M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
9 апреля 1864. Москва
Москва, 9 апреля/64.
Милый друг Миша,
На письмо твое отвечаю сейчас же; сначала о займе.
Вот мое мнение:
1) Занять у тетки и возможно и невозможно. Это значит, что не совсем (1) невозможно. А так как ты в положении критическом и губить действительно блестящее предприятие есть почти преступление, то тебе непременно надобно попытаться занять у тетки. Спрос не беда, ничего им не проиграешь, а выигрыш слишком велик.
2) Теперь, как это сделать? На это у меня есть свое определенное мнение, может быть, очень ошибочное, но зато определенное. Прежде всего, представлю тебе на вид обстоятельства: тетка, хоть и в здравом рассудке вполне (я очень недавно был там), но очень слаба (2) памятью (но совсем не так, чтоб забывать людей и не помнить происшествий). В расположении духа хорошем. Начала для своего утешения на фортепианах играть, 30 лет не игравши. Характеру никакого, решимости никакой, находится под влияниями. Довольно сильное (даже очень) влияние бабушки. Потом, я подозреваю, она даже боится разных Константинычей, которым до нее, в свою очередь, дела нет (исключая того случая, который мне всегда мерещился, - что Константинычи сами захотят прибрать ее деньги, в руки себе, а ей выдавать проценты. На это я не имею никакого основания, но они так жадны, что это мне мерещится). Теперь опишу тебе, что мне месяц тому назад рассказывал Александр Павлович о том, как принимала тетка, при жизни дяди, бесчисленные просьбы сестры Саши. Обыкновенно Голеновские, которые, кажется, всю жизнь намерены прожить на счет тетки, присылали сначала письмо (когда Сашенька сама не ездила) к Алек<сандру> Пав<лови>чу с просьбой передать особое письмо тетке. Тот являлся к тетке и прямо, без предисловий и подготовлений, передавал письмо, чтоб ошибить сразу. Тетка пугалась, махала руками, охала, тосковала и не хотела принимать письма. Тот оставлял насильно. Принимали, но не распечатывали. Наконец посылали за ним и заставляли его самого распечатать и прочесть. Он читал без своих замечаний (3) и безо всяких подготовлений. "Да что, не читайте, деньги что ли, денег надо?" - Да-с. - "Сколько, сколько?" - 800.
Ax, ax! и т. д. ... Наконец посылают за ним опять назавтра. "Да скажите же вы-то, что делать? что делать? да говорите же!" - И ведь вижу, говорит Александр Павлович, - что кончат (4) тем, что дадут, а только так балуются. - Да ведь ваши деньги, сами и распоряжайтесь, а я что! - "Ах боже мой, ах боже мой, сказать что ли?" - Конечно, скажите-с. - "Александр Алексеич, письмо; Сашенька пишет". - "Ах прочти, прочти", - и зальется слезами. Начинается чтение плачевного письма. "Денег просят, Александр Алексеич, 800 руб." - "Пошли, пошли, сейчас же пошли!" - и зарыдает. Ну тут уж всё кончено, и деньги посылаются. Надо принять в соображение, что она боялась тогда Константинычей. Но характеру и решимости, конечно, с тех пор не прибавилось.
Александру Павловичу я о секрете не расскажу и никому не скажу (хотя Александр Павлович и не разболтал бы, уверяю тебя). Варю я видел недавно. Она тебя любит, она говорила про тебя, но, ей-богу, не знаю, утерпит ли она против искушения рассказать тетке. Но что она не будет ходатайствовать и в особенности ходатайствовать заране, подготовлять, в этом я уверен. Но, может быть, она секрет сохранить способна.
Окончательное мое мнение следующее:
- Если будешь действовать через ходатаев (хоть бы через Вареньку, если б возможно, что она согласилась, других, кроме нее, и нет ходатаев) и напишешь письмо с просьбою для передачи тетке, то наверно ничего не достигнешь. Откажут непременно, непременно. Да и Варя, повторяю, наверно не захочет прямо ходатайствовать.
Если б еще дело шло рублях о тысяче, то еще, может быть, согласились бы, но о 10000-х - невероятно, чтоб решились дать.
Совсем другое могло бы быть, если б ты приехал сам и изложил просьбу лично (я говорю могло бы быть; ручаться, даже по соображению, я не могу. Я говорю только, что это мое определенное мнение, и это так). Подготовлять, по моему мнению, совершенно не нужно. Поверь мне. Никто не изложит дела лучше тебя самого. Будет только излишнее и очень вредное кудахтанье в случае подготовления, а кроме того, и излишняя болтовня, огласка. Напротив, если хочешь, сделай так: выдай книгу и приезжай тотчас же по выходе, в начале святой недели. (NB. Александра Павловича, кажется, (5) не застанешь. Он наверно едет на 10 дней в отпуск в деревню для окончательного размежевания и поедет на святой. Это решено.)
2) Остановишься у Александра Павловича. Сначала ни слова им не говорить, зачем приехал. (Я, пожалуй, за несколько дней до приезда предуведомлю, что ты, может быть, приедешь, по денежным делам с Базуновым.) Можно только Варе сказать, да и то если окажется, что она, по крайней мере, не враждебно отнесется к твоему намерению. Но действовать и просить ее, подготовлять - не надо совсем. Ты сделаешь первый визит. Потом, на другой день, приедешь с изложением просьбы. Я думаю, что хорошо бы было, если б предварительно изложить дело бабушке, вполне и откровенно. Это ей даже польстит. (6) Да иначе и нельзя, потому что тетка даже заговаривается (хоть и в полном здравом смысле); она испугается и тотчас же позовет бабушку. Бабушка же, предуведомленная предварительно, хоть и не возьмет на себя поддерживать твою просьбу, но, может быть, и не враждебно отнесется к ней благодаря своему подготовлению. С теткой нужно говорить решительно, вполне откровенно и ясно. Нужно представить, что если ты раз, прошлого года, вылез буквально из петли, то каково же теперь не додать журнал и просто погибнуть, стоя на краю несомненного и блистательного успеха? Представить, что тетка не разорится, а отказом погубит и тебя, и семейство. Сразу ни тетка, ни бабушка не решатся, закудахтают и заахают. Пусть. Надо их только на первый раз крепко озадачить, насесть на них нравственно, чтоб перед ними ясно стояла дилемма: "Дать - опасно; не заплатит; не дать - убьешь человека и грех возьмешь на душу". Разумеется, они сразу ничего не решат и начнут советоваться. Тут и пустить Варю, если она действительно захочет ходатайствовать; в противном же случае лучше пусть и не ездит. Если же Варя захочет, то совет ее много сделает; пусть не упрашивает тетку, а скажет ей а la Александр Павлович: "Ваши деньги; хотите дайте, хотите нет. Не дадите - разорите дотла и погубите, а это Ваш племянник, Ваш крестник, который ничего от Вас не получал и никогда ни о чем не просил. Вы в гроб смотрите и сделаете злодейство; с чем перед Христа и перед покойной сестрой явитесь? Сестер устраивал Александр Алексеич, а Вы что сделали сами? У Вас 150000, а Вы боитесь разориться!" Всё это надо резко сказать, тем более, что это всё правда и что это надо хоть когда-нибудь высказать. Варенька не скажет, так я выскажу. И выскажу. Вообще надо быть не очень просителем, дрожащим заискивателем. Коммерческою сухостью и деловым видом тоже немного с ними сделаешь. Надо действовать нравственно, на душу, и действовать не патетически, а строго, сурово. Это всего более ошибет.
Легко может быть, что я всех обстоятельств не знаю и что она, может быть, в своих собственных деньгах пойдет просить позволения у Константинычей. Тут может выйти случай и очень дурной и хороший, смотря по тому, что у Константинычей на уме.
NB. Если Варя будет очень советовать, они наверно ей скажут (да и не могут не сказать) : "А ты поручишься за брата? У тебя дом есть, поручишься?" Варя наверно не поручится. Это повредить может, и потому надо иметь в виду. Варя же, вообще говоря, если только захочет действовать в твою пользу искренно и с жаром, может много пользы оказать, но не предварительно, не подготовлением, а когда они во все стороны будут кудахтать и за советами кидаться.
Одним словом: вероятностей выиграть дело - очень много, и, на мой взгляд, даже больше, чем проиграть. Тебе вся выгода начать дело: выигрыш большой, а проигрыш только в том, что в Москву напрасно проехался. И потому мой совет - начинай, и начинай немедленно, на святой.
Может быть, что в первый раз просто откажут. Но потом совесть замучит, сами призовут и дадут.
же с бабушки.
Окончательно: начинай дело лично и откладывать не советую.
Теперь о другой статье:
Друг мой, ты, верно, получил мое последнее письмо. Я писал тебе, что повесть, кажется, не кончится. Повторяю, Миша: я так измучен, так придавлен обстоятельствами, в таком мучительном я теперь положении, что даже за физические силы мои, при работе, отвечать не могу. Жду я с жадностию твоего ответа. Но теперь я вот что скажу: повесть разрастается. Может быть будет 5 печатных листов, не знаю; так что, при самом огромном старании, (7) окончить материально невозможно. Что же делать? Неужели печатать неоконченною? Невозможно. Она дробиться не может. А между тем - я не знаю, что будет, - может быть, дрянь, но я-то, лично, сильно на нее надеюсь. Будет вещь сильная и откровенная; будет правда. Хоть и дурно будет, пожалуй, но эффект произведет. Я знаю. А может быть, и очень хороша будет. Что же делать? Во всяком случае, повторяю, подобный труд матерьалъно невозможен в такой срок; и если ты решаешься выдать к святой, то и критическая статья может быть невозможна. Да и наверно. И потому, если только возможно - избавь меня от мартовской книжки, будь благодетелем. На апрель зато у тебя значительной величины моя повесть и критическая статья. За это ручаюсь головой, если только не умру. Дай мне докончить повесть, и тогда увидишь мою деятельность.
Ты пишешь, что надобно занимательней выдать следующие книжки. За апрель ручаюсь. Но март? Приставай к Страхову за критикой; если только имеешь что на март занимательного - помещай всё. Не беспокойся за апрель и помести как можно больше "Загадочных натур", ибо они очень любопытны. Подписка, если бы мы даже теперь с каждым номером выдавали по Тургеневу не очень увеличится. Вся подписка будет от 1-й книги. Объявление же и статьи
Для впечатления же на публику - не один март месяц есть в году. К будущему году мы великолепно подготовим публику. Ручаюсь.
Марья Дмитриевна почти при последнем дыхании. Предуведомляю: ты, может быть, приедешь ко мне на похороны. Прощай, обнимаю тебя и всем кланяюсь.
Твой Ф. Д<остоевский>.
За 100 рублей благодарю. Что со мною будет дальше - понять не могу!
Прежде чем решишься на что-нибудь насчет тетки, непременно и сейчас же отвечай мне на это письмо. Не забывай, это очень нужно.
Не привезешь ли Машу? Право, это, может быть, пособит делу. Да и Маша проехалась бы. А уж со так здесь хотели бы видеть. Так хорошо вас здесь поминают.
На днях вышлю повесть Аполлинарии. Предуведомляю заранее для того, чтоб ты, получив пакет с моею надписью, не подумал, что моя повесть. Повесть же не хуже ее прежних и может идти.
Примечания:
(1) было: не просто
(3) вместо: без своих замечаний - было: молча
(4) было: ведь кончат
(5) было начато: может <быть>