С. Е. Лурье -- Достоевскому
15 августа 1876 г. Петербург
Петербург Многоуважаемый Федор Михайлович!
Я пишу Вам из Петербурга, следовательно я не поехала туда, да и никогда не поеду.1 Я знаю, {Было: уверена} Вы понимаете, как мне тяжело, нет, этого слова слишком мало, -- порываться и сидеть на месте, говорить и не делать... но что же мне делать, Боже мой, если я дала честное слово? Однако я ужасно бестолково говорю и никак нельзя понять, в чем дело.
Когда я через несколько дней намерена была отправиться, вдруг приехал мой отец (7-го числа)2? Здесь он не мог не узнать об этом: даже первый намек его поразил, но он думал, что это шутка; узнав от окружающих, что это совершенно серьезно, мой папаша приступил к усовещаниям, потом прямо к угрозам: что я несовершеннолетняя, что он мне ни гроша не даст и полицией заставит воротиться в Минск. Угрозы не подействовали; я думала продать ценные вещи, тем более, что мой медальон один стоит 100 р<ублей>, но папаша был вне себя, за несколько дней он до того изменился, что его не узнавали, каково было мне сознавать себя причиной его горя, наконец он приступил к просьбам, просил, если твоя гибель, жизнь, счастье для тебя ничего не значат, то пощади мое имя, свою будущность ради меня, и несмотря на мое недоумение, чем я порчу будущность и врежу его имени, он отвечал, что я слишком молода, чтоб понимать это, папаша плакал передо мною; Вы не можете знать, что это значит, мой папаша, гордый аристократ (у евреев есть своя аристократия, и папаша считает свой род чуть ли не с царя Давида и пророков), понятно, что уже было слишком даже для дочери, чтоб броситься ему на шею, успокоить его и дать, не по требованию, честное слово, что не поеду; на просьбу ехать домой я отвечала решительным отказом;3 все что я смогу сделать для них отсюда, я понятно сделаю, чтоб моя совесть была чиста; а разве была физическая возможность, нет, физическая была, взять да уехать, но человеческая возможность разве была поступить иначе?
Пожалуйста, извините, что я Вам так много пишу о себе, но мне, кажется, легче будет, если Вы будете знать, в чем дело. Я еще так возбуждена, что решительно не в состоянии заниматься серьезно.
ехать?4 Меня, ни в чем никогда не нуждавшуюся, с надеждами, целями, мечтами о будущем, отчего меня было жалеть, ведь только теперь мне тяжело, а если б я поехала и никто бы этим огорчен не был, я была бы вполне счастлива, сколько я ни думала, никак не могу понять почему?
Еще раз прошу извинения, что я Вам так много пишу, но оно, право, само как-то пишется, ведь, исключая Вас, никто этого знать не будет.
Мои более близкие знакомые знали, что я собираюсь ехать, теперь они подшучивают над этим, говоря, что вся храбрость на словах, но разве я могу всякому рассказать, что отец мой плакал передо мною, да и поймут ли они, что это значит? Впрочем, мне теперь не до них. Федор Михайлович! я Вам буду очень, очень благодарна, если Вы удостоите меня ответа,5 а то я сижу без дела, даже есть не могу; а Вы ведь имеете на меня влияние.
Мой адрес: Лесной Корпус, большая объездная дача No 28 для Софьи Ефимовны.
Примечания:
Софья Ефимовна Лурье (1858--1897), девушка из богатой еврейской семьи, дочь банкира, студентка женских педагогических курсов, приехавшая в Петербург из Минска. В начале апреля 1876 г. обратилась к Достоевскому (письмо не сохр.) с просьбой порекомендовать ей для чтения несколько названий необходимых книг. 16 апреля 1876 г. Достоевский ответил ей, что в письме сделать это трудно, "книгу выбрать надо сообразно со складом ума, а питому лучше узнать друг друга ближе", и пригласил посетить его "в один из текущих дней": "Хоть я и занят, но для Вас найду несколько минут ввиду Вашей чрезвычайной ко мне доверенности, которую умею оценить" (292"назначить день и час", чтобы принять ее, а также "помочь" и "быть руководителем". Свое решение писать к Достоевскому считает следствием "почти необходимости знать человека". Личное знакомство состоялось, скорее всего, в конце апреля 1876 г. Позже писатель ошибочно отнесет его к зиме 1876 г. (см.: 23, 51; 25, 392); "... она <...> очень заботится о своем образовании и приходила спрашивать у меня советов: что ей читать, на что именно обратить наиболее внимания, -- вспоминает Достоевский в "Дневнике писателя" за 1876 г. -- Она посещала меня не более раза в месяц. Оставалась всегда не более десяти минут, говорила лишь о своем деле, но не многоречиво, скромно, почти застенчиво, с чрезвычайной ко мне доверчивостью. Но нельзя было не разглядеть в ней весьма решительного характера, и я не ошибся" (23, 51). Писатель выбрал для чтения и дал Лурье две книги -- "Россию и Европу" Н. Я. Данилевского и "Записки Екатерины" (см. ее письмо от 2 сентября 1877 г.). 29 июня 1876 г. Лурье посетила Достоевского, который в этот день просматривал корректуру июньского номера "Дневника", посвященного, в основном, судьбе восточного вопроса, единению славян за освобождение сербов и черногорцев с началом военных действий между Сербией и Турцией, и поведала о своем решении отправиться в Сербию сестрой милосердия в числе русских добровольцев; "... ей надо было и мое напутствие. <...> Она ушла с сияющим лицом и, уж конечно, через неделю будет там" (23, 52--53). Именно этот визит Лурье лег в основу заключительной главы июньского номера "Опять о женщинах" (см.: Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского. СПб., 1995. Т. 3. С. 106).
переписке уже из Минска, куда вернулась в конце 1876 г. по настоянию родителей.
Одно из писем Лурье о похоронах минского врача Гинденбурга было приведено Достоевским в мартовском номере "Дневника" за 1877 г. (главы "Похороны "Общечеловека"" и "Единичный случай"), посвященного, в основном, еврейскому вопросу (25, 88--92).
Переписка эта продолжалась более полутора лет (апрель 1876 г. -- ноябрь 1877 г.), за которые "руководство", понимание и сочувствие Достоевского сменились к концу на раздражение, резкость и неприятие по поводу ее "необразованности", "неразвитости", "неумения и нежелания учиться жить" и т. д. (см. письмо Лурье от 2 сентября 1877 г.). Трудно судить, насколько объективны были причины, препятствовавшие поездке Лурье на фронт, а также о том, насколько ошибся Достоевский относительно ее "весьма решительного характера", однако сама Лурье в последнем письме напишет: "Я знаю, Вы были обо мне хорошего мнения, но теперь разочаровались, так как из меня ничего не вышло, но я не отчаиваюсь, я докажу Вам со временем, что первоначальное мнение было настоящее" (между 6 и 28 ноября 1877 г.). Известно также, что сам Достоевский, описывая Лурье в июньском "Дневнике" за 1876 г. как любимый им тип жорж-зандовской героини с жаждой "жертвы, подвига, доброго дела <...> и ни малейшего тщеславия" (23, 52--53), уже предполагал и эту развязку; в тот же день, когда его посетила Лурье и была написана глава "Опять о женщинах" (29 июня 1876 г.), Достоевский отметил в Записной тетради: "Великая идея, питать ее будет, останется же, затоскует (педагогический экзамен)" (в ПСС не откомментировано) и далее: "Как отговаривать. Педагогические курсы, не найдется ничего под оборотом медали, затоскует" (24, 226). И как логическое завершение этого возможного предположения Достоевского -- его ироническая запись в подготовительных материалах уже к октябрьскому выпуску "Дневника" 1876 г.: "-- Поехала бы в Сербию. -- Сберегите ваш энтузиазм. Школы" "Образ") и здесь же: "Школы -- замаскированный эгоизм. Школы всегда при себе иметь будет. А славян -- не всегда" (23, 190--191). (Представляется, что тема женщины в русском обществе и описанные в связи с этим в июньском номере "Дневника" Писарева, героини Жорж Санд раннего периода и Лурье в этом ряду могли бы стать предметом отдельного исследования).
Весь корпус сохранившейся переписки насчитывает девять писем Лурье (ИРЛИ, РГБ; 1876--1877 гг.; одно опубл.) и один пустой конверт от письма 17 июля 1876 г., посланного ею в Эмс (на конверте: Bad-Ems. A M-r Th. Dostoiewsky. Poste restante. Allemagne; почтовый штемпель на обороте конверта: "17 июля С. -Петербург 1876") и три письма -- Достоевского (1876--1877 гг.). В воспоминаниях Поля Эпштейна (1883--1966), сына Лурье, профессора теоретической физики Калифорнийского института технологии (США), утверждается: "У нее было десять писем Достоевского, написанных его аккуратным и красивым почерком -- их вполне можно было бы назвать образцом каллиграфического искусства. Из них три затерялись еще при ее жизни... Остальные семь сохранились, к моменту ее смерти находились в ее владении. Когда некто по фамилии Розанов (имеется в виду В. В. Розанов. -- писал биографию Достоевского, он запросил у нее официально эти письма <...>, и вероятно, снял с них копии, которые могут находиться в каких-то архивах <...>, я никогда не смог их разыскать" (сообщил доктор Дж. Шерон в письме от 30. V. 1986 г. См. также: 292, 320). Таким образом, из вероятных десяти писем Достоевского к Лурье известны три (292, 81, 146, 150), содержание еще двух несохранившихся восстановлено по письмам Лурье (см.: 292"Списка несохранившихся писем" результатов не дали).
Приношу благодарность Н. П. Генераловой и Р. Ю. Данилевскому за помощь в переводе иностранных фрагментов публикации.
Все письма публикуются по подлинникам: ИРЛИ, No 29768 (1--5, 7, 8); РГБ, ф. 93. II. 6. 31(6).
1 Речь идет о поездке Лурье в Сербию, о которой шла речь при встрече с Достоевским 29 июня 1876 г.; глава июньского "Дневника" выросла непосредственно из этой встречи.
2 Отец Лурье приехал в Петербург 7 августа 1876 г., а не июля, как может показаться: "через несколько дней" (после встречи 29 июня?) -- в таком случае содержание настоящего письма должно было повторять несохранившееся письмо Лурье от 17 июля в Эмс (см. конверт), о чем нет никаких упоминаний. Имеется в виду или после письма Лурье в Эмс, или, скорее всего, "через несколько дней" после ответа Достоевского из Эмса от конца июля 1876 г., продолжавшего, по-видимому, тему напутствия (косвенно в пользу существования ответа говорит тот факт, что немецкий адрес писателя мог быть получен Лурье только от него). В любом случае отец Лурье приехал 7 августа.
3
4 Имеется в виду следующее место из главы "О женщинах": "Мне вдруг стало очень жаль ее, -- она так молода. Пугать ее трудностями, войной, тифом в лазаретах -- было совсем лишнее <...> жалка мне ее молодость, но остановить ее я <...> не мог..." (23, 52--53).
5 Ответное письмо Достоевского неизвестно, -- вероятно, его и не было, так как в следующем письме (от 27 сентября 1876 г.) Лурье пишет, что Достоевский "успел забыть" ее.