Э. Ф. ДОСТОЕВСКОЙ
9 (21) августа 1808. Веве
Вевей 9/21 августа 1868 г.
Многоуважаемая и любезнейшая сестра, Эмилия Федоровна,
Вчера я получил письмо Ваше; оно меня чрезвычайно удивило, потому что мне не хотят писать и отвечать на мои письма, а не я молчу и не отвечаю на Ваши письма, которых я, впрочем, давным-давно не получал. Я несколько раз зимой и весной писал к Паше, но ответа не получал; наконец, месяца два с половиной тому назад, получил от него большое письмо, в котором он извещал меня, что он много раз писал ко мне, но что письма его, стало быть, ко мне не доходили. Это мне очень странно. В этом письме он писал мне про Михаила Гавриловича Гаврилова, бывшего фактором при типографии Праца (теперь же у Вознесенского моста, в доме Китнера, при типографии Головачева, фактором же). Паша предлагал мне на вид возможность сделать у него, для Вас (и для Паши), заем, и писал мне, что он уже говорил об этом с Гавриловым и что нужно с моей стороны, отсюда, во-1-х) расписку, в которой бы я, на отдельном листе, засвидетельствовал, что получил от Мих<аила> Гавр<иловича> Гаврилова 200 руб. (двести рублей) и обязуюсь их уплатить ему через восемь месяцев, и во-2-х) написать ему при этом отсюда письмо, в котором просить Гаврилова, чтоб он мне не отказал.
Так как я с Мих<аилом> Гав<риловичем> Гавриловым делывал уже неоднократно, удачно и счастливо, большие и тысячные дела и так как он знает меня за человека верного и состоятельного (и сверх того, не перестающего заниматься литературой, а Гаврилов занимается изданиями), то я, желая искренне и поскорее помочь Вам, отвечал тотчас же, тогда же, не медля ни мало, то есть два с половиной месяца назад Паше, и в письме к нему вложил расписку в двухстах рублях и письмо от меня к Гаврилову, в котором просил не отказать мне и выдать эти 200 руб. в руки Павлу Александровичу Исаеву. Письмо это к Паше, со вложением писем к Гаврилову и расписки, я адресовал на Ваше имя (то есть Эмилии Федоровне Достоевской). Вам, собственно, в этом письме я не писал, а просил только Пашу Вам кланяться и засвидетельствовать мое уважение и при этом поручал Паше выдать Вам часть полученных от Гаврилова денег, другую часть определял самому Паше и, наконец, третью, очень маленькую часть, определял употребить на одно из моих поручений.
Кроме того, в этом письме я делал Паше одно очень важное поручение: смысл этого поручения состоял в том, чтоб переговорить с Гавриловым (уже после того, когда кончится дело и он выдаст 200 руб.) о возможности у Гаврилова еще сделать один заем, гораздо больше, уже для меня, на основании заклада права получения по контракту одной суммы (которую мне придется получить в будущем году со Стелловского) - одним словом, дело, как Вы можете сами видеть, очень важное. И потому, отослав 2 1/2 месяца тому назад, на Ваше имя, это большое письмо к Паше и с такими важными бумагами, я просил и требовал от Паши немедленного ответа, во-первых), как он распорядился, то есть получил ли деньги, сколько оставил у себя и сколько выдал Вам, и во-2-х), говорил ли с Гавриловым?
И вот до сих пор, то есть целых два с половиной месяца, я не получал никакого ответа на такое важное для меня письмо! Наконец вчера получил письмо от Вас, и в нем ничего нет об этом деле! Если Вы получили деньги, то хоть бы полслова написали об этом! Неужели же письмо пропало? То почему же другие письма мои не пропадают? Но если оно пропало, то согласитесь сами, что в нем были важные бумаги, была расписка в двухстах рублях и письмо Гаврилову. Даже могло случиться, что кто-нибудь этим воспользовался, предъявил расписку и письмо Гаврилову и получил с него деньги. Во всяком случае, это молчание меня всё это время тревожило (а у меня немало горестей и тревог других).
И потому, прошу Вас покорнейше и убедительнейше, многоуважаемая Эмилия Федоровна, написать мне, по возможности не медля, во-1-х). Получено ли было Вами, два с половиной месяца назад, письмо к Паше, но адресованное на Ваше имя, во-2-х), получили ли Вы деньги? Если нет, то покорнейше Вас прошу послать к Гаврилову (а лучше бы самим сходить) и расспросить его: не получал ли он от кого-нибудь моего письма и расписки в займе у него двухсот рублей?
Теперь и Паша без денег. У меня же теперь ни копейки нет в виду до самой осени (то есть до окончания и сдачи 3-й части романа), и я сам, в эту минуту, едва перебиваюсь.
Смерть моей Сони поразила меня ужасно, так что я не мог много и работать. Жена тоже часто хворает. Жду возможности переехать из Вевея. Климат здесь даже вредный для нас обоих.
С этим письмом я пишу тоже к Ивану Максимовичу Алонкину. Я сам рассчитывал получить порядочно денег, по крайней мере в июле месяце, а потому уже писал ему раз, в конце весны, и обнадеживал его, что в июне или в июле пришлю ему в уплату за квартиру по крайней мере половину. Понятно, что он теперь недоволен мною очень. Я пишу к нему теперь письмо извинительное и прошу его продержать Вас на квартире хоть два месяца. Но, согласитесь сами, что теперь уже во всем его добрая воля; не видя ни уплаты, ни моего возвращения, он может начать сомневаться. Он полтора года ждал, - это беспримерно. И хоть я при первых деньгах начну уплату с него, но все-таки полагаю, что теперь мое письмо и мои просьбы не очень-то много будут значить в его глазах.
Письмо это я вкладываю в письмо мое к Ивану Максимовичу и прошу его покорнейше и убедительнейше доставить его Вам. Согласитесь сами, что если все, и самые важные притом для меня письма, пропадают, то лучше взять свои меры. Это письмо к Ивану Максимовичу я застраховываю. Таким образом, оно непременно должно дойти до Вас, и я надеюсь на немедленный ответ от Вас о Гаврилове.
Вы напрасно, Эмилия Федоровна, пишете в Вашем письме, что будто бы нас, то есть меня с Вами, кто-то хочет поссорить и что это грешно перед богом. Будьте уверены, что нас никто не ссорит и не хочет ссорить; даже совершенно напротив. Примите эти слова буквально. Мне, который отослал 2 1/2 месяца в Петербург (хоть и Паше, но прямо касающееся Вас) письмо и с тех пор вот уже два месяца жду ответа и нахожусь в чрезвычайном беспокойстве, - мне вдруг пишут обвинение, что я шесть месяцев не писал! После этого, конечно, не знаешь что и подумать.
мое уважение. Я не переставал писать даже тогда, когда ко мне, напротив, все перестали писать. Это я повторяю.
Жена Вам кланяется. Передайте, прошу Вас, мой поклон всем, кто меня помнит, и будьте уверены, что я во веки веков Вам предан и поделюсь с Вами последним в память брата Миши, если только будет у меня это последнее.
Ваш искренний и глубоко уважающий Вас брат
Хоть я и желаю отсюда переехать, но адресс мой тот же, то есть Вевей. Если перееду, Вам напишу. Письмо это я вложил в письмо к Ивану Максимовичу незапечатанным.