Достоевский в неизданной переписке современников (1837-1881).
Часть 10

... Изредка, но, впрочем, не изредка, а довольно часто, я бываю у брата Федора Михайловича, который, впрочем, теперь сильно занят печатанием в "Русском вестнике" своего нового романа ("Братья Карамазовы"). Сегодня у него семейный обед, и вся моя семья из четырех отдельных домов будет у него обедать как у старшего в роде Достоевских, кроме, впрочем, Вари¹, которая, увы, и до сих пор еще в ожидании прибавления семейства²...

Автограф. ЦГАЛИ, ф. 507, оп. 1, ед. хр. 159.

Леонид Николаевич Трефолев (1839--1905) -- поэт, историк Ярославского края, поддерживал многолетние дружеские отношения с А. М. Достоевским и его семьей, постоянно жившими, как и Трефолев, в Ярославле.

¹ Дочь А. М. Достоевского -- Варвара Андреевна Савостьянова (1858 -- после 1933).

² Этим днем датирована записка Достоевского к брату Николаю, в которой писатель жаловался на нездоровье и безденежье ("Письма", IV, стр. 45).

... С вашим мнением о романе Маркевича я не совсем согласен,-- несмотря на некоторые его достоинства, в общем он мне кажется изрядно скучным¹, и, право, я прочел с гораздо большим интересом "Скрежет зубовный" Авсеенки². Но и то и другое -- не бог весть что: совсем у нас мало истинных талантов. Вот теперь жду -- не дождусь нового романа Достоевского -- он в последние годы страдает художественной лихорадкой и пишет так: удачная вещь, потом неудачная, потом опять удачная. Теперь очередь за удачным больше, чем в нашем Петербурге. Вот Достоевский так нарочно ездил в Оптину Пустынь прошлым летом для первых глав своего романа...

Автограф. ГЛМ. ОФ. 5040. 3.

Константин Николаевич Леонтьев (1831--1891) -- романист, публицист и критик, один из видных представителей позднего славянофильства, автор ряда статей о Достоевском. Письмо его, на которое отвечает Соловьев, неизвестно. См. п. 158.

¹ Роман Б. М. Маркевича "Четверть века назад", печатавшийся в 1878 г. в "Русском вестнике".

² В "Скрежете зубовном" Василия Григорьевича Авсеенко (1842--1913) описывалось великосветское общество и высшее чиновничество.

... Напишите два словечка о здоровье Федора Михайловича и о том, дошли ли корректуры до места своего назначения¹. Посылаю книги, которые Федор Михайлович желал, и прошу, если можно, возвратить мне Золя "Assomoir", он лежит у Федора Михайловича на письменном столе². И еще, если бы возможность была дать мне "Русскую речь"³, то очень бы одолжили...

Автограф. ИРЛИ. 30335. c. CXIIб9.

¹ Вероятно А. Г. Достоевская или сам Достоевский дали Штакеншнейдер для прочтения верстку "Братьев Карамазовых", печатавшихся в это время в "Русском вестнике".

² В переписке Достоевского откликов на "Западню" Золя нет.

В его библиотеке находилось пять романов Золя на французском языке: "Завоевание Плассана", "Добыча", "Карьера Ругонов", "Проступок аббата Муре", и "Чрево Парижа" (см. Леонид Гроссман. Библиотека Достоевского. Одесса, 1919, стр. 141).

³ "Русская речь" "журнал литературы, политики и науки". Выходил в 1879--1882 гг. под редакцией А. А. Навроцкого. Отдел "Критические беседы" в нем вел Е. Л. Марков.

... А как вы с Федором Михайловичем меня вчера разогорчили, никогда не забуду. Мама тоже ахнула о потерянном, когда я ей рассказала, в чем дело, и говорит: "Разве смели его просить?" Видите, что не все так умны и храбры, как ваши учителя, которые будут ставить (от чего боже упаси) единицы вашим детям, и как критики, которых Федор Михайлович велит уважать¹.

Еще забыла, все из-за того же, спросить у вас "Revue des Deux Mondes", если она больше не нужна Федору Михайловичу². Фельетон Загуляева посылаю³.

Автограф. ИРЛИ. 30335. с. CXIIб9.

¹ По-видимому, Достоевские были накануне у Штакеншнейдеров. В чем суть эпизода, о котором идет речь в письме,-- не выяснено.

² Вероятно Достоевский взял у Штакеншнейдер первую книжку парижского журнала "Revue des Deux Mondes" за 1879 г. Работая в это время над "Братьями Карамазовыми", он мог особенно заинтересоваться статьей Поля Жана "Del'instruction primaire au point de vue de Psychologie" ("О первоначальном образовании с точки зрения психологии").

В другой, недатированной записке Штакеншнейдер писала в это время Анне Григорьевне: "Не прочитал ли Федор Михайлович "Revue des Deux Mondes"? Если не прочитал, то я пришлю ему другой экземпляр завтра, а этот чужой, и надо его возвратить. Что делаете Федор Михайлович и вы? Надеюсь, что в будущую субботу вы будете у нас" (там же).

³ Михаил Андреевич Загуляев (1834--1900) -- публицист и беллетрист, редактор внутреннего отдела "Journal de St. Petersbourg", постоянный посетитель салона Штакеншнейдеров. О каком его фельетоне идет речь -- не установлено. Загуляев посвятил Достоевскому свою повесть "Скороспелки" ("Огонек", 1880, NoNo 46--52).

... Очень дурные вести привозит к нам об вас Ал. Ал. Рудин¹. Говорил, что Федор Михайлович плохо поправляется и у вас глаз болит. Ужели вся зима для вас будет такая неприятная? Сохрани вас господь! Особенно жаль, что болезнь, часто повторяющаяся, отнимает у Федора Михайловича много времени и мы не увидим ныне его "Дневника". Постарайтесь устроить, чтобы наступающее лето принесло вам больше пользы <...>

На ваше доброе участие ко мне могу отозваться теперь с одной довольно подходящей стороны <...> Но, добрая Анна Григорьевна, не тревожьте и Федора Михайловича с этим смыслом, а так, когда придется кстати, а не придется -- то оставьте без внимания. -- Я уповаю больше на милости от бога^а ...

Автограф. ИРЛИ. 30241. с. CXIIб5.

¹ Александр Александрович -- знакомый Достоевских. См. о нем в "Письмах", IV, стр. 364.

² Румянцев рассчитывал, что Достоевский найдет возможность обратить внимание архиерея на его девятилетнюю безвозмездную службу при духовном училище, которая давала ему право на вознаграждение.

Вчера <...> прошел я к А. Н. Якоби¹. Там узнал, что 9 марта будет литературный вечер в пользу Литературного фонда, где будут читать И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, М. Е. Щедрин, Я. П. Полонский, А. Н. Плещеев и еще кто-то²... Просил достать и мне билет в один рубль -- к А. Н. Плещееву уже было поздно тащиться ради разыскивания билета. Да и на душе было очень скверно, тем более, что здесь пришлось услышать о разных пошлостях людей, именующих себя литераторами молодых побегов,-- пишущих стишки и т. п. Погрустили мы с А. Н. об измельчании и фатстве людей, играющих печатным словом, и я уехал домой...

Автограф. ЛБ, ф. 295. 5336. 29.

Николай Александрович Соловьев-Несмелов (1848--1901) -- детский писатель, друг, корреспондент и биограф поэта Ивана Захаровича Сурикова (1841--1880).

¹ Об А. Н. Пешковой-Толиверовой (Якоби) см. в п. 126.

² В "Голосе", No 70, 11 марта 1879 г. сообщалось:

"Литературный вечер, состоявшийся вчера, 9 марта, в зале Благородного собрания, надолго останется в памяти тех, кому удалось присутствовать на нем. В нашей вялой форменной жизни так редки выражения общественных чувств и общественной мысли, что те овации, которые происходили вчера на этом вечере, казались чем-то необычайным. Они производили освежающее впечатление <...> Взрыв долго не умолкавших рукоплесканий встретил М. Е. Салтыкова. Талантливый сатирик выбрал для прочтения отрывок из "Современной идиллии" <...> Вторая часть вечера открылась чтением Ф. М. Достоевского. Несколько секунд рукоплескания не давали Ф. М. Достоевскому начать чтение. Чрезвычайно удачный выбор отрывка из романа "Братья Карамазовы" -- "Рассказ по секрету" -- признанья Дмитрия Карамазова младшему брату своему Алексею,-- в котором отразились все особенности дарованья и манеры автора, и прочувствованное чтение произвели сильное впечатление. В одном месте даже наша публика, холодная и щепетильная, не выдержала и прервала чтение взрывом рукоплесканий". Описав далее триумф Тургенева на этом вечере, репортер замечает: "Счастливы писатели, на чью долю выпадают такие искренние, такие всеобщие знаки глубокого уважения и любви, и еще более должны быть они счастливы сознанием, что все это ими заслужено честным служением родине".

Новикова (Киреева, 1840--1925) -- известная публицистка славянофильской ориентации, автор книг и статей, посвященных англорусским отношениям, писала Достоевскому: "... Я чуть не плачу: отчего вы ко мне не вошли? Карточку вашу мне отдали, но ведь я дома была и ждала вас, ждала, не могла дождаться. Просто горе! А вчера как вы читали великолепно: сердце радовалось. Но как это не нашлось доброго человека, чтоб посоветовать Салтыкову прочесть что-нибудь другое: все было бы лучше! Не смею просить вас к себе, но скажу вам по секрету, что если вы выберете минутку во вторник утром и мне его назначите, я буду дома и снова поджидать вас" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 7. 26).

В ИРЛИ хранится другое письмо Новиковой к Достоевскому (без даты):

"Дорогой Федор Михайлович. Вот руководящая статья Каткова, которая неясна без моей: прилагаю обе к записке и пользуюсь случаем душевно поблагодарить за посещение. Как ни коротко оно было, все же от него как-то на душе теплее. Спасибо вам" (29791. c. CXIб8).

... Право, хорошо бы нам с вами затем побеседовать обо многом, сидя на широких пнях в здешнем бору. Вы, мне кажется, немножко меньше стали бы нападать на монахов и попов. Верьте человеку, который родился в 31 году, а в детство, как вы видите, еще не впал, что для нас, русских, это самый существенный вопрос. Православие -- это нервная система нашего славянского организма, а как хранить и лелеять художеством красоту и государственную силу этого организма, если мы нашим либеральным, общеевропейским отчуждением будем ослаблять постепенно эту нервную жизнь, эти органически духовные токи?

Достоевский, ваш любимец, понял это¹...

Автограф. ЦГИАЛ, ф. 1120, оп. 1, ед. хр. 98.

¹ Леонтьев имеет в виду основную мысль, которую Достоевский намерен был положить в основу "Братьев Карамазовых": "Христианство есть единственное убежище Русской земли от всех ее зол" ("Письма", IV, стр. 59).

В двух письмах Леонтьева к Соловьеву, относящихся к этому времени, встречаются следующие упоминания о Достоевском:

"... Пришлите мне также -- очень, очень прошу вас -- оттиск той <вашей> польской повести, который мне попался в "Ниве" случайно -- один только отрывок -- он восхитил меня, особенно тем, что в нем язык такой простой и благородный, чуждый всех тех юмористических грубостей, от которых избавиться не может ни Тургенев, ни Достоевский, ни даже Толстой..." (15 января 1877 г.).

"... В моих первых повестях из русской жизни -- замыслы были оригинальны и серьезны,-- форма испорчена <...> А в "В своем краю" выбор лиц хорош, но и в языке, и в подробностях те же отвратительные грубости и ненужные реальности, которые я ненавижу и у Тургенева, и у Некрасова, и у Достоевского и которые недурны только у Щедрина и Писемского..." (из посланной Соловьеву памятной записки "Для биографии К. Н. Леонтьева").

Премного благодарю, уважаемая Анна Григорьевна, сожалею только, что вы прислали один билет, а не два¹. При сем прилагаю четыре рубля и первую часть "Русского вестника"².

Надеюсь, что вы скоро поправитесь, при такой погоде трудно быть здоровой. Каково, что выстрелили вчера на Дрентеля два раза, разбили окна его кареты, но, слава богу, он остался невредим. Убийца скрылся, как всегда³.

Мой душевный поклон Феодору Михайловичу. Не знаю, в котором часу чтение!..

Автограф. ИРЛИ. 30080. c. CXIб19.

Юлия Денисовна Засецкая (?--1882) -- дочь поэта-партизана Д. В. Давыдова, переводчица, автор книги "Часы досуга"; основательница и патронесса первого в России ночлежного приюта.

¹ По-видимому, речь идет о билете на публичное чтение с участием Достоевского 16 марта 1879 г.

² С января 1879 г. в "Русском вестнике" начали печататься "Братья Карамазовы".

³ Александр Романович Дрентельн Мирским (ок. 1859 -- ок. 1920), которому удалось скрыться. Через несколько месяцев, однако, он был арестован в Таганроге и предан суду.

собрания. Много сравнительно с другими рукоплескали затем Ф. М. Достоевскому, читавшему, говорят, прекрасно отрывок целостный еще не печатный из своего нового романа "Братья Карамазовы"¹. С Ф. М. Достоевским, как мне вчера бывший у меня часов в десять вечера один из сотрудников газеты "С. -Петербургские ведомости" говорил, третьего дня случилась оказия, в которой чуть было трагически не погиб наш крупный романист. Дело было так: Ф. М. Достоевский отправился на Петербургскую сторону -- это за Невой, где знаменитый домик Петра и где живет теперь по преимуществу петербургская беднота -- непроходная; был ли он там у кого в гостях или собирал, как я выражаюсь, жанры для своих литературных эскизов,-- пока неизвестно, только он возвращался оттуда поздним вечером, как на него напали проходимцы с целию ограбления и принялись было бить его, и только благодаря какому-то случайно будто бы проезжавшему он спасся. Человек он физически тщедушный, больной и нервный -- так что при подобной катастрофе мог потерять жизнь. Будто бы слег от этой оказии².

В пятницу 16 марта предполагается второе литературное чтение с Тургеневым, но без Достоевского и Щедрина,-- не знаю, попаду ли и на это, хотя вчера и послал деньги на билет,-- достанут ли только³?..

Автограф. ЛБ, ф. 295. 5366. 2. 9.

¹ Племянник Достоевского А. А. Достоевский сообщал родителям 12 марта: "В последнее время я нигде не был в театре; хотел было попасть на литературный вечер, но билетов достать не было никакой возможности. Говорят, скоро будет второй подобный вечер, думаю на него непременно сходить. Прошлый вечер был ряд оваций Щедрину, Федору Михайловичу, а в особенности Тургеневу, который, говорят, неподражаемо хорошо прочел "Бурмистра" из "Записок охотника". Следующий вечер будет замечателен тем, что Тургенев вместе с Савиной прочтет несколько сцен из своего драматического произведения "Провинциалка"..." (Авт. ИРЛИ, ф. 569, ед. хр. 56).

² "Новости", No 63, 11 марта 1879 г. сообщалось под заголовком "Нападение злоумышленника на Ф. М. Достоевского": "Нам рассказывали о неприятном случае, происшедшем на днях с одним из наших известных писателей, Ф. М. Достоевским. Дело в том, что Федор Михайлович, возвращаясь домой по одной из улиц на Петербургской стороне, подвергся нападению неизвестного человека и только благодаря вовремя подоспевшей помощи был избавлен от рук злоумышленника, который, по словам некоторых лиц, был схвачен и немедленно арестован. Если верить слухам, то нападение сделано с целью грабежа".

Об этом "неприятном случае", происшедшем, по-видимому, в начале марта, А. Г. Достоевская рассказывает в "Воспоминаниях", ошибочно относя его к дате "около двадцатых чисел марта" (стр. 332--333).

Среди бумаг Достоевского сохранилось письмо к нему петербургского градоначальника А. Е. Зурова, датированное 5 марта 1879 г. и, возможно, связанное с этим инцидентом: "... Имею честь уведомить вас, что о случае, изложенном в заявлении вашем от 3 сего марта, составлен местною полициею протокол, который 1 сего марта передан мировому судье; ввиду этого с моей стороны не может быть сделано никаких дальнейших распоряжений по предмету вашего заявления" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 5. 25). Заявление Достоевского, о котором здесь идет речь,-- неизвестно.

³ См. п. 162.

На днях на большом обеде, данном Тургеневу представителями литературы, он произнес тост за те идеалы, которым сочувствует молодое поколение; Достоевский к нему обратился с вопросом: "Что это за идеалы?" Присутствовавшие не дали Тургеневу ответить: "Мы знаем, мы понимаем..." Потом Тургенев сказал Достоевскому, что дело шло о конституции¹...!!

Автограф. ЛБ. ф. 126. 2. 8.

Александр Алексеевич Киреев "Состоящий при его императорском высочестве великом князе Константине Николаевиче". В обширном дневнике Киреева, цитируемом здесь и ниже, встречается ряд упоминаний о Достоевском. Киреев характеризовал Достоевского как писателя, "очень близкого" ему "по убеждениям и чувствам" и очень дорогого ему человека (Авт. ЛБ, ф. 93. П. 5. 70. -- Письмо к Ильзе Ивановне Мещериной, 1881).

В архиве Достоевского сохранилось несколько адресованных ему писем Киреева. В одном из них он просит прислать ему, "если можно, на несколько часов", январскую книгу "Русского вестника" (с последней частью "Карамазовых"); в другом Киреев рекомендует писателю "очень хорошего и интересного человека. Он тип, достойный вашего внимания,-- это близкий родственник Алеше Карамазову"; в третьем -- посылает Достоевскому билет (на концерт), взятый для него по просьбе С. П. Хитрово (Авт. ЛБ, ф. 93. 11. 5. 69).

¹ Этот обмен репликами имел место на обеде в честь Тургенева 13 марта 1879 г. Ср. "Вестник Европы", 1879, No 4, стр. 822.

"Вечером еду с Ольгой к Аксаковым. Доктор прав M-lle Евреинова и ее спор с Иваном Сергеевичем о конституции. Конечно, Аксаков против всякой конституции. Он говорит, что никакая конституция у нас нежелательна и невозможна, читает письмо Ю. Самарина в подтверждение сего. Аксаков говорит, как и Достоевский, что ежели оппонентам не будут давать возможности свободно говорить, то и нам говорить не должно и нельзя??" (Авт. ЛБ, ф. 126. 2. 8). Ольга -- О. А. Новикова (см. примеч. 2 к п. 157) -- сестра Киреева.

втором литературном чтении в пользу Литературного фонда. Зал был полон и сидящими и стоящими; но не в этом, как мне казалось, особенность этого вечера-чтения. Чтения бывали и в прежние годы, и на тех публики бывало много. Публика последних чтений, как это проявилось в ее неудержимых аплодисментах, в поднесении венков и букетов, представила из себя редкое единство чисто русского теплого чувства, доходящего до энтузиазма высокого уважения к своим беллетристическим талантам, каковы И. С. Тургенев и Ф. М. Достоевский. Овации, венки, букеты и продолжительные рукоплескания, вызовы, взгляды, полные восторга, от появления на помосте самых физиономий,-- все это обращено было на этих двух представителей русского романа, русского литературного художества.

Простота, мягкость движений, доброта, убеленная сединой, доходящей до снежного блеска, голова автора высокопоэтических "Записок охотника" как бы разом своим появлением во весь стройный, хотя несколько сутуловатый рост на помосте на всю публику навеяли русский дух, русскую-жизнь, от которой volens-nolens оторвалась столица в своих суетах, гадливостях, поеданиях друг друга, дня и часа. И вот художественный представитель во всей своей чистоте и силе и как человек обаятельно оживил публику,-- она заколыхалась и ожила не громом только рукоплесканий, но и того чуткого понимания того, что может сделать крупного сила истинного таланта, дышащего простотой от своих внешних манер до его созданий включительно <...>

Первым во втором отделении этого вечера вышел другой художник, другая сила русской беллетристики -- автор "Бедных людей", "Записок из Мертвого дома" -- автор тонкий аналитик человеческого духа. Это другой тип и человека и писателя, потрясающего душу своих читателей и слушателей.

Он до крайности нервен, как нервны его герои. Природа и обстановка в его произведениях почти отсутствуют,-- они ему как будто не нужны, ему нужен один человек с его страстями, болезнями духа,-- в манерах и движениях и его самого виден человек, уходящий вглубь себя. И вот нервы и его и публики от начала самого чтения, вполне законченного, целостного эпизода "По секрету!..." (главы из нового романа -- "Братья Карамазовы") постепенно натягиваются, голос чтеца-создателя идет, так вот и кажется, вместе со всей болезненной силой из самых сокровенных тайников его души наружу. Исповедь старшего брата -- офицера Мити со всей ширью его опять-таки русско-офицерской натуры, с пеленок запущенной, оскорбляемой, унижаемой от колыбели, исповедь эта изливается младшему брату Алексею -- этой целостной, чистой, нетронутой "насекомыми сладострастия" натуре -- в какой-то мрачной, развалившейся беседке, о которой упоминается вскользь только как о пункте места отправления исповеди стихийного, униженного жизнью, людьми и собой человека, который все-таки имел единственную хорошую минуту просветления благодаря девушке. Это было, когда он, Дмитрий Карамазов, величающий сам себя подлецом и насекомым, весь пламенел и прососался подлостью и для подлости -- и вдруг он неожиданно сам для себя в один момент вырос в чистого человека и настолько нравственно рослого, насколько до той минуты он был до болезненности низок, мал и гадок. И ко всему тому он как будто стыдится даже заявлять об этом, боясь впасть в рисовку и тем, так сказать, умалить это величие своей человеческой натуры,-- а потому и заканчивает свою исповедь, полную тонкого анализа и драматизма: "Об этом, брат Алексей, я никому, никому и никогда не говорил и не скажу, -- сказал только тебе да брату Ивану!.." Зал покрылся дружными неумолкаемыми аплодисментами, какими и встречен был при выходе на помост Ф. М. Раз двенадцать вызывали его, и одна из студенток поднесла ему громадный букет, уверченный полотенцем с вышивками в русском вкусе. Ф. М. взял букет как-то нервно, не глядя, разом, и сунул куда-то за занавес, как будто бы прогнал мешающий ему предмет или отстранил от себя что-либо мешающее ему наблюдать, анализировать, работать. И тут, конечно, сказалась своеобразная нервная натура. Читал он лучше всех, читал прекрасно, сердечно, читал от души <...>

"Казимира Великого" крайне плохо, напыщенно, манерно <...> В заключение И. С. Тургенев читал два явления из своей пиесы "Провинциалка" с М. Г. Савиной. Голос в этот вечер у И. С. был хриплый, ослабший (в чем он даже извинялся перед публикой) <...>

В заключение вызвали вместе И. С. Тургенева и Ф. М. Достоевского, и они на эстраде крепко пожали друг другу руки. Вечером этим я был очень доволен -- и субъективно и объективно: думалось, все-таки есть капли единства человеческого и у пишущего мира и у публики с оным¹ ...

Автограф. ЛБ, ф. 295. 5366. 2. 9.

¹ См. описание этого вечера в сб. "Тургенев и Савина" под ред. А. Ф. Кони. Пг., 1918, стр. 68--69.

... Искренно благодарю вас за то, что вспомнили о моей просьбе и прислали мне желанную карточку. Я не подошла к вам по окончании вечера, чувствуя себя больною под давящей силой впечатления, которое произвел на меня "Рассказ по секрету" (бесспорно, самое художественное и совершенное из всего прочитанного в тот вечер). Мне не хотелось в ту минуту ни говорить, ни хвалить, настолько то, что я чувствовала, было выше всего этого. Я недоумевала, откуда этот громкий, сильный голос, эта безграничная энергия, потрясающая нервы слушателя; неужели этот бледный, болезненный, слабый человек, которого я видела вчера, и неужели сила духа может творить подобные чудеса?¹...

Итак, еще раз благодарю вас за память; но вот что случилось: вы прислали мне такую превосходную карточку, так живо напоминающую мне творца "Рассказа по секрету", что я не в силах расстаться с нею и не нахожу в себе довольно великодушия, чтобы отправить ее моей знакомой. У меня была карточка Федора Михайловича, но такая плохая, что невозможно сравнивать с этою; поэтому я и придумала устроить вот что: просить вас прислать мне еще одну такую карточку, если возможно, с надписью Федора Михайловича, тогда я полученную отправлю моей знакомой; если же почему-нибудь вам нельзя прислать мне вторую, то я оставлю у себя первую, а худшую, имеющуюся у меня, отошлю моей знакомой <...>

Федору Михайловичу прошу передать мое величайшее уважение <...>

Новый роман Федора Михайловича² "Русский вестник" из моей библиотеки³...

Автограф. ЦГАЛИ, ф. 212, оп. 1, ед. хр. 166. Приблизительная дата устанавливается по содержанию.

¹ Алчевская присутствовала на одном из вечеров в пользу Литературного фонда в зале петербургского Дворянского собрания -- 9 или 16 марта 1879 г. А. Г. Достоевская пишет в своих воспоминаниях о первом из них: "Федор Михайлович выбрал для чтения "Рассказ по секрету" из "Братьев Карамазовых", прочел превосходно и своим чтением вызвал шумные овации. Успех литературного вечера был так велик, что решили повторить его 16 марта"("Воспоминания", стр. 332). С. А. Венгеров следующим образом охарактеризовал одно из этих чтений: "Когда читал Достоевский, слушатель, как и читатель кошмарно-гениальных романов его, совершенно терял свое "я", и весь был в гипнотизирующей власти этого изможденного, невзрачного старичка, с пронзительным взглядом беспредметно уходивших куда-то глаз, горевших мистическим огнем, вероятно, того же блеска, который некогда горел в глазах протопопа Аввакума" ("Речь", 1915, No 114, 27 апреля).

В своих воспоминаниях Алчевская не упоминает о том, что присутствовала на публичном чтении Достоевского.

² Речь идет о "Братьях Карамазовых".

³ 1879 г. и подписанное: Один из многочисленных ваших читателей и почитателей:

"Федор Михайлович,

Без всякого прибавления: Федор Михайлович,-- без "Милостивый государь", без "Многоуважаемый" и проч. Просто -- Федор Михайлович! Так лучше, проще. Мне и хотелось бы, чтобы письмо мое было лучше и проще. Если бы я подписал внизу свою фамилию, так тогда бы, может, и наверху я написал <бы> "Милостивый государь". Но письмо анонимное, и хоть вы раз, в "Дневнике", и выбранили анонимные письма, а я все-таки пишу анонимное, потому -- удобнее, откровеннее могу высказать вам то, что хотелось бы высказать.

А высказать мне хотелось только то, что я вас очень уважаю. Я и на вечер вчера пришел только для того, чтобы посмотреть на вас. Я ведь никогда до вчерашнего вас не видал. Не один я так. Нас много так пришло. И все очень были рады, что вы так любовно были приняты. Именно любовно, а не как-нибудь там иным образом. Вон Тургенева тоже принимали хорошо, может быть, с большим блеском, но именно с блеском. Души-то там вряд ли много было. Он ведь больше уму говорит. Потому так его и принимали -- с уважением, потому нельзя -- талант. Вас же просто, любовно, сердечно, потому что талант вы такой простой, сердечный. И к вам иначе и относиться нельзя, как все вам рассказать, что есть на душе... От этого и вечер вчера был такой простои, хороший, праздничный, светлый. В этом, впрочем, и сами курсистки виноваты: они все смотрят такими хорошими, добрыми, простыми <...> Право, Федор Михайлович! Вот только что встал с постели, вспоминаю вчерашнее -- и как все хорошо, впечатление осталось приятное. И рубля не жалко, право! А для меня рубль много значит. Вон в театр пойдешь. Пока сидишь там, ничего, хорошо. Как вышел, вспомнишь, что полтинника-то нет в кармане, и немножко неловко станет, неловко оттого, что, может, назавтра или вовсе не будешь обедать, или скверно пообедаешь. Вчера же -- не то... Да не об этом я и говорить хотел. Мне хотелось бы насказать вам много-много хорошего, да вот -- бумага проклятая: не укладывается на ней как-то, перо-то плохо умею держать в руке. На словах я бы лучше вам сказал. Впрочем, нет; пожалуй, ничего бы не сказал. Как вчера,-- хотелось пожать вашу руку, да так с одним желанием и остался: вышло бы, пожалуй, уж очень заметно и торжественно....

"Русского вестника" не найдешь, нарасхват... Когда же Дневник-то? Будете ли вы издавать его? Хоть не в определенные сроки, а по мере возможности? Сколько бы у вас читателей было! Ведь у вас и тогда было достаточно, а теперь еще больше. И все между молодежью. Старые-то почему-то не очень вас понимают. Да и из молодых--те, что похожи на старых, тоже как-то чудно понимают, или, вернее сказать, не понимают. Но все-таки и они читают, потому что подчас заставляют и их читать: у кого сын, у кого дочь, у кого брат или сестра... Начните, Федор Михайлович, писать Дневник и издавать хоть раза три-четыре в год. Объявите только подписку, смотрите сколько народу подпишется!.." (Авт. ЦГАЛИ, ф. 212, оп. 1, ед. хр. 107).

До какой степени экзальтации доходили после публичных чтений Достоевского слушатели (и особенно слушательницы) можно судить и по следующему анонимному письму, датированному 6 апреля 1879 г.:

"Батюшка любимый мой, голубчик, вам нельзя читать! Вот если б вас слушать можно было, стоя на коленях, да за каждое ваше гениальное слово можно было бы отдавать свою душу, тогда еще вам простительно читать, а то подумайте, какое мучение человеку слушать вас, чувствовать просто какую-то боль от восторга, и знать, что нет никаких сил, никакой возможности выразить всего, что чувствуешь,-- это ужас как больно! Кроме того, вам самому нельзя слышать и видеть благоговения перед собой: вам ужасно вредно волноваться (а вы ведь тогда волновались, когда читали, я уж не знаю, как и назвать тот отрывок из "Братьев Карамазовых" про Илюшечку!). Если можно, примите мой совет от одного восторга и любви к вам -- не читайте больше, не то помогите найти возможность отдавать вам всю душу" (Авт. ИРЛИ. 29953. с. CXIб15). На конверте автор письма пометил: "Очень нужное".

"Русский вестник", за одолжение которого приношу вам сердечную благодарность. Извините, что долго задержала его. Вы сами знаете, что произведения Федора Михайловича нельзя читать скоро, тут что ни страница, то мысль, над которой задумаешься, да и долго, долго думаешь, да и чего-то не передумаешь. Передумаешь и о том, о чем прежде не доводилось еще думать¹.

Благодарю вас, моя дорогая, милая, многоуважаемая Анна Григорьевна. Да благословит бог ваш путь и наше знакомство. Мой дружеский привет и признательность Федору Михайловичу...

Автограф. ЛБ, ф. 93. II. 9. 51.

Графиня Анастасия Ивановна Толстая "большая любительница литературы и искусства" (Е. А. Штакеншнейдер. Дневники и записки, стр. 31), приятельница Шевченко.

26 ноября 1878 г. В л. С. Соловьев писал Достоевскому: "1) Один молодой и весьма достойный офицер алчет и жаждет познакомиться с вами; 2) В таком же положении находится одна пожилая и во всех отношениях приятная дама. Фамилия офицера -- Саломон, дама же есть графиня Толстая. Так, если вы позволите, завтра, в воскресенье вечером, я приеду к вам с Саломоном и, побеседовав малое время, отпустим его с миром и затем поедем к Толстой, которая живет недалеко от вас" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 8. 1206). По-видимому, речь идет здесь о гр. А. И. Толстой.

¹ Вероятно, первая или вторая книжка журнала "Русский вестник" 1879 г. с началом "Братьев Карамазовых".

... Очень бы любопытно мне знать, о какой вашей книге говорите вы в письме; коль не прочтете чего-нибудь из нее,-- по крайней мере, надеюсь, расскажете¹ <...> Вы, перечисляя жемчужины, не упоминаете о романе Ф. М. Достоевского²; я, чтобы прочесть его, жду конца. Дай же бог успеха Л. Н. Толстому; это, стало, о декабристах?³ ...

О П. Д. Голохвастове см. в п. 72.

¹ Вероятно книга Страхова "Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки" (кн. I вышла в свет в 1882 г., II -- в 1883, III -- в 1896).

² Имеются в виду "Братья Карамазовы".

³ "Нигилизм стремится рушить всё. Но всё -- абсурд = абсурд = нуль,-- писал он Страхову 12 декабря 1886 г. -- Толстой хочет и, конечно, не может рушить Церковь -- нерушимую; но может мешать ей укрепиться, и мешает там, где она и без того слаба,-- в обществе. Народа он, надеюсь, не развратит, но общество -- развратит окончательно, втерев ему в рот змею за рыбу и камень за хлеб. Дорого обойдется России его вторая знаменитость. Не жалеючи губит нас, себя ради, махровый эгоист -- Лев Николаевич <...> Берлинский мир -- единственное явление, равное Толстому. 1-е марта -- невиннее их: тут, в самом деле, не ведали, что творили <...> Погонится ли Толстой за еще вящею знаменитостью, заинтересуется ли еще эффектнейшею главой своей будущей биографии: кинет ли писать (кстати же, дочиста выписавшись), не начнет ли действовать?.. Не просто печки класть перед газетной публикой, а пред очень большой публикой большущей Алквиадовой собаке хвост оттяпать. Выдумать такую собаку -- на это у него и теперь еще, я думаю, хватит творчества. Больше-то уж ни на что, конечно. Губя нас, загубил и себя" (там же, III. 17062). Как мы видим, Голохвастов в этом письме предвосхищает и аргументы, и лексику, и тон нападок черносотенцев на великого писателя.

Простите меня, многоуважаемый Николай Михайлович, что я до сих пор вам не написала, все не могли устроиться, и времени не было. Мы уехали не 15-го, а 17 апреля, так как 16 апреля Федор Михайлович был на обеде у великого князя Сергия Александровича¹. ² <...> Кладовая заперта на два замка, один с ключом, а другой -- с секретом без ключа. Он бронзовый, и, чтоб его открыть, надо составить слово "Тула" <...> Постарайтесь увидать, не очень ли они испортили мебель, главное шкафы, и висят ли у них стенные часы, картина и образ в Федора Михайловича комнате. Когда у них побываете, отпишите мне. Если вам удастся побывать в кладовой, то попросите у самой Кранихфельд Федора Михайловича зимние калоши и еще что-нибудь, чтоб спрятать в кладовую <...>

Мы, слава богу, здоровы. Федор Михайлович работает. Погода здесь отличная. Детки вам кланяются, равно и Федор Михайлович...

¹ Великий князь Сергей Александрович (1857--1905) -- сын Александра II, впоследствии московский генерал-губернатор. Присутствие писателя у него на обеде в "Жизни и трудах Достоевского" не зафиксировано.

² Уезжая на лето в Старую Руссу, Достоевские сдали неким Кранихфельдам свою петербургскую квартиру.

... Сестры Бестужева прислали мне вчера три письма своего брата М. А. Бестужева¹. Я хотела переслать их Феодору Михайловичу, но если вы выехали из Петербурга, то они потеряются, а мне будет совестно вторично беспокоить маленьких, древних-предревних старушек Бестужевых. Они высохли, как щепки, и никуда не выходят. Я была у них в первый раз, они производят чрезвычайно- приятное впечатление, такие добродушные, такие выхоленные, так тщательно причесаны и одеты, даже пришнурованы <...>

Как здоровье Феодора Михайловича и всех вас? <...> Матвей Иванович благодарит за память Феодора Михайловича. Он очень скорбит обо всех безумных действиях нашей молодежи...

Августа Павловна Сазанович (Созонович)-- московская знакомая Достоевских, воспитанница и друг декабриста Матвея Ивановича Муравьева-Апостола

В ИРЛИ хранится письмо Сазанович к Достоевскому (без даты), в котором она выражает желание встретиться с писателем и попросить у него "совета в одном деле". В Записной тетради Достоевского 1875--1876 гг. отмечено, что он собирается навестить Сазанович ("Лит. наследство", т. 83, стр. 467--468).

¹ Декабрист Михаил Александрович Бестужев (1800--1871).

... Писем на ваше имя не было, кроме одного, приносимого какой-то женщиной на имя Федора Михайловича, но которое она сама не пожелала оставить¹. "Огонек" получено три номера² и апрельская книга "Русского вестника". Каюсь, что разрезала "Братьев Карамазовых" -- уж много соблазну было держать книгу и не прочесть. Простите за смелость, многоуважаемая Анна Григорьевна<...> Мебель ваша будет в сохранности <...>

<...>

Ко мне приходила какая-то дама от вас с запиской, в которой я должна передать ей майскую книгу "Русская речь", но я ее не получала еще до сих пор.

Автограф. ИРЛИ. 30122. С. CXIб20.

А. Кранихфельд -- жилица, семье которой Достоевские сдали свою квартиру на лето. См. п. 166.

¹

² "Огонек" -- иллюстрированный еженедельный "журнал литературы, науки и искусств", выходивший с 1879 г. в Петербурге под редакцией Н. П. Аловерта.

12 марта Аловерт писал Достоевскому:

"... Редакция журнала "Огонек", желая выразить вам свое глубокое уважение как писателю, так много трудившемуся для славы и пользы родной словесности, просит позволить ей высылать вам один экземпляр своего журнала. Позволяя себе надеяться, что предложение это будет принято так же искренно, как оно сделано, я пользуюсь случаем выразить свое искреннее уважение" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 1. 32).

... Вы себе представить не можете, голубушка Анна Григорьевна, как я вам благодарна за ваше участие ко мне и как мне совестно, что вы, првг всех собственных хлопотах и заботах, еще по поводу меня потеряли столько времени <...>

Очень благодарна вам за любезное предложение остановиться у вас, но не позволю себе им воспользоваться особенно в этом периоде творчества & откажете со мной постранствовать по Старой Руссе. Аполлон очень любит квартал, что находится между улицей, где живет батюшка, и наверх в гору, где есть живописная старая церковь, улицы, поросшие травою, и т. д. Впрочем, обо всем лучше поговорим при свидании, а пока позвольте вас поцеловать и попросить передать мой привет Федору Михайловичу...

Приписка А. Н. Майкова:

И мой поклон и привет вам обоим!..¹

Автограф. ЛБ, ф. 93. II. 6. 37.

¹ К этому письму А. Г. Достоевская сделала следующее примечание: "В 1879 году Майковы во второй раз должны были поехать в Старую Руссу для пользования ваннами их младшего сына Аполлона, тогда двенадцатилетнего мальчика. Приехала с ним только мать Анна Ивановна Майкова и остановилась до приискания квартиры у нас. К несчастию оказалось, что Аполлоша приехал с сильным кашлем, вернее, больной коклюшем, и дети наши, проведя с ним целых два дня, заразились от него этою болезнию и прохворали все лето. Федор Михайлович был страшно огорчен и сам не бывал у Анны Ивановны, а мне позволял говорить с нею только стоя на улице пред ее домом, в открытое окно" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 6. 37).