Достоевский Ф. М. - Достоевскому М. М., 23 апреля 1864

M. M. ДОСТОЕВСКОМУ

23 апреля 1864. Москва

Москва, 23 апреля/64.

работы много, то он и приехал к нам (ко мне и к Варваре Дмитриевне) на совет. Теперь, прости меня, брат, что я горько думал о твоих обстоятельствах и, не видя никого, кто бы за тебя здесь постарался, и зная, наконец, Александра Павловича за честнейшего человека и весьма способного сохранить секрет, сообщил ему твой проект займа, со всеми подробностями, прося его совета. Дело в том, что я сам хотел удостовериться (хотя и уверен вполне) в верности и благоразумии моего совета, то есть насесть на тетку ЛИЧНО, строго, и насесть не с купеческой, а с нравственной стороны (всё что я тогда писал тебе). Александр Павлович, выслушав всё очень внимательно (под величайшим секретом, в чем дал мне слово), сказал решительно, что денег тетка не даст ни за что. Когда же я ему изложил подробнее всю мысль мою действовать на тетку нравственно и строго (именно, что ты не просил никогда, любимый сын матери, ее прежнего друга и пр<оч.>) и, главное, не клянчить, а строго и с достоинством просить, как честный и работящий человек, имеющий полную возможность отдать, - тогда Александр Павлович согласился, что есть шансы, но вполне отверг всякую теорию предварительного ходатайства и проч., а именно согласился со мною, что надо действовать лично, одному и решительно (ходатайствовать - значит уж клянчить). Что для этого тебе необходимо быть сюда самому. Насчет Вареньки же возможность ее ходатайства, при теперешнем ее собственном клянчении тысячи рублей, ему кажется предположением почти диким. Я, между прочим, ему сказал всё и изложил, что для тебя будут значить эти 10000 и что без них ты можешь лопнуть с "Эпохой" и провалиться с детьми. Полагаю наверно, зная этого человека, что не высокие проценты, а только одно родственное участие заставило его наконец сказать мне следующее: - "А что, Ф<едор> Михайлович, возьмет ли Ваш брат акции Московско-Ярославской железной дороги, у меня 40 акций, на 6000 серебром?" (NВ. Эти деньги, как рассказывала мне покойница Марья Дмитриевна, при ней, в декабре месяце, Александр Павлович принес и торжественно отдал Маше и Соне, дочерям, каждой по 20 акций в руки, сказав, что это всё, что они, каждая, получат от него в приданое). Теперь, говорит он, это деньги Маши и Сони. Процентами они платят за уроки на фортепьяно и одеваются, а он не ввязывается. Эти-то деньги он и хочет по совету с Верочкой предложить тебе. (Не беспокойся, секрет займа у тетки будет полный, несмотря на то, что узнает и Верочка). Когда я стал расспрашивать о подробностях, он сказал: акции правительством не гарантированы, но процентов я получаю аккуратно по 8 руб. на акцию. Каждая акция в 150 р. В продаже нет. Если ты найдешь возможным, справившись, продать их, то надобно Александру Павловичу знать, в какую сумму пойдут они каждая.

"Дело в том, - сказал он мне, - что они у дочерей как их приданое, при замужестве пойдут номинально". Но уж если он спрашивает от тебя: в какую цену ты мог бы принять их, значит, и согласен на некоторую уступку. Теперь рассуди сам: что тебе делать. По-моему, поступать надо в этом деле совершенно искренне и по-родственному, так как он вполне из радушия и родственного участия предложил (разумеется, он не прочь будет для детей и от хороших процентов, но клянусь тебе, в процентах для него не главный расчет), да и не сбыть, например, он желает тебе акции, ибо ты зазнамо можешь справиться предварительно. Получает же он по 8 р. на каждую акцию (в 150 р.) аккуратно.

Поверь же, наконец, в истинное, действительное благородство этого человека. На это письмо ты мне не отвечай; я сам выезжаю в субботу, много в воскресенье. Не отвечай до меня и Александру Павловичу. Об акциях, что стоят они, ты, конечно, можешь легко узнать в Петербурге. Наконец, во всяком случае это дело секретное.

Кроме того, если даже это дело с акциями сладится, тебе все-таки надо будет занимать у тетки, если не 10000, то 5. Вот тебе и причина приехать. Да я думаю и то, что теперь твоим ходатаем у тетки может быть весьма успешно и сам Александр Павлович, хотя он мне и ничего не сказал про это. Он бы объяснил им верность этого займа. Они бы спросили его: отчего ж Вы сами своих не дадите? Он бы ответил: я уж и дал. А это действует, и даже сильнее всех резонов на обеих старух подействует.

Твой Ф. Дост<оевский>.