А. Ф. ГЕРАСИМОВОЙ
7 марта 1877. Петербург
С. -Петербург, 7 марта 1877 г.
Милостивая государыня, г-жа Герасимова,
Знайте, что я завален работой. Кроме срочной работы с моим "Дневником" я завален перепиской. Таких писем, как Вы написали, приходит ко мне по нескольку в день (буквально), а на них нельзя отвечать двумя строчками. Я выдержал три припадка моей падучей болезни, чего уже многие годы не бывало в такой силе и так часто. Но после припадков я по два, по три дня ни работать, ни писать, ни даже читать ничего не могу, потому что весь разбит, и физически, и духовно. А потому, узнав это теперь, извините меня за долгий неответ.
Письмо Ваше я ни в коем случае не мог счесть ни детским, ни глупым, как Вы пишете сами. Главное то, что теперь это общее настроение, и таких молодых страдающих девушек очень много1. Но много я Вам писать на эту тему не буду, а выражу лишь основные мои мысли и вообще по этому вопросу и относительно Вас в частности. Дело в том, что просить Вас успокоиться и, оставшись в родительском доме, приняться за какое-нибудь интеллигентное занятие (за специальность какую-нибудь по образованию и проч.), кажется не послушаетесь. Но, однако, чего же Вы спешите и куда торопитесь? Вы торопитесь быть поскорее полезною. А между тем с таким душевным рвением, как Ваше (предполагая, что оно искреннее), можно бы, действительно, не торопясь бог знает куда, а занявшись правильно своим образованием, приготовить себя на деятельность во сто раз более полезную, чем темная и ничтожная роль какой-нибудь фельдшерицы, бабки и лекарки. Вы рветесь на медицинские здешние курсы. Я положительно бы Вам отсоветовал поступать на них. Там не дается ни малейшего образования, мало того, происходит нечто худшее. И что в том, что Вы когда-нибудь будете бабкой или лекаркой? Этакую специальность, если уж слишком захотите пойти по ней, можно взять и после, а не лучше ли бы теперь преследовать другие цели, заняться высшим образованием? Посмотрите на всех наших специалистов (даже профессоров университета), чем они страдают и чем вредят (вместо того, чтобы приносить пользу!) своему же делу и призванию? Тем, что у нас большинство наших специалистов - все люди глубоко необразованные. Не то в Европе, там встретите и Гумбольдта, и Клод-Бернара, и проч<их> людей с универсальной мыслью, с огромным образованием и знанием, не по одной своей специальности2. У нас же люди даже с огромными талантами, Сеченов, например, в сущности человек необразованный и вне своего предмета мало знающий3 тут польза человечеству! Так только, поскорее бы место с жалованьем занять.
Здесь, в Петербурге, на Васильевском острове, при одной гимназии, стараниями некоторых влиятельных лиц, начались уже для женщин университетские курсы4. Теперь многие из этих влиятельных лиц всё хлопочут, постоянно и неустанно, чтоб правительство соединило с этими курсами и известные права, по возможности такие же, которые, по выдержании экзамена, дает университет мужчинам, то есть возможность поступления на известные места и службы и проч. Я говорил про Вас одной из очень влиятельных дам, именно старающейся устроить эти женские курсы уже на правах5. Она мою просьбу приняла горячо и обещала мне, если Вам можно перебраться в Петербург, поместить Вас на эти курсы в непродолжительном времени, хотя несколько все-таки надобно погодить. Поверьте, что Вы здесь, по крайней мере, раздвинете и возвысите Ваше образование, а может быть, и дождетесь прав, о которых хлопочут покровители этих курсов. Тогда могли бы выбрать специальность или прямо место по выдержании экзамена. Я из Вашего письма уяснить себе Ваше домашнее положение не мог и не знаю, как принимать Вашу фразу: бежать от отца, ибо не понимаю, почему бы отцу Вашему не согласиться и не позволить Вам продолжать Ваше образование в этих университетских курсах на Васильевском острове? Это не Медицинская академия, не карьера повивальной бабки, которая могла бы пугать его совершенно натурально, как бы и я испугался за мою дочь (ибо желал бы для моей дочери возвышения образования и полезной человеческой деятельности, а не понижения)6. К тому же, в крайнем случае, Ваш отец всегда бы мог сам справиться об этих курсах и именно у одной из их покровительниц, вот этой самой дамы (благородной сердцем и благодетельной), которую я за Вас просил. Это Анна Павловна Философова, жена государственного статс-секретаря Философова. По крайней мере я с моей стороны могу Вам обещать покровительство этой дамы вполне. Она же всей молодежи, и особенно женщинам, ищущим образования, глубоко и сердечно сочувствует.
7. Но быть доброй женой и особенно матерью - это вершина назначения женщины. Вы поймете сами, что я ничего не могу Вам сказать и о том молодом человеке, о котором Вы пишете8. Вы его называете малодушным, но если он так Вам сочувствует и готов Вам во всем содействовать, то он уже не малодушен. Впрочем, не знаю ничего. Главное, был бы добр и благороден. Если он к тому же добр и благороден взаправду, то может быть, еще Вы ниже его духовно, а не он Вас. Впрочем, Вы пишете, что его не любите, а это всё. Ни из какой цели нельзя уродовать свою жизнь. Если не любите, то и не выходите. Если хотите, напишите мне еще. Эта дама (имя ее в секрете; впрочем, в крайнем случае, отцу Вашему можете сказать) Вам будет тоже помогать. Извините, если письмо мое найдете, не соответствующим тому, чего Вы ожидали, но ведь Вы слишком много надавали вопросов, и нелегко на них отвечать.
Ваш весь Ф. Достоевский.
Является ответом на письмо Герасимовой от 16 февраля 1877 г. (см.: Д. Письма. Т. 3. С. 383). Ответное письмо Герасимовой от 15 марта 1877 г., см.: Там же. С. 385—386.
1 Герасимова писала: «Я — дочь одного кронштадтского богатого купца, год тому назад кончила курс в здешней гимназии. <...> Живется мне в родительском доме крайне скверно: отец — злейший враг всего нового, прогрессивного, матери нет, а есть мачеха, семья громадная, ни малейшей свободы, кругом — ни одной „живой души”, дрязги, сплетни, семейные отношения самые натянутые, — вообще жизнь куда как неказиста. И вот при такой-то милой обстановке совсем некстати давно уже явилось у меня желание другой жизни, разумной, человеческой, жизни не для себя только, а для других. Мне хотелось поступить в Академию, мне кажется, что на медицинском поприще я принесу свою долю пользы человечеству: меня так и тянет туда» (Там же. С. 383).
2 — знаменитого немецкого географа, естествоиспытателя и путешественника, автора четырехтомного философского труда «Космос» Достоевский охарактеризовал в записной тетради 1876—1877 гг. как ученого «с мировой мыслью и с мировым обобщением» (см.: ПСС. Т. XXIV. С. 292). Признавая известного современного ему французского физиолога и патолога К. Бернара крупным ученым, Достоевский, однако, критически относился к его теориям, что нашло отражение в «Преступлении и наказании» и «Братьях Карамазовых» (см.: ПСС. Т. VII. С. 392 и наст. изд. Т. 5. С. 571; Т. 10. С. 87, 96, 364).
3 Достоевский вообще не слишком высоко оценивал философские и публицистические работы современных ему русских ученых — естествоиспытателей и химиков, отчасти солидаризируясь с позицией H. H. Страхова, автора многих полемических статей и книги «О методе естественных наук и значении их в общем образовании» (СПб., 1867) (см. заметки в записных тетрадях Достоевского и высказывания его о И. М. Сеченове и Д. И. Менделееве: ПСС. Т. XX. С. 170; Т. XXI. С. 250; Т. XXIV. С. 148, 200, 292). Эти суждения Достоевского, в значительной степени тенденциозные, пристрастные, могут быть верно поняты лишь в общем контексте многосоставной полемики писателя с позитивистской философией, оказавшей сильное влияние на взгляды многих великих ученых XIX в., в том числе Ч. Дарвина, А. А. Бутлерова, Д. И. Менделеева, И. М. Сеченова (см. об этом: Достоевский и позитивизм. Ростов-на-Дону, 1985). По мнению М. Г. Ярошевского, полемика Достоевского с теорией условных рефлексов Сеченова в романе «Братьи Карамазовы» отчасти предваряет труды И. П. Павлова (см.: Ярошевский М. Г. Достоевский и идейно-философские искания русских естествоиспытателей // Вопр. философии. 1982. № 2. С. 103—112).
5 Достоевский обратился к одной из учредительниц Высших женских курсов А. П. Философовой. «Очень, очень благодарна Вам и г-же Философовой за участие и готовность помочь мне», — писала Герасимова в письме Достоевскому от 15 марта 1877 г. (Д. Письма. Т. 3. С. 385).
6 «Отец мой — человек необразованный, неначитанный. Он не только против Академии, как Вы думаете, но против женского образования вообще, да и не одного женского. <...> Пробовала я ему говорить об университетских курсах <...> но получила такого рода ответ: пока я жив, ты не будешь жить в Петербурге...”» (Там же. С. 385—386).
7 Достоевский имеет в виду строки из письма Герасимовой к нему от 10 февраля 1877 г.: «Неужели придется сделаться женою какого-нибудь ожиревшего купца, заглушить в себе все человеческие чувства...» (Там же. С. 383).
8 Герасимова писала Достоевскому о предложении выйти замуж, сделанном ей молодым человеком, которого она не любит (Там же. С. 383).