказалось) Hotel Dagmar, и в скверной моей комнате мне мерещутся детки и ты. С дороги же особенно расстроены нервы. Ну вот тебе отчет по порядку.

Вчера приехал в Петербург сонный и решительно исковерканный дорогой и дремотой сидя. В Dagmar остановился потому, что подвернулся первый из Dagmar на станции. Тотчас же, выпив их ужасного чаю, отправился по делам. В редакции узнал, что князь²⁷⁸ еще в Петербурге, и получил 6 руб. за два Идиота (больше не продано).²⁷⁹ Затем отправился в Общ<ество> вз<аимного> кредита, где Миша²⁸⁰ уже ждал меня и тотчас же сам отдал мне 2 золотых. Но билета в Вз<аимном> кредите заложить оказалось невозможным, ибо надо быть членом Общества. (Кстати, Шевяков²⁸¹ поглядел на меня и даже головой не кивнул; я, разумеется, также). Но Миша предложил немедленно отправиться с ним в Волжско-Камский банк и заложить там. В Волжско-Камском банке дело тотчас уладилось, и отчасти благодаря книгопродавцу Надеину,²⁸² который подвернулся тут в банке, по своим делам, и отрекомендовал меня одному чиновнику, по словам Надеина, "обожателю моих произведений". Заложил я от своего имени. Копию с обязательства, выданную мне, я оставил на сохранение, пока буду за границей, у Миши. Полагаю, что это безопасно, и ты не рассердишься за это: заложено на мое имя, при свидетелях, и по возвращении из-за границы я успею взять копию от Миши. Срок до 5-го сентября, т<о> е<сть> на три месяца; за вычетом % получил всего 117 р. 50 к. Впрочем, если хочешь, я напишу Мише, и он тебе перешлет "Копию с обязательства" в Ст<арую> Руссу. Но, по-моему, не надо. Миша рассказал мне, что в С<анкт>-Пет<ербургских> Вед<омостях> пущено объявление Корша и Полякова (впрочем, без их подписи) о продаже Рязанского имения.²⁸³ Сегодня, в четверг, есть оно и в Голосе, достань и прочти. Объявление короткое, но пышное.²⁸⁴ Покупатели приглашаются узнать о подробностях или на Литейную (вероятно, к Коршу), или в Павловск, в Солдатскую слободку, дом Толмачевых. -- Миша слышал откуда-то странное известие, что будто хочет купить Губонин²⁸⁵ (в этой железной дороге имеющий участие) и что ему наши предлагают по 80 р. десятину, все 5000 десятин, и он не прочь. Верно, слух какой-нибудь пустой, но было бы уж слишком великолепно. -- Надеин ужасно (до невероятности) увивался за мною, чуть не молился на меня, так что странно было, и предложил мне положительно издать полное собрание моих сочинений, уладив все дела по денежным расходам издания, и все только из 5%, и как только он их выберет, то все издание будет принадлежать уж мне. Я ничего не ответил и сказал только, что дам ответ по возвращении из-за границы; он остался очень, кажется, доволен, что я не отказался формально. Об этом, право, можно подумать; впрочем, как ты решишь, так и будет.²⁸⁶ Мне кажется (по некоторым данным), что всех их, книгопродавцев, взволновали несколько три статьи обо мне Ореста Миллера в "Неделе" в результате очень хвалебные.²⁸⁷ Но обо всем этом после. -- Затем поехал к банкиру Виникену, и там мне дали на Берлин (а не на Эмс, ибо там нет таких банкиров) перевод. Я перевел 450 руб. за 417 талеров и сколько-то грошей. -- Остальные деньги часть променял на наполеондоры (15 штук), а часть русскими кредитками оставил пока на дорожные расходы. -- Затем был у Бунтинга, и он переставил пружины.²⁸⁸ -- Затем заехал к Губину,²⁸⁹ не застал дома, но узнал, что придет домой вечером. Затем был у Страхова и застал у него Майкова, который по поводу среды (Комитет) ²⁹® приехал в город. Майков был как-то холодноват. От Страхова узнал, что Тургенев хочет остаться весь год в России, написать роман и хвалился, что опишет "всех ретроградов" (т<о> е<сть> в том числе и меня).²⁹¹ С богом, но осенью надо первым делом отдать ему 50 р.²⁹² Затем обедал у Вольфа и опять отправился к Губину, и в этот раз застал. Губин говорил, как-то все враждебно относясь к Полякову. Поляков был, по его словам, у него сам, и он сообщил копию с исполнительного листа ему, но что Заенчковский ²⁹³ (по словам Губина) хочет, по совету какого-то своего поверенного, апеллировать. Но это, конечно, вздор. Губин прибавил, что и вексель, гарантированный Заенчковским, был бы неблагонадежен. Соковнин же, по его словам, все еще хочет принять долг на себя, под вексель, гарантированный его женой. Но хочет видеть исполнительный лист. В пятницу [сегодня], т<о> е<сть> завтра, по словам Губина, назначено совершить все это дело у нотариуса, но Губин боится, что Матусевич (судебный пристав) не захочет выдать у нотариуса исполнительный лист, под предлогом, что есть закон, что если судеб<ный> пристав возвращает исполнительный лист, то прекращается претензия. Губин как-то хочет все уладить и надеется на пятницу. В результате -- я мало понял, полагаю только, что ему не нравятся переговоры с Заенчковским. (Претензию свою и исполнительный лист Матусевич, впрочем, уже предъявил обоим опекунам Стелловского, и Губин говорит, что Заенчковский увидит из этого, что, несмотря ни на какие апелляции, взыскание не остановится). Я просил его уведомить, о решительных случаях тебя; адрес твой у него есть. От Губина поехал к Полякову, было часов 7, и не застал дома, даже на звонок не отворили; квартира пуста, и прибит билет, извещающий, что Поляков в Павловске (и адрес). Затем я решил, что останусь в Петербурге еще на день, т<о> е<сть> и на четверг, и поехал на вечер к князю, где кроме некоторых гостей были Майков и Страхов. У князя болела нога, сам он едет в Соден (1 1/2 часа от Эмса) лечиться. Все мне были особенно рады, князь чрезвычайно мил. Все сказали мне, что я очень поздоровел и даже пополнел (между тем мне ужасно хотелось спать, и я был измят). Князь говорил мне a parte, {отдельно (франц.). (т<о> е<сть> я не про то боюсь, 1что князь не заплатит, а что, на первый случай, выйдет какой-нибудь скандал и заденут мое имя в печати). Но видно тоже, что ему ужасно хочется продолжать издание. Пуцыкович убежден, что так и будет, т<о> е<сть> что Гражданин будет выходить целый год.²⁹⁴ -- Меня очень смутил князь и один его родственник (большой мой почитатель), что мне лучше бы ехать в Соден, а не в Эмс, ибо Эмс глубокая долина в ущельи, очень сырая и дождливая. Мне же сырая погода, я знаю это, вреднее всего. Меня они все убеждали в Берлине сходить к одному знаменитому доктору Фрёриху²⁹⁵ и спросить его мнения. Не знаю, сделаю ли это. Но вот что я пропустил тебе написать: перед тем как быть у Полякова, я был у Бретцеля,²⁹⁶ который мне дал коротенькое письмецо к доктору Орту в Эмсе. И вдруг Бретцель сказал мне, что в случае, если в Эмсе, я увижу, не будет мне пользы, то чтоб я переехал в Соден, где почти одно и то же. Этот Соден, выскочивший со всех сторон, теперь меня смущает, и, право, я думал бы зайти к Фрёриху. Впрочем, твердый совет тогда Кошлакова²⁹⁷ лечиться в Эмсе сделал то, что я, несмотря на все эти толки, еду теперь в Эмс непременно и уже в Эмсе посмотрю, и то недели две-три спустя, как мне быть. -- Бретцель расспрашивал о твоем здоровье и настоятельно сказал мне, что в Старой Руссе тебе бы надо было пить железную воду Швальбах Вейнбрун (есть еще Швальбах Штальбрун, но тот для тебя крепок). Кажется, я в именах не ошибся" По словам Бретцеля, вреда от этого не произойдет тебе никакого, а польза будет несомненная. Я просил его немедленно написать тебе, с медицинским расписанием правил, как пить, и вот мой совет тебе, Аня, на который ужасно прошу тебя обратить внимание: немедленно [по получении письма от Бретцеля] посоветуйся с Шенком, и если он чуть-чуть скажет, что Швальбах тебе полезен, то и вышли Бретцелю тотчас Юр., и он берет на себя (как мы условились) выслать тебе от Штоля и Шмидта 20 полубутылок воды (7 руб. стоит вода, по каталогу, а 3 р. мы полагаем на пересылку). Если ты даже начнешь питье и позже 20-го июня, хо все успеешь отлично поправиться. Через 20 дней (по полубутылке в день) ты увидишь, надо ли продолжать, и можешь ему примерно после 15 бутылок выслать еще 10 р., и он вышлет еще 20 полубутылок. После 40 полубутылок можно и кончить. Бретцель клянется, что будет польза. Не щади же, голубчик, каких-нибудь 20 руб., тебе же будет лучше! -- Если же Шенк отсоветует (чего не-думаю), то просто напиши Бретцелю, что вода нашлась в аптеках и в Ст<арой> Руссе (Бретцель даже полагает, что это так и есть) и что ты последуешь его совету и будешь пить.

Но вот что прошу: если последуешь совету, то не бери в аптеках ваших, если даже и найдется, чтоб не сбиться и взять не того Швальбаха. Лучше пусть сам Бретцель вышлет. [Молю] Прошу тебя, ангел мой, не затягивай дела и спроси Шенка (Шенка и без того давно пора позвать для Феди). Не щади 20 руб. Здоровье дороже всего.

Сегодня был у Кашпирева. У него нога опять в гипсе. Доктор Каде обещает ему, что к зиме он будет ходить, хотя и хромая. Они перебираются через неделю на дачу, близ Гатчины. Говорит, что этого требуют доктора. Софью Сергеевну²⁹⁸ не видал, ее не было дома. Благодарил меня, что я навестил его. Он очень жалок. Обедал у Вольфа вместе с Страховым, затем зашел к Базунову²⁹⁹ (который в воскресенье едет тоже заграницу) и просил настоятельно высылать тебе Русский Вестник за июнь и июль. (Майский я беру с собой). Обещали. -- Затем поехал (в седьмом часу) к Полякову и опять не дозвонился. Может быть, он еще не получил твоего письма. Это мне было очень досадно, ибо если б не было дано этого рандеву (от 6 до 8 часов), то я бы сам отправился бы, может быть, в Павловск. Но я проспал до 11 часов, а потом рассудил, что если поеду в Павловск и там узнаю, что он уже уехал в Петербург, то не поспею вовремя видеться с ним и в Петербурге. Может быть, он тебе напишет. Тогда напиши ему, что я у него был (5-го и 6-го числа). Напиши это непременно.

Завтра просыпаюсь в 8 часов, чтоб успеть все сделать, а [сегодня] теперь устал от письма ужасно. Уже одиннадцатый час. Через час лягу. Очень у меня смутно на душе и тоска. Думаю о вас, о Фединьке милом, который меня крестил, об ангеле моем Любочке и о тебе очень. Аня, милая, ради бога, будь внимательнее к ним. Что ты их любишь, я знаю (зачеркнуто несколько слов). Да уважай няню. Найдешь другую и проворнее на вид, но вряд ли будет так любить ребенка, как она. Старушка, слабая, а вскакивает ночью в один миг, чуть только шевельнется Федя.³⁰⁰ Не сердись на меня за эти просьбы. Ты ведь знаешь, как я вас всех люблю. А мне теперь очень тяжело одному.

Обнимаю тебя крепко, жду в Эмсе твоего письма. Цалую Любу, Федю. Благословляю их. Поклонись Александру Карловичу, Анне Гавриловне,³⁰¹ отцу Ивану и всем (няне и Прасковье тоже). Ах, ангел мой, как я боюсь за вас. Пиши же.

В Петербурге хоть и было ясно (сегодня только облачно), но холодно не по сезону. Боюсь пробыть в Берлине лишний день, так как приеду в воскресение и, пожалуй, контора банкира заперта.

Ну, до свидания, цалую тебя крепко и всех вас тысячу раз и еще раз благословляю.

Боюсь, ужасно устану дорогой, авось, даст бог, займу целую скамейку и буду спать в вагоне. Не забудь же Швальбах.

Скажи, что детям привезу гостинцев и игрушек.

Примечания:

²⁷⁷ 4 июня Достоевский выехал из Старой Руссы в Эмс, через Петербург, лечиться от эмфиземы легких, семья же осталась на все лето в Старой Руссе.