Достоевский в неизданной переписке современников (1837-1881).
Часть 11

Вступительная статья
Часть: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16
Приложение

 

170. А. Г. ДОСТОЕВСКАЯ - Н. М. ДОСТОЕВСКОМУ 

<Старая Русса> 19 мая 1879 г.

Я очень беспокоюсь, многоуважаемый Николай Михайлович, не получая ответа на мое письмо, посланное почти месяц назад. Не больны ли вы? <...> Когда будете у жильцов, то зайдите к управляющему дома, не скажет ли он вам чего насчет наших жильцов, т. е. нет ли на них какого взыскания, например? <...> Мне очень совестно напоминать вам, многоуважаемый Николай Михайлович, но вы сами знаете, каково было бы нам потерять нашу мебель или деньги за нашу квартиру1 <...> У нас хворал маленький Федя, но теперь поправился. Мы ужасно спешим работать; недавно у Федора Михайловича был сильный припадок от усиленной работы, и от припадка он не может еще поправиться <...> Федор Михайлович вам низко кланяется, а детки целуют...

Автограф. ИРЛИ. 30413. С. CXIIIб9.

1 См. п. 166, 168 и 172.

 

171. А. Н. МАЙКОВ -- А. И. МАЙКОВОЙ 

26 мая 1879 г.

... Анна Григорьевна, я думаю, рада тебе помочь и похлопотать, но Федор Михайлович все это готов в идее сделать, а на практике и оскорбит, и обидит, и рассердит, это уж такой человек. Он в вечной лихорадке и сам нуждается в уходе за собой от всех близких ему людей, которые в состоянии оценить и высоту его понятий, и высоту его таланта. Это уж я тебе много раз говорил, и опять напоминаю на случай, если выйдет вдруг такая минута1...

Автограф. ИРЛИ. 16998. с. VIIIб7.

1 19 июня Майков просил жену узнать у Достоевского, "сколько времени Пуцыкович издавал "Гражданин" и какая была подписная цена" -- в связи с намерением демонстративно возвратить Пуцыковичу деньги за бесплатно высылавшуюся ему газету (там же).

 

172. А. Г. ДОСТОЕВСКАЯ -- Н. М. ДОСТОЕВСКОМУ 

<Старая Русса> 5 июня 1879 г.

Что это значит, многоуважаемый Николай Михайлович, что вы мне не пишете? Обещались написать через три дня, когда побываете у жильцов, и вот уже десять дней, а от вас письма нет <...> Федор Михайлович пугает меня тем, что жильцы, не видя надзора за квартирой, позаложат часть мебели и, кроме того, ничего не заплатят1 <...>

Федор Михайлович вам кланяется...

1 См. п. 166, 168 и 170.

173. Вс. С. СОЛОВЬЕВ -- К. Н. ЛЕОНТЬЕВУ 

Царское Село. 12 июня 1879 г,

... Итак, вы недовольны моей статейкой, она не удовлетворила вашего самолюбия, потому что я выделил Толстого, а главное Достоевского и поставил их выше остальных наших теперешних писателей и в том числе выше вас!..1 Когда я помещал мою статью в популярной и имеющей огромный круг читателей "Ниве", я, клянусь вам, очень много думал о вашем самолюбии, потому что иначе мне пришлось бы начать с того факта, что вы давно и много пишете, в произведениях ваших проявляется крупный и серьезный талант, вы печатаете их в солидном и многочитаемом журнале2,-- а все же русская публика к вам весьма неблагосклонна. Я опустил этот факт, потому что он произвел бы неприятное и нежелательное впечатление; но теперь, вызванный выражением вашим в письме к Бергу3, я поговорю об этом факте с вами и именно потому, что ценю ваш талант и желаю его видеть ничем не омраченным и признанным не маленьким кружком друзей-литераторов, а всеми вообще умными и обладающими вкусом читателями. Вы сами виноваты в том, что вас не читают. В произведениях ваших, несмотря на все их не раз указанные мною достоинства, нет одной очень существенной вещи,-- нет того, что называется цельностью или, вернее, чувством меры... Возьмем "Одиссея Полихрониадеса"4. Что это такое? Роман? Этнографические, политические и т. д. очерки?! Все вместе, все перепутано, нагромождено одно на другое. Вы подавлены вашими воспоминаниями, любимыми мыслями и выводами; на вас наплывают разом все года, проведенные на Востоке, и вы спешите сразу все это перелить на бумагу. Чудесный язык, тонкое наблюдение, художественная сценка; умный, мыслящий человек и художник виден повсюду,-- но этот человек будто десять лет осужден был на немоту и вдруг встретился с людьми, способными понимать его наречие, и за все десять лет вздумал наговориться обо всем сразу <...>

О Достоевском два слова: его в настоящее время на руках носят, хотя талант его, судя по последнему роману5, в большом упадке. Но ведь он теперь представитель того миросозерцания, которое сделалось симпатичным многим русским людям, и к тому же автор "Преступления и наказания" и "Записок из Мертвого дома", как бы затем ни исказился -- уже этими двумя творениями стал наряду с величайшими творцами-художниками XIX века6.

Я сказал,-- и на сердце у меня стало спокойней, и я буду ждать, что выйдет из этой моей исповеди, единственная цель которой постараться открыть глаза писателю, много могущему, но находящемуся на ложной дороге -- ложной и мучительной для его самолюбия. Если же самолюбие этого писателя не вынесет правдивого и дружеского слова,-- я обведу черной каемкой страничку в моих воспоминаниях -- это будет уже не первая страничка.

7

Автограф. ГЛМ. ОФ. 5040. Черновик хранится в ЦГИАЛ, ф. 1120, оп. 1, ед. хр. 89.

1 Соловьев напечатал в No 20 "Нивы" (14 мая 1879 г.) статью "Константин Николаевич Леонтьев". Он отнес в ней Леонтьева к писателям, "далеко не лишенным дарования, но не имеющим возможности надлежащим образом осветить туман переходного времени, в котором мы живем". При этом он отмечал: "Какие произведения из современной жизни, из жизни, нас окружающей, обратили и обращают на себя в последнее время всеобщее внимание? Только произведения графа Толстого и Достоевского, двух наших талантливейших писателей. Остальные попытки в этом роде проходят более или менее незамеченными, возбуждают интерес весьма слабый, так как задача оказывается почти всегда не по силам исполнителей, и в их произведениях звучат ложь и деланность, далекие от трудно улавливаемой действительности". -- Эта статья Соловьева не отмечена в библиографии Достоевского.

2 Имеется в виду "Русский вестник".

3 Это письмо Леонтьева к редактору "Нивы" Федору Николаевичу Бергу (1840-- 1909) неизвестно.

4 Роман Леонтьева "Воспоминания Одиссея Полихрониадеса, загорского грека". Продолжением его явился роман "Камень Сизифа".

5 Вероятно речь идет о "Подростке).

6 18 июня Леонтьев писал Соловьеву: "А насчет "Мертвого дома" и "Преступления и наказания" опять согласен. Это в своем роде превосходно. -- Впрочем, это в письме моем Бергу -- есть" (Авт. ЦГИАЛ, ф. 1120, оп. 1, ед. хр. 98).

7 Леонтьев писал 22 июля 1879 г.: "Вы мне не пишете, Всеволод Сергеевич? Неужели вы не получили моего Предисловия на четырех листках? <...> Заказное письмо мое было, сказал я, вроде Предисловия к чему-то, подобному литературной исповеди,-- общий смысл которой должен быть таков: "Если Всеволод Соловьев вполне прав, то мне-то от этого не легче. Если его взгляды на мои произведения не удовлетворяют меня и не соответствуют моим претензиям,-- он не виноват, и я его за это люблю и уважаю никак не менее. У меня есть очень близкие друзья, которые любят меня, даже и внимания, не обращают на мои писания и никогда не читают моих повестей и статей <...> Соловьев и Евг. Марков, оба хорошие, серьезные критики, говорят оба обо мне почти одно и то же, т. е. ставят меня наравне с Сальясом или еще и похуже иногда (Марков), выделяя из толпы людей, бессильных изобразить современную Россию, только Льва Толстого и Достоевского <...> Независимо от мнения обо мне Всеволода Соловьева, он сам мне понравился, и я с тем его люблю <...> Из того, что я желал бы слышать от него похвалы, более резкие, не следует заключить, что я недоволен им..."" (ЦГИАЛ, ф. 1120, оп. 1, ед. хр. 98).

 

174. А. П. САЗАНОВИЧ - А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ 

Москва. 16 июня 1879 г.

... Радуюсь за вас обоих, что вы в продолжение лета до некоторой степени отдохнете. Вы, как видно, неутомимая женщина, если при умственной работе успеваете в короткое время справить столько необходимых дел в домашнем обиходе. Вы мне такою показались с первого раза, я вижу, что моя наблюдательность меня не обманывает.

Мы1 "Карамазовых" и "Дневника". Последний особенно был бы полезен в данное время. Мы глубоко уважаем Феодора Михайловича за его определенность и честность убеждений2...

Матвей Иванович, Марья Константиновна и я шлем свое глубокое почтение вам и Феодору Михайловичу с желанием здоровья...

Автограф. ЛБ, ф. 93. II. 8. 65.

1 Сазанович имеет в виду себя и декабриста М. И. Муравьева-Апостола (см. п. 167).

2 О получении этого письма Достоевский 19 июня сообщил из Старой Руссы своей жене, незадолго до того уехавшей в Петербург: "Пришли газеты и одно письмо от Сазанович из Москвы. Ничего особенного, но присылает несколько автографов. Пишет тебе, конечно" ("Письма", IV, стр. 64).

К публикуемому письму Сазанович приложила автографы писем декабриста М. А. Фонвизина к жене.

 

175. А. Н. МАЙКОВ - А. И. МАЙКОВОЙ 

<После 22 июня 1879 г.>

... Что же это такое, наконец, что тебе говорила Анна Григорьевна, что ты писать не хочешь? Что муж ее мучителен, в этом нет сомнения,-- невозможностью своего характера, -- это неновое, грубым проявлением любви, ревности, всяческих требований, смотря по минутной фантазии,-- все это не ново. Что же так могло тебя поразить и потрясти? Не могу понять, хотя, признаюсь, часто у меня вопрос рождался, что они оба не по себе, т. е. не в своем уме, и где у них действительность, где фантазия -- отличить трудно. Федор Михайлович, например, такие исторические факты приводит иногда, что ясно, что он их разве что видел во сне -- например, что Петр Великий сам выкалывал глаза младенцам. Это он говорит или говорил серьезно, может быть, после и забыл. Насчет расточаемого им титула дураков -- ключ вот какой: все, что не есть крайний славянофил, тот дурак. Словом, он в своей логике такой же абстракт, как и все головные "Карамазовых" согласен вполне. Но что такое говорила Анна Григорьевна?1 -- Какой я любопытный...

Автограф. ИРЛИ. 16998. с. VIII. Первые строки приведены в комментариях к "Письмам", IV, стр. 390--391. Дата проставлена карандашом.

1 Письмо А. И. Майковой неизвестно. По поводу какого-то ее намека на Достоевских Майков писал и в одном из следующих писем, желая узнать "интрижка ли это" или же "ревность <...> Анны Григорьевны, создающая фантомы" (там же).

18 июня Майков писал жене о "Братьях Карамазовых": "Насчет романа Федора Михайловича и я согласен с тобою. Не знаю, куда все приведет, но пока ни зги впотьмах не видно..." (там же).

 

 

28 июня 1879 г.

... Жаль, что ты не видишь "Московских ведомостей". Достань или у Достоевского или в курзале вчерашний номер, четверг 27 июня, и прочти передовую статью о литературном процессе Николадзе в Тифлисе. Прелесть что <за> статья! Вот храбрость-то со стороны Каткова1 <...> А Федор Михайлович в самом деле в претензии на тебя за коклюш?2 Или это твоя подозрительность? Впрочем, все может быть. Кланяйся ему, однако...

Автограф. ИРЛИ. 1698. c. VIII.

1 Передовая статья No 163 "Московских ведомостей" 27 июня 1879 г. посвящена судебному процессу над редактором тифлисской газеты "Обзор" -- Н. Я. Николадзе, известным грузинским публицистом-революционером. Выступление Николадзе на суде о произволе и самоуправстве цензурных органов вызвало одобрительную оценку фельетониста газеты "Голос". Катков воспользовался этим в своей передовой статье как поводом для очередного доноса, заявив, что пафос сотрудника "Голоса" напоминает "восторги по поводу осуждения генерала Трепова в деле Веры Ивановны Засулич". "Слабейшая сторона гордо поднимает голову, держит громкую и твердую речь, вконец загоняет противника и выходит, увенчанная победой,-- писал далее Катков. -- А власть, о силе и произволе которой от господина же Николадзе можно было услыхать столько ужасов, как-то жалобно присела, запутавшись в собственном вооружении".

Как отнесся Достоевский к этому выступлению Каткова, не установлено. Вряд ли он присоединился к восторженной оценке Майкова. 30 июня Майков снова осведомлялся у жены: "Интересно, что говорит Федор Михайлович о статье Каткова, о которой я тебе писал (по поводу суда в Тифлисе)? Одобряет или нет? По-моему, это верх доблести со стороны Каткова, ибо -- что же?-- он защищает цензуру" (там же).

2

 

177. Д. ТИТОВ -- А. С. СУВОРИНУ 

С. -Петербург. 1 июля 1879 г.

... Быть может, вы припомните, как года три тому назад (когда еще ваша редакция только что переводилась на Знаменскую ул.) к вам явился мальчуган с странным заявлением о своем влечении к литературным занятиям. Тогда вы определили эту глупость стихами Лермонтова, что -- "то кровь кипит, то сил избыток", и, между прочим, посоветовали мне обратиться в Литературный фонд, председателем которого состоял в то время добрейший В. П. Гаевский. С тех пор много воды утекло; я поступил работать в типографию Стасюлевича, где нахожусь по настоящее время, и мои претензии получить образование (при содействии посторонней помощи) отошли на задний план. Стал заниматься чтением, насколько позволяла возможность, изредка ходил к К. Д. Кавелину и Ф. М. Достоевскому1, а теперь надумал послать вам свое маленькое стихотворение с просьбой напечатать в еженедельнике "Новое время"2...

Дмитрий Титов -- молодой наборщик, поэт-самоучка.

1 В ИРЛИ хранится два письма Титова к Достоевскому 1876 г. См. "Вопросы литературы", 1971, No 11, стр. 206--207.

2 "Ф. М. Достоевскому. 12 февраля 1878 г.", без указания места публикации ("Библиографический указатель...", стр. 294).

 

178. Ф. М. ТОЛСТОЙ -- О. Ф. МИЛЛЕРУ

Перевод с французского 

Форестье. 17 июля 1879 г.

... Ваше письмо от 27 июня -- это не просто "расписка в получении", а красноречивая защитительная речь и в то же время почти обвинительный акт, которым вы мне даете знать, что я ложно понял и вынес легкомысленный приговор личности и творчеству вашего литературного идола1. всего этого при чтении его сочинения.

Судя по вашим словам, совершенно очевидно, что он что-то тщательнейшим образом скрывает, ибо иначе нельзя было бы объяснить некоторые его умолчания...

В одном из своих сочинений (если не ошибаюсь, в "Идиоте") он, например, излагает систему или, вернее, принципы Лассаля -- и ни разу не ссылается на произведения сего последнего2...

Ну что ж! Мной допущена ошибка, и я бесконечно благодарен вам, милостивый государь, за разъяснения, которые вам благоугодно было мне дать...

Теперь -- последнее слово. Совершенно очевидно, что "человек с содранной кожей" Достоевского в духе Микеланджело радует ваш взгляд. Вы хотели бы повесить этот анатомический шедевр, эту окровавленную плоть, над своим письменным столом, чтобы досыта наслаждаться ее созерцанием. Я же восхищаюсь им как добросовестным и даже ученым, с точки зрения анатомии, трудом, но мне хотелось бы, чтобы сей труд находился подальше от моих глаз. Вот и вся разница между нашей манерой писать о великом таланте Достоевского.

3...

Автограф. ЛБ, ф. 93. II. 9. 98. Авторство Толстого установлено мною (в архиве письмо по ошибочному указанию А. Г. Достоевской числилось как письмо "Т. Фоста").

Феофил Матвеевич Толстой "Ф. М. Толстой и его письма к Некрасову". -- "Лит. наследство", т. 51-52, 1949, стр. 569--620. Среди бумаг Достоевского сохранилось несколько писем к нему Толстого. Отрывки из них приведены в моей статье "Утраченные письма Достоевского". -- "Вопросы литературы", 1971, No 11, стр. 209--210.

Орест Федорович Миллер (1833--1889) -- историк литературы, публицист умеренно славянофильского направления, профессор Петербургского университета. В неизданных "Воспоминаниях и признаниях (1833--1886)" Миллер отмечал: "G Достоевским под конец его жизни сблизило меня Славянское общество, которого был он товарищем председателя, и совместное участие с ним в публичных чтениях, на которых доставались ему именно со стороны молодежи самые восторженные овации. Это, как и посещения его молодежью и письма от нее с разных сторон, окончательно сделали для меня Достоевского примером победоносного поглаживания не по " (Авт. ЦГАЛИ, ф. 1380, оп. 1, ед. хр. 11).

1 Это письмо Миллера к Толстому о Достоевском и "Братьях Карамазовых" остается неизвестным.

2 Вероятно, имеется в виду теория права Лассаля, отклики на которую см. в гл. Х части второй романа "Идиот".

Отметим, что в личной библиотеке Достоевского находился первый том собрания сочинений Ф. Лассаля в переводе В. Зайцева. СПб., 1870 (см. Л. Гроссман. Библиотека Достоевского, стр. 147).

3 См. ниже панегирик Достоевскому в письме Ф. М. Толстого (п. 179), полностью пересмотревшего свой взгляд на "Братьев Карамазовых".

 

 

Перевод с французского 

14 августа 1879 г.

Если у вас хватит терпения разобрать мои каракули -- вы изрядно посмеетесь! "Валаамская ослица заговорила" {Выражение Валаамская ослица заговорила Л. Л.}, скажете вы, быть может, читая мою исповедь. -- Дело в том, что ваше письмо от 27 июня явилось для моей старой башки совершеннейшей новостью -- скажу даже больше: откровением1...

Ваша глубокая уверенность в справедливости своей оценки поколебала мои убеждения,-- и я принялся внимательнейшим образом перечитывать роман -- предмет вашего культа. -- Итак, я не только должен торжественно покаяться, но и возопить из сокровенных глубин своей души: mea culpa, mea maxima culpa {моя вина, моя громадная вина! (лат.).}. Последний роман Достоевского действительно, как ем -- идеальное произведение, и все наши беллетристы-психологи -- со Львом Толстым во главе -- не больше чем детишки в сравнении с этим суровым и глубоким мыслителем. Перебирая в уме чудовищные бессмыслицы, которые я позволил себе высказать в своем первом письме2, я краснею от стыда, и только одну фразу я считаю возможным отстаивать и теперь -- это параллель между "Человеком с содранной кожей" Микеланджело и некоторыми местами в творениях Достоевского, но с той, однако, разницей, что произведение Микеланджело -- это анатомический этюд, а произведение Достоевского -- это этюд психологический, или, вернее, производимая над живым человеком. Те, кто присутствует при этом эксперименте in anima vili {на живом существе (лат.).}, видят, как трепещут мускулы, течет ручьем кровь, и -- что еще ужасней -- они видят себя отраженными в глазах, "этом зеркале души", и в мыслях человека, вскрытие которого производит автор.

Сцена опьянения старого распутника, сцена с офицером и исповедь Ивана -- это также

Поэма, которая складывалась в голове Ивана, полна подавляющего величия.

Если б можно было воскресить Лермонтова, он сумел бы сделать из этого pendant или, скорее, продолжение своего "Демона".

Инквизитор -- это воплощение Люцифера, облаченного в пурпур и увенчанного папской тиарой. А в личности Христа, в его взгляде, преисполненном благодушия, которым освещено лицо Инквизитора, я вижу, мнится мне, вижу облик автора романа. -- Да! вы тысячу раз правы -- "Достоевский -- это Weltschmerzer {выразитель мировой скорби (нем.).3.

Если бы Лермонтову -- единственному из наших поэтов, который мог бы позволить себе изложить стихами речь Ивана,-- посчастливилось напасть на подобный сюжет, из-под его пера вышло бы произведение, еще более грандиозное, чем его "Демон". Стремления Люцифера в тиаре бесконечно шире, ибо любовь какой-нибудь Тамары, разумеется, гораздо ниже любви или признательности всего человечества.

Вы спросите, быть может, с какой целью пишу я вам эти строки? Достоевский сумел бы объяснить вам это -- я же не в состоянии это сделать. Здесь желание сознаться в том, что я и -- как ни странно -- у меня совсем нет ощущения, что я унижен, -- я чувствую себя выросшим в собственных глазах тем признанием, которое только что вам сделал. На одно мгновение я словно облачился в рясу смиренного Алеши, а вы появились передо мной в моральном одеянии симпатичнейшего отца Зосимы.

Примите же эти строки как мою исповедь вслух...

Вы не станете упрекать меня -- я не заслуживаю этого -- вы уже дали мне, впрочем, кое-что понять, отобрав у меня книжки журнала,-- а найдете средство дать мне знать, что исповедь Валаамской ослицы

Тысяча и тысяча благодарностей за то, что вы открыли мне глаза <...>

P. S. Протестуйте же снова хоть сто раз против приемов, применяемых Катковым. Никто не насмехается так над публикой, как он, заставляя ожидать, затаив дыхание, все интеллигентное население России4.

Автограф. ЛБ, ф. 93. 11. 9. 58.

1 Письмо Мидлера, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

2

3 Руссо.

4 Вероятно, негодование Толстого объясняется тем, что в июльской книжке "Русского вестника" не появились очередные главы "Братьев Карамазовых" (публикация романа началась в январе 1879 г.). Перерыв этот был вызван не злой волей редактора, а просьбой самого Достоевского ("Письма", IV, стр. 64--66).

 

180. А. Г. ДОСТОЕВСКАЯ -- А. А. ДОСТОЕВСКОМУ 

<С. -Петербург. 17 сентября 1879 г.>

1, побывав в имении, положительно отказался выбрать для Достоевских часть по многим причинам, о которых в письме не напишешь. Да оно ж лучше, что отклонил ответственность, так как его и меня всю жизнь бы бранил Николай Михайлович за выбранную для него "тундру". Дело, таким образом, остановилось, и мы решили вот на чем: мы приезжаем 25 сентября в Петербург и устроим от 25--30 у нас совещание, на котором и решим всё <...> Но беда вот в чем: мой Федор Михайлович ни за что не хочет выделяться с Николаем Михайловичем и объявляет, что готов взять болото, но лишь бы быть совершенно отдельно2...

Автограф. ИРЛИ, ф. 56, ед. хр. 151.

1 Сниткин.

2 20 ноября 1879 г. А. А. Достоевский сообщал родителям:

"... После вашего последнего письма с договоренностью я скоро пошел к Анне Григорьевне, и там мы втроем, т. е. я, Федор Михайлович и Анна Григорьевна, сочинили бумагу, заключающуюся в том, что мы относительно имения согласны на те условия, которые предлагает нам Шер. Это бумагу должны подписать еще другие сонаследники, потом она отошлется Шеру..." (Авт. ИРЛИ, ф. 56, ед. хр. 30).

 

181. Е. Ф. ТЮТЧЕВА -- К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВУ 

<Москва> 4 октября 1879 г.

... Мы прочли последнюю часть "Братьев Карамазовых". Достоевский взялся за слишком трудное дело, желая совместить в своем романе, изобразить словом то, что одна жизнь может совокупить,-- примирить, т. е. соблазн внешний веры, малодушия и малоумия верующего -- с беспредельною гармониею Истины. Есть глубокие ключи, которых не может, не должно касаться человеческое слово. Не словопрениями изгоняется сей темный дух соблазна и самовольного сомнения -- но токмо молитвою и постом. Разоблачать язву, выставлять ее напоказ -- можно, но кто ее исцелит?..

Автограф. ЛБ, ф. 230. 4406. 9.

Екатерина Федоровна (1835--1882) -- дочь поэта Ф. И. Тютчева от первого брака, фрейлина императрицы Марии Александровны, автор "Рассказов из священной истории Ветхого и Нового завета"; перевела на английский язык избранные проповеди митрополита Филарета (London, 1873).

 

182. И. С. АКСАКОВ -- А. Ф. БЛАГОНРАВОВУ 

Москва. 20 октября 1879 г.

Я ужасно виноват пред вами, многоуважаемый Александр Федорович, что до сих пор не отвечал вам на ваше письмо1выждать окончательного результата оценки, о чем и хотел вам писать. Но тут случились разные обстоятельства, совершенно отвлекшие мое внимание. Выждать -- я и теперь стою на этом. Еще неизвестно, какой отзыв дадут Гончаров и Достоевский. Если даже ваша сказка не получит премии, то все же будет иметь значение всякий похвальный отзыв о ней таких авторитетных писателей. Попросите секретаря, г. Рогова, чтоб непременно сообщил их отзыв, каков бы он ни был <...> Я очень охотно представлю ваш рассказ в Общество распространения полезных книг. Комитет же грамотности находится в Петербурге. Если вы не получите Фребелевской премии2

Автограф. ЦГЛМ. ОФ. 3985.

Александр Федорович Благонравов -- провинциальный врач. Ему адресовано письмо Достоевского, датированное 19 декабря 1880 г. ("Письма", IV, стр. 220--221).

1

"... Из того, что ваш последний роман "Братья Карамазовы", захватывающий в себя, предрешающий глубину вопросов, в нем поставленных, читается многими в нашей глухой провинции, хотя и под руководством лиц, более способных понимать ваше художественное создание, вы можете заключить, что живущая в провинции молодежь (я разумею чиновников и молодое купеческое поколение, воспитываемое на пустых романах) перестает коснеть в невежестве и мало-помалу умственно развивается,-- идет вперед.

Едва ли кому-либо, кроме вас, суждено так ярко и так глубоко анализировать душу человека во время различных ее состояний,-- изображение же галлюцинации, происшедшей с И. Ф. Карамазовым вследствие сильной душевной напряженности (я пока остановился на этой главе, читая ваш роман по-немногу), создано так естественно, так поразительно верно, что, перечитывая несколько раз это место вашего романа, приходишь в восхищение. Об этом обстоятельстве я могу судить поболее других, потому что я медик. Описать форму душевной болезни, известную в науке под именем галлюцинаций, так натурально и вместе так художественно, навряд ли бы сумели наши корифеи психиатрии: Гризингеры, Крафт-Эбинги, Лораны, Сенкеи и т. п., наблюдавшие множество субъектов, страдавших нарушенным психическим строем..." (Авт. ЛБ, ф. 93. 11. 1. 96).

2 Летом 1871 г. в России было организовано Фребелевское общество (Ф. Фребель "детских садов"). Начиная с 1878 г. Совет Общества проводил конкурсы на лучшие рассказы для детей младшего возраста. В "Отчете Совета С. -Петербургского Фребелевского общества 1871--1896" (СПб., 1897) отмечается: "Совет не может не вспомнить с благодарностью и Федора Михайловича Достоевского, сочувствовавшего целям Общества и являвшегося всегда на помощь, когда обращались к его содействию. Он принимал участие в детских праздниках и в комиссии о присуждении премий" (стр. 25).

В число членов комитета по присуждению премий входили также Гончаров, Плещеев и др.

В перечне лиц, получивших фребелевские премии за 1878--1895 гг. (стр. 53--59), имя Благонравова не названо.

 

183. ИЗ ДНЕВНИКА А. А. КИРЕЕВА 

<С. -Петербург> 5 ноября 1879 г.

"Карамазовых". Его определение вечных мук ада -- глубоко философское: невозможность любить и жертвовать собою и страдать за других. Едва ли когда-либо в русской беллетристике появлялось что-либо более глубокое!!.

Автограф. ЛБ, ф. 126. 2. 8.

 

184. Ф. Н. КИТАЕВ - Е. С. НЕКРАСОВОЙ 

<Новочеркутино, Тамбовской губ.> 21 ноября 1879 г.

... Как вы, бывало, не могли слышать о Чернышевском1, так и я теперь о Достоевском. С большим удовольствием я читал когда-то его "Мертвый дом", затем с меньшим уже удовольствием то, что следовало за ним, а когда появился "Идиот", то я его читал положительно без всякого удовольствия, я даже не дочитал его, такое неприятно тяжелое впечатление он производил на меня. Такая манера писать, это удовольствие находить наслаждения в ковырянии ран, и без того больных и трудно заживающих,-- мне не по вкусу. Такое отношение к явлениям обыденной физической и психической жизни человека напоминает мне тех нищих калек, с голыми обезображенными частями тела, покрытыми язвами, которые с искусственно жалобными воплями разъезжают на клячах по деревенским базарам и всячески стараются привлечь к себе внимание и симпатию публики.

Достоевский -- тот же калека. Я помню, что дети находят большое удовольствие ковырять или бередить свои болячки, не понимая, что этим они только замедляют ход заживления. Помню, что за это, если они не слушаются, не отстают от своей дурной привычки, их бьют по рукам. Достоевский -- такое же дитя, с тою только разницею, что он старик-дитя. Я не удивляюсь, однако, что Достоевский находит себе поклонников, которые им восторгаются, во-первых, потому, что я признаю, что такого рода ковыряние в своей собственной душе свойственно каждому человеку в известном фазисе его развития, а во-вторых, потому, что знаю еще и таких людей, которые до того любят ковыряться в своей душе, что это занятие у них вошло в привычку, и на всякую попытку остановить их, показать всю нерациональность их самодеятельности, на потерю времени, на скуку, ложь и проч.,-- они вправе отвечать, как отвечал умный мальчик Ваня, когда сестра его спросила, зачем он все ковыряет в носу: "Не в твоем носу ковыряю".

Сколько я могу судить по выдержкам, появившимся в газетах из романа Достоевского, прочитать "Братьев Карамазовых" меня нисколько не тянет, и если я когда возьмусь за них, то никак не ради удовольствия, которое они могут мне доставить, а просто из одной любознательности, нужно же знать последнее слово отживающего писателя. Простите, что я выражаюсь так резко и отношусь так холодно к тому, чем вы увлекаетесь; все мои рассуждения вас совершенно обходят, и даже я полагаю, ввиду этого, я все-таки должен буду прочитать "Карамазовых", чтобы иметь основание говорить с вами о Достоевском подробнее и определеннее...

1 5 июля 1866 г. Катаев писал Некрасовой: "На днях я прочел с большим удовольствием "Что делать?" и увлекся им так, как не увлекался еще никаким другим романом, между тем как в то время, когда он только что появился, я не мог осилить и первой части его. Я объясняю себе это так: в то время я требовал от романа (конечно, бессознательно), чтобы он удовлетворял моему воображению или, лучше, чтобы действовал на мою фантазию; теперь мне понравился этот роман, потому что действовал больше на рассудок, чем на воображение. Прочтя его, я согласился, что все лица романа -- действительно счастливые люди. Каждый из них позитивист, у него на первом плане вопрос почему идешь? а куда идешь?-- уже на втором плане; эти люди смотрят на труд и любовь как на необходимость, чтобы жить счастливо; а так как каждый хочет жить счастливо, то труду них непринужденный, а свободный. Из этого следует, что все они эгоисты, и, наконец, так как они эгоисты, то и гуманны. Любовь их основывается на взаимной деликатности, следовательно, их любовь -- самая естественная. И является втихомолку вопрос: отчего и тебе не сделаться счастливым человеком? а в голове уж готов ответ: отчаиваться нечего, стоит только трудиться да быть слугой своего рассудка, а не тела. Первое легко, ну а чтобы достигнуть второго нужно еще побороться" (Авт. ЛБ, ф. 196. 14. 1). Роману "Что делать?" посвящено и следующее его письмо к Некрасовой (28 июля того же года).

 

 

<С. -Петербург> 13 декабря 1879 г.

... Сейчас только вернулся от Федора Михайловича. Он был очень мил и любезен. Такую же бумагу, как и вы, относительно денег получил и он, и от того же числа. Федор Михайлович деньги хочет уплатить и на днях отошлет их в канцелярию Окружного суда <...> Завтра я иду на вечер, который дается в Благородном собрании в пользу студенток Бестужевских курсов; вечер будет литературно-музыкальный <...> Я очень доволен, что сегодня сходил к Федору Михайловичу. Анна Григорьевна была так любезна, что оставила для меня билет на вечер: в нем, между прочим, будет читать и Федор Михайлович рассказ Нелли из "Униженных и оскорбленных". Билеты все уже распроданы, и, кроме Анны Григорьевны, я не мог нигде достать1.

Федор Михайлович приказал мне написать вам всего хорошего и сказать вам, что он вас "очень любит и уважает". Это были первые слова, которыми он меня встретил. Между прочим, он подарил мне новое издание книги "Униженные и оскорбленные"2 ...

Автограф. ИРЛИ, ф. 56, ед. хр. 29.

1 "Новом времени" (No 1366) сообщалось: "В пятницу, 14 декабря, в зале Благородного собрания был дан художественно-литературный вечер в пользу слушательниц Высших бестужевских курсов. Вечер носил чисто семейный характер и распадался на два отделения". Охарактеризовав выступления А. Н. Плещеева, пианистки г-жи Малявко, проф. Н. П. Вагнера, скрипача Дегтерева, певицы Клебек, писателя Потехина, певцов Скальковской и Ильинского, хроникер продолжал: "Г-н Достоевский прочел отрывок из романа "Униженные и оскорбленные" в виде рассказа, двенадцатилетней девочки. Правдивость, простота, безыскусственность речи, самое миросозерцание ребенка были до того живо переданы автором, что у многих из присутствующих навертывались слезы. Надо отдать справедливость автору, что он сумел вполне воспроизвести действительность, и довольно было закрыть глаза, чтобы поверить, что перед вами лепечет подросток-девочка". Автор заметки отмечал, что "все исполнители были встречены очень радушно. Многих встречали оглушительным взрыв аплодисментов, вызовам не было конца!!".

2 Пятое издание "Униженных и оскорбленных" вышло в свет 10 ноября 1879 г. ("Жизнь и труды Достоевского", стр. 291). В ЛБ сохранился экземпляр романа с пометами Достоевского, сделанными для публичного чтения.

 

186. О. Ф. МИЛЛЕР -- В. П. ГАЕВСКОМУ 

<С. -Петербург> 31 декабря 1879 г.

... Спешу извиниться перед вами в том, что вы обеспокоены были присылкою к вам с посыльным билета на литературное утро в пользу студентов1.

мне чем-то совершенно обыкновенным. Впрочем, всякие усиленные меры относительно вчерашнего утра оказались совершенно излишними. Как ни поздно вышла наша афиша (вследствие многих помех), имя Федора Михайловича Достоевского успело привлечь, и в самое короткое время, весьма многочисленную публику, так что при сравнительной умеренности наших цен мы получили свыше 1200 рублей.

Автограф. ГПБ, ф. 171, ед. хр. 188.

1 Литературное утро в пользу студентов состоялось 30 декабря 1879 г. См. сообщение в No 1376 "Нового времени" 28 декабря: "В этом утре примут участие: В. В. Самойлов прочтет "Мальчик у Христа на елке" из "Дневника писателя" Достоевского; А. А. Потехин -- отрывок из своей повести "Хворая"; Д. В. Григорович -- свой рассказ "Бобыль"; Ф. М. Достоевский -- главу "Великий инквизитор" из своего романа "Братья Карамазовы". Кроме того, примут участие Я. П. Полонский, П. И. Вейнберг и Н. А. Вроцкий".

В недатированном письме к Достоевскому, относящемся к этому времени, Миллер сообщал:

"... Доставляю вам афишу -- пока глухую, так как у певцов все еще толком не добьешься, что они споют. На перемену дня (воскресенье, 30-го) вы изъявили студентам ваше согласие. Поместим вас, как вы любите, в начале второго отделения <...> Завтра и послезавтра будет объявлено в газетах. Билет будет доставлен особо" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 6. 85).

26 декабря А. И. Толстая писала А. Г. Достоевской:

"... Во-первых, поздравляю вас и Федора Михайловича с праздником и прошу вас убедительно три билета на чтение 30 числа, если только у вас есть, а нет-- то я возьму у Краевского сегодня же. Хотела сама быть у вас сегодня, да все задерживали визиты" (Авт. ЦГАЛИ, ф. 212, оп. 1, ед. хр. 215).

 

187. З. Ю. ЯКОВЛЕВА -- А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ 

<С. -Петербург. 1879 г.>

... Целую вас, если позволите, и постараюсь <не> надоесть вам после театра своим присутствием; боюсь, что кончится тем, что Федор Михайлович прогонит упрямую женщину...

Автограф. ЛБ, ф. 93. 11. 10. 23.

Зоя Юлиановна Яковлева "общественная деятельница, устраивавшая благотворительные спектакли в пользу Высших женских курсов" (примечание А. Г. Достоевской, отнесшей это письмо к 1879 г.).

Вступительная статья
Часть: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16
Приложение

Раздел сайта: