Достоевский Ф. М. - Достоевскому М. М., 18 июля 1849

M. M. ДОСТОЕВСКОМУ

18 июля 1849. Петербург. Петропавловская крепость

Я несказанно обрадовался, любезный брат, письму твоему. Получил я его 11 июля¹. Наконец-то ты на свободе, и воображаю, какое счастье было для тебя увидеться с семьею². То-то они, думаю, ждали тебя! Вижу, что ты уже начинаешь устраиваться по-новому. Чем-то ты теперь занят? и главное, чем ты живешь? Есть ли работа, и что именно ты работаешь?³ Лето в городе - тяжело! Да к тому же ты говоришь, что взял другую квартиру и уже, вероятно, теснее. Жаль, что тебе нельзя кончить летнего времени за городом.

Благодарю за посылки; они мне доставили большое облегчение и развлечение. Ты мне пишешь, любезный друг, чтоб я не унывал. Я и не унываю; конечно, скучно и тошно, да что ж делать! Впрочем, не всегда и скучно. Вообще мое время идет чрезвычайно неровно, - то слишком скоро, то тянется. Другой раз даже чувствуешь, как будто уже привык к такой жизни и что всё равно. Я, конечно, гоню все соблазны от воображения, но другой раз с ним не справишься, и прежняя жизнь так и ломится в душу с прежними впечатлениями, и прошлое переживается снова. Да, впрочем, это в порядке вещей. Теперь ясные дни, большею частию по крайней мере, и немножко веселее стало. Но ненастные дни невыносимы, каземат смотрит суровее. У меня есть и занятия. Я времени даром не потерял, выдумал три повести и два романа; один из них пишу теперь⁴, но боюсь работать много.⁵

Эта работа, особенно если она делается с охотою (а я никогда не работал так con amore, как теперь), всегда изнуряла меня, действуя на нервы. Когда я работал на свободе, мне нужно было беспрерывно прерывать себя развлечениями, а здесь (1) волнение после письма должно проходить само собою. Здоровье мое хорошо, разве только геморрой да расстройство нервов, которое идет crescendo. У меня по временам стало захватывать горло, как прежде, аппетит очень небольшой, а сон очень малый, да и то с сновидениями болезненными. Сплю я часов пять в сутки и раза по четыре в ночь просыпаюсь. Вот только это и тяжело. Всего тяжелее время, когда смеркается, а в 9 часов у нас уже темно. Я иногда не сплю до часу, до двух заполночь, так что часов пять темноты переносить очень тяжело. Это (2) более всего расстроивает здоровье.

два путешествия к св<ятым> местам и сочинения с<вятого> Димитрия Ростовского.⁶ Последние меня очень заняли; но это чтение - капля в море, и какой-нибудь книге я бы, мне кажется, был до невероятности рад. Тем более что это будет даже целительно, затем, что перебьешь чужими мыслями свои или перестроишь свои по новому складу.

Вот все подробности (3) о моем житье-бытье; больше нет ничего. Рад очень, что нашел ты всё семейство свое здоровым. Писал ли ты в Москву о своем освобождении?⁷ Жаль очень, что тамошнее дело не складывается. Как бы я желал хоть один день пробыть с вами. Вот уже скоро три месяца нашему заключению; что-то дальше будет. Может быть, и не увидишь зеленых листьев за это лето. Помнишь, как нас выводили иногда гулять в садик в мае месяце. Там тогда начиналась зелень, и мне припомнился Ревель, в котором я бывал у тебя к этому времени, и сад в Инженерном доме. Мне всё казалось тогда, что и ты сделаешь это сравнение, - так было грустно. Хотелось бы видеть и других кой-кого. С кем-то ты теперь видишься; все, должно быть, за городом. Брат Андрей (4) непременно должен быть в городе; видел ли ты Николю?⁸ Кланяйся им от меня. Перецелуй за меня детей, кланяйся жене, скажи ей, что очень тронут тем, что она меня помнит, и много обо мне не беспокойся. Я только и желаю, чтоб быть здоровым, а скука дело переходное, да и хорошее расположение духа зависит от одного меня. В человеке бездна тягучести и жизненности, и я, право, не думал, чтоб было столько, а теперь узнал по опыту. Ну, прощай! Вот два слова от меня и желаю, чтоб они (5) тебе доставили удовольствие. (6) Кланяйся всем, кого увидишь и кого я знал, не обойди никого. Я же обо всех припоминал. Что-то думают дети обо мне и любопытно знать, какие они делают обо мне предположения: куда, дескать, он делся!⁹ "Отечеств<енные> записки". Хоть что-нибудь да прочтешь. Напиши тоже два слова. Это меня чрезвычайно обрадует. До свидания.

Твой брат Ф. Достоевский.

18 июля.

Примечания:

—110). Ответное письмо M. M. Достоевского от 23 июля 1849 г. см.: Там же. С. 111—112.

¹ «Я знаю, что для твоего доброго и великодушного сердца будет отрадно узнать, что я уже две недели живу в кругу семейства... Я уверен, что всё это несчастное для нас время ты думал и скорбел более обо мне, чем о себе... Я уверен в этом, потому что я знаю тебя, знаю любовь твою и дружбу к себе... и верь мне, милый друг мой, что мысль о тебе разве только на немногие минуты покидает меня. <...> Я думаю тогда о твоем болезненном состоянии и о впечатлительности твоей, которая по необходимости должна удвоить твои страдания. Желаю тебе от всего сердца здоровья и больше бодрости и надежды» (Там же. С. 109—110).

² M. M. Достоевский был арестован по делу петрашевцев в ночь с 5 на 6 мая, когда был выпущен взятый вместо него по ошибке Андрей Михайлович (см.: Достоевский А. М. С. 188—206: ПСС. ₁. С. 155—156, 444—445). Ф. М. Достоевский вспоминал впоследствии в «Дневнике писателя» 1876 г. о своих волнениях за судьбу старшего брата (см.: наст. изд. Т. 13. С. 156). Несмотря на оправдание M. M. Достоевского, негласный надзор за ним, установленный с 6 июля 1849 г., сохранялся до конца жизни (см.: Материалы и исследования. Т. 1. С. 254—265).

³ В письмах от 23 июля и 18 августа 1849 г. M. M. Достоевский сообщал о работе над романом «Деньги», который в его тревожном состоянии подвигался «чрезвычайно медленно», и о замысле драмы (Искусство. Кн. 1. С. 111 — 112).

⁴ «Маленький герой» (первоначально: «Детская сказка»), который был опубликован через восемь лет М. М. Достоевским за подписью: «М-ий» (ОЗ. 1857. № 8).

⁵ «Ты не можешь себе представить, как я обрадовался, узнав, что ты получил позволение писать. Это было моею любимою мечтою в продолжение моего ареста, и я по себе сужу, что возможность писать и создавать составляет для тебя теперь невыразимое облегчение. Я уверен, что ты напишешь нечто далеко выходящее из круга обыкновенных литературных явлений. <...> Теперь по крайней мере у тебя есть утешение, есть труд, над которым можно забыться», — писал M. M. Достоевский брату 23 июля (Искусство. Кн. 1. С. 111 — 112).

⁶ По истечении двух месяцев заключения «давали читать книги больше духовного содержания...» (Биография. «книги были допущены только по окончании следствия» (Там же). Возможно, Достоевский читал популярные в то время сочинения А. Н. Муравьева «Путешествие по святым местам» (1836) и «Путешествие по святым местам русским» (1840), а также «Сочинения св. Димитрия, митрополита Ростовского» скорее всего в последнем к тому времени издании (М., 1842. Ч. 1—5; в 1849 г. выходило и новое издание).

⁷ M. M. Достоевский 18 августа отвечал на вопрос брата о московских родственниках — Карепиных, Ивановых и Куманиных — следующее: «В Москву я не писал о нашем аресте. Они, кажется, ничего не знают об этом, по крайней мере ничего не пишут.<...> Пусть их и не знают» (Искусство. Кн. 1. С. 113).

⁸ «Николя живет теперь в Мурине — он гостил у меня три дня. Он славный мальчик. Андрей тоже иногда заходит ко мне», — сообщал М. М. Достоевский 23 июля и — дополнительно — 18 августа: «Андрюша, как я слышал, назначается архитектором в губернию, но в город — еще неизвестно. <...> Николя у нас теперь» (Там же. С. 112, 113).

⁹ «У детей насчет тебя предположения различны. Каждый день рождает у них что-нибудь новенькое <...> они решительно теряются в догадках. В одном пункте они только согласны между собою — это то, что ты принесешь им много конфет и игрушек», — отвечал M. M. Достоевский в письме от 23 июля (Там же. С. 112).