Достоевский Ф. М. - Майкову А. Н., 21 июля (2 августа) 1868

А. Н. МАЙКОВУ

21 июля (2 августа) 1868. Веве

Вевей 19 (1)/2 августа/68.

Добрейший и любимый друг мой, незабвенный Аполлон Николаевич, беру перо, чтоб написать Вам три строки.

Я послал Вам большое письмо в июне м<еся>це, в ответ на Ваше, написанное в мае. То письмо Ваше (майское) доказало мне, что Вы не только на меня не сердитесь ни за что (что я мог сдуру вообразить, по больному моему характеру), - но даже и любите меня по-прежнему. Не ответил я сию минуту, потому что день и ночь сидел 20 дней сряду за работой, которая плохо шла1. Но на письмо мое к Вам, ответное, июньское, большое и чрезвычайно для меня важное, я от Вас никакого ответа не получил до сих пор. Причины передо мной стоят две: 1) или Вы на меня за что-нибудь рассердились или 2) пропало мое письмо или Ваше.

Я ни за что не верю первой причине: Ваше письмо (последнее, майское) было такое, что я не могу понять, можно ли после таких добрых чувств ко мне опять вдруг на меня рассердиться, и потому я слепо верю, что письмо мое пропало. Верю потому еще, что имею причины так думать: я слышал, что за мной приказано (2) следить2. Петербургская полиция вскрывает и читает все мои письма, а так как женевский священник, по всем данным (заметьте, не по догадкам, а по фактам), служит в тайной полиции3, то и в здешнем почтамте (женевском), с которым он имеет тайные сношения, как я знаю заведомо, некоторые из писем, мною получаемых, задерживались. Наконец, я получил анонимное письмо о том, что меня подозревают (черт знает в чем), велено вскрывать мои письма и ждать меня на границе, когда я буду въезжать, чтобы строжайше и нечаянно обыскать.4

Вот почему я твердо уверен, что или мое письмо не дошло, или Ваше ко мне пропало. NB (Но каково же (3) вынесть человеку чистому, патриоту, предавшемуся им до измены своим прежним убеждениям, обожающему государя, каково вынести подозрение в каких-нибудь сношениях с какими-нибудь полячишками или с Колоколом!5 Дураки, дураки! Руки отваливаются невольно служить им. Кого они не просмотрели у нас, из виновных, а Достоевского подозревают!)

Но не в том дело. Письмо это Вам доставит сестра жены моей6 из рук в руки.

Это все-таки не письмо, а три строчки, потому я уж и не знаю, что написать Вам. Все-таки ведь я не имею Вашего письма у себя. Аполлон Николаевич, друг мой. (Вы меня сами называли другом!) Как мне тяжело было в это время иногда от мысли, что Вы на меня сердитесь!

Напишите же мне, напишите в обоих случаях: если сердитесь, то объясните причину. Если не сердитесь, напишите, что меня любите.

Я был очень несчастен всё это время. Смерть Сони и меня и жену измучила. Здоровье мое некрасиво; припадки; климат Вевея расстроивает нервы.

При первых средствах намерен выехать из Вевея. (Но, во всяком случае, если сейчас ответите, то адресуйте по-прежнему: Vevey (Lac de Genиve) poste restante).

Романом я недоволен до отвращения. Работать напрягался ужасно, но не мог: душа нездорова. Теперь сделаю последнее усилие на 3-ю часть. Если поправлю роман - поправлюсь сам, если нет, то я погиб.7

У жены расстроены нервы, худеет, и здоровье хуже и хуже.

Я написал перед Вашим письмом письмо к Паше; он просил, нельзя ли занять у одного отдающего под залог деньги (бывшего знакомого фактора типографии)8 на мое имя. Так как и в Вашем письме подтвердили Вы о его нуждах, то я позволил занять и послал расписку в 200-х рублях, так как они просили и требовали. До сих пор от Паши никакого ответа.

Перед Вами я преступник. Ваши 200 до сих пор за мной! Отдам, не обвиняйте меня! Если б Вы знали, сколько я вынес, но отдам! Что скажет 3-я часть.

Если перееду, то, главное, чтоб спасти жену.

Она кланяется Вам, жмет руку. Мой и ее поклон искренний многоуважаемой Анне Ивановне.

Ваш весь Ф. Достоевский.

Не обратиться ли мне к какому-нибудь лицу, не попросить ли о том, чтоб меня не подозревали в измене Отечеству и в сношениях с полячишками и не перехватывали моих писем? Это отвратительно! Но ведь они должны же знать, что нигилисты, либералы Современники еще с третьего года в меня грязью кидают9 за то, что я разорвал с ними, ненавижу полячишек и люблю Отечество. О подлецы!

Примечания:

Ответное письмо Майкова (без даты) см.: Майков А. Н. Письма к До стоевскому. С. 72—74. Письмо, очевидно, было написано 30 сентября 1868 г.

1 Речь идет о работе над романом «Идиот».

2 В «Алфавитном указателе лиц, состоящих под полицейским надзором в С. -Петербурге за 1867 г.» рядом с именами П. Н. Ткачева, Г. Е. Благосветлова, Д. И. Писарева. Г. З. Елисеева, Д. Д. Минаева и В. С. Курочкина числится и имя Достоевского (см.: Герцен А. И. Полн. собр. соч. и писем / Под ред. М. К. Лемке. М.; Пг., 1923. Т. 20. С. 113—114). Стоило Достоевскому уехать за границу, как последовал запрос обер-полицеймейстера, «куда именно и на какой срок» он выехал. И уже в ноябре в Петербург поступило следующее донесение: «В числе экзальтированных русских, находящихся в Женеве, агент называет Достоевского, который очень дружен с Огаревым» (ЛН. Т. 86. С. 598).

3 Имеется в виду А. К. Петров, упоминаемый также в письме 125.

4 «Секретно. Господину начальнику Одесского жандармского управления. Поручаю вашему высокоблагородию, при возвращении из-за границы в Россию отставного поручика Федора Достоевского, произвести у него самый тщательный осмотр, и если что окажется предосудительного, то таковое немедленно представить в III Отделение собственной его императорского величества Канцелярии, препроводив в таком случае и самого Достоевского арестованным в это отделение. Управляющий Отделением свиты его величества генерал-майор Мезенцев» (см. публикацию Ю. Г. Оксмана в сб.: Творчество Достоевского. 1921. С. 36—38). Обыск был произведен, но Достоевские предварительно сожгли часть рукописей, и полиция ничего предосудительного у них не нашла (см. об этом: Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 198—199).

5 Материалы и исследования. Т. 1. С. 232—235.

6 Т. е. М. Г. Сватковская.

7 В ответном письме Майков попытался успокоить Достоевского. «Да что Вы так беспокоитесь насчет своего романа? — писал он. — Уж одно, что он очень интересен, заставляет публику его читать. Прозреваемая мною мысль великолепна. Да ведь и не кончен еще, нельзя сказать положительного приговора окончательно. Отзывы разные, главный упрек в фантастичности лиц, даже один господин говорил, что „эдаких дач нет в Павловске, он все обошел нарочно”. Но дело все-таки в том, что читают, — так что и тут особенно тревожиться Вам нечего» С. 73).

8 Подразумевается М. Г. Гаврилов.

9 Речь идет об оценке романа «Преступление и наказание» революционно-демократическими кругами («Современник», «Искра», «Дело», «Неделя»), увидевшими в нем нападение на передовое студенчество и вообще на революционную молодежь 1860-х гг.

(3) далее было: это

Раздел сайта: