Достоевский в неизданной переписке современников (1837-1881).
Часть 4

И я благодарю вас, милый Николай Николаевич, за воспоминания об А. А. Григорьеве -- и за помещение его писем¹. Благодарю вас -- во-первых, за то, что статья ваша как нельзя лучше напомнила мне мои первые, юношеские отношения к покойному Аполлону Александровичу -- мою веру в его гениальные способности,-- в его призвание быть критиком или замечательным мыслителем. Вы кончили тем, с чего я начал, но гораздо меня счастливее... никогда не кончите тем, чем я кончил...

Во-вторых, статья ваша, т. е. письма Григорьева, -- вероятно заставит меня опять приняться за "Свежее преданье" и продолжать его² ...

В-третьих, письма, вами напечатанные, утвердили меня в том мнении, какое в последнее время я составил себе об Аполлоне Григорьеве.

Если оно и несправедливо -- то да не убоюсь я вам его высказать -- моя несправедливость не оскорбит и не обидит мертвого, тогда как его несправедливость или ваша может еще обидеть меня как живого. Впрочем, на святой Руси принято за правило: обижай человека пока он жив -- т. е. пока он это чувствует и понимает; а когда умрет,-- тогда не смей! Тогда воздай ему все то, чего ты лишал его при жизни,-- ибо мертвый этого не почувствует.

Не менее вас я жалею о кончине вашего друга³,-- он верил во многое, во что и я сохранил еще веру. -- Он не принадлежал к числу тех, к которым я когда-то обратился с следующими стихами:

Остановись! ужель намедни,
Безумец, не заметил ты,
Что потушил огонь последний
И смял последние цветы...

Григорьев был человек замечательный -- был одарен несомненно громадными способностями, и если б ум его не был подвержен беспрестанным разного рода галлюцинациям,-- он не остался бы непонятым и, быть может, был бы единственным критиком нашего времени...

нового пути -- быть может, даже не раз находил его, но ни сам не мог хорошо разглядеть его, ни другим указать...

Конечно, не он был виноват -- виновата природа, или сущность его личности. Он был человек двуличный -- двуличный не в пошлом смысле слова, но двуличный, как Янус,-- глядел назад -- глядел вперед -- и это мешало ходить ему -- спутывало иногда в мозгу его все эти в одно и то же время воспринятые и задние и передние впечатления.

Двойственнее человека трудно было найти. В одно и то же время он совмещал в себе и попа и скомороха, и Дон-Кихота и Гамлета...

Если б Григорьев родился в XVII столетии -- он надел бы на себя вериги и босой, с посохом, ходил бы по городам и селам, вдохновенно проповедуя пост и молитву, и заходил бы в святые обители для того, чтоб бражничать и развратничать с толстобрюхими монахами -- и, быть может, вместе с ними глумиться и над постом и над молитвою...

В наше время Григорьев упивался православными проповедями -- уединенным мышлением Киреевского, погодинскими письмами, и в то же время переводил Байрона... В 1856 году говорил мне в Москве, что целует конец кнута, и наизусть читал патриотические стихотворения Майкова; а в 1860 году клал на музыку и пел известное стихотворение:

Долго нас помещики душили

и окрашивался в красный цвет на студенческих попойках того времени.

Конечно, для человека, который не более, как веянье⁴,-- все простительно. Кто спросит, где зарождается ветер и куда он будет дуть через полчаса времени?..

Никто так страстно не искал популярности, как Григорьев,-- и пишет, что не сходится с Погодиным, потому что тот ищет популярности⁵... Сам называет Тургенева -- поэтической ж...⁶ и находит неприличными слова мои, что

суждено ему недаром
Ходить с большою головой⁷.

Глядя на все в жизни -- на литературные же произведения в особенности -- то в увеличительные, то в уменьшительные стекла,-- он не только на меня, он и на Гоголя в последнее время стал глядеть в уменьшительное стеклышко,-- и не заметил, что последствие Гоголя -- вовсе не Гончаров и не Писемский⁸ -- а скорей Островский.-- Будь жив Гоголь, он пришел бы в умиление от Кузьмы Минина Островского -- увидел бы в нем плоть от плоти своей -- а что значит этот самый Минин для Гончарова и для Писемского?.. В Гоголе были те же веянья, какие и в Григорьеве,-- и этого он не заметил! Вообще Григорьев менее всего способен был иногда угадывать тех, которые были по духу, стремлению и складу своей натуры -- родня ему.

К приговору друга вашего о моем романе "Свежее преданье" ⁹ я разве только потому неравнодушен, что вижу в нем одну только тайную интригу против меня, как против человека, который, чего доброго, будет иметь какой-нибудь голос в редакции "Времени" и который в то же время перестал быть его страстным поклонником...

Интрига эта ему удалась -- так же, как и у Кушелева...¹⁰ Вы не могли не поверить великому критику...

На его замечания или приговор я отвечаю вам следующее:

1. Кружок зеленого наблюдателя¹¹ был в то время самый живой -- свежий и увлекательный кружок. Этот орган был единственным в то время поклонником того же кумира, которому поклонялся Григорьев -- а именно Мочалова. "Москвитянину", не остался гласом, вопиющим в пустыне. Влияние Клюшникова¹² было на многом заметно. Его знала вся образованная часть московского общества -- об Огареве же не было еще ни слуху, ни духу -- сам Григорьев не имел об нем ни малейшего понятия¹³.

2. Рисуя Камкова, я не хотел его идеализировать -- напротив, сам смотрел на него как на лицо, уже отошедшее -- и ненужное. Моя героиня только что еще появлялась в романе -- именно княжна -- и почему Григорьев догадался, что Камкова я срисовал с Клюшникова?-- я никогда ему этого не говорил. -- Видно, портрет верен!

3. Перечел стихи Огарева -- про ту, которая шла

Как Норма, вся в одежде белой¹⁴,

и скажу только одно -- что под этими водяными стихами я не захотел бы видеть своей фамилии. Прочтите их сами на странице 158 сочинений Огарева...

Плохой был судья Григорьев, когда пристрастие заменяло ему вкус.

4. Откуда я взял, что такие фигуры, как Камков, могут попасть в острее!¹⁵ Оттого, что в прошлое царствование много таких фигур пропадало (могу привести факты). Герой мой не был героем Дела, но героем Слова мог быть -- а, стало быть, и мог и пострадать в такое время, когда из столиц высылали вон за нескромное слово о полиции¹⁶... (!)

Если б Григорьев не сквозь стекла с фантастическими отражениями глядел на жизнь -- а просто, как и аз грешный, то не упрекнул бы меня в тупоумии...

5. Какой такой особенный характер видел Григорьев в Случевском?¹⁷ Он рассыпался от одной насмешки "Искры" -- а я не рассыпался и от насмешки Белинского¹⁸

6. Григорьев пишет, что я только и жил в салонах московских бар,-- это самое обидное и самое несправедливое обвинение!.. -- Григорьев был студентом, во всем обеспеченным, ездил в своем экипаже, на своих лошадях -- был маменькин сынок и нигде не смел засиживаться позднее девяти часов вечера -- я же жил без всяких средств, часто не знал, где преклонить свою голову,-- ночевал беспрестанно в чужих домах, и если посещал салоны, то именно те самые, где было веянье той могучей мысли, о которой пишет Григорьев. Меня влекло туда любопытство -- жажда послушать, о чем беседуют глубокие мыслители.

У кого я бывал в салонах? -- У Чаадаева, у Хомякова, у Киреевского, у Аксакова, даже раза два был у Герцена. Но туда ходил я не танцевать и не волочиться. Чем же я виноват, что глубокие мыслители Москвы только и жили, что в салонах -- только салоны и наполняли своими речами и спорами. Если б они пошли на площадь, или в кабак, или за Москву-реку -- и я тогда пошел бы за ними, ибо в них была вся тогдашняя умственная жизнь Москвы...

Остальная жизнь или дух Москвы ничего не давал нам, кроме самодуров + взяточников + приказных -- да еще поклонниц сумасшедшего Ивана Яковлевича¹⁹... Григорьев, как Дон-Кихот, не одну московскую Дульцинею мог принять за высокое идеальное создание [Он и не знал реальной Москвы -- он то обожал ее бессознательно, то она становилась ему противна] -- и наоборот -- встретить идеал и оплевать его -- или отнестись к нему с гамлетовским недоверием. Вот пока все, что могу я вам написать,-- знаю, что это с моей стороны, быть может, дерзость непростительная, но то, что я писал к вам,-- не новость... Если я был несправедлив к Григорьеву -- то и он платил мне такою же несправедливостью... Так, например, в одной из статей своих он намекает, что мой идеал -- ложь, которая ходит в виде женщины²⁰, -- он сказал это по поводу стихотворения "Иногда":

Ложь иногда ходит в виде
Женщины милой и скромной.

Какой, дескать, легкий, пустой идеал у этого Полонского!

Не говоря уже о том, что все стихотворение не понято,-- Григорьев как критик мог бы хоть вспомнить мою Аспазию -- мой действительный идеал -- Гражданку, не потерявшую женственности -- окруженную изяществом и в то же время демократку по духу²¹...

Но довольно! -- Повторяю, письмо мое Григорьева обидеть не может. Он уже вне всякой обиды... Если же оно вас обидит за него, то простите меня великодушно²²...

Автограф. ЦНБ АН УССР. III. 17906. Черновик и перебеленная копия -- ИРЛИ 11769. XVIIIб16.

Яков Петрович Полонский "Эпохи".

¹ В No 9 "Эпохи" (ц. р. 22 ноября 1864 г.) Достоевский поместил (со своим обширным "Примечанием") статью Страхова "Воспоминания об Аполлоне Александровиче Григорьеве". Страхов ввел в свою статью адресованные ему Григорьевым письма, которые и цитируются ниже по этой публикации во "Времени".

² См. примеч. 3 к п. 30.

³ Из статьи Страхова: "Теперь, когда его нет с нами, когда вдруг мы почувствовали пустоту, оставленную по себе этим глубоким человеком, этим веянием, как он сам любил называть себя, на нас невольно нападает тяжелое раздумье <...> Теперь, когда его нет с нами, мы невольно отдаемся печальной отраде воспоминаний, невольно вдумываемся в урок, завещанный нам его совершившеюся жизнью".

⁴ См. примеч. 3. "Веянье" принадлежало к числу любимых и часто повторяемых Григорьевым слов.

⁵ Намек на следующее выражение из письма Григорьева (18 июля 1861 г.): "Погодин -- единственный мой политический вождь -- так падок до популярности, что из рук вон".

⁶ 19 октября 1861 г. Григорьев писал: "От "Отцов и детей" не жду я многого в отношении к содержанию. Тургенев весь сказался, и больше сказать ему, право, нечего. Мы ведь им балуемся, балуемся его поэтическою струею... Действительно, самая поэтическая..., какую я знаю, но...!.."

⁷ 12 августа Григорьев писая по поводу "Свежего преданья" Полонского: "Место о Тургеневе просто непристойно,-- кроме того уж, что фигура Тургенева, если бы она попала в рапсодию о Камкове, убила бы эту несчастную фигуру..." Камков -- герой поэмы Полонского "Свежее преданье".

⁸ Из письма Григорьева, датированного 19 октября 1861 г.: "Не многого (кроме разъяснения) жду я и от новооткрытых сочинений Гоголя <...> Ведь прямое, хоть несколько грубое последствие Гоголя -- Писемский, а косвенное -- Гончаров".

⁹ "Роман Полонского,-- писал Григорьев 12 августа 1861 г.,-- произвел на меня приятное впечатление,-- но только приятное, и это скверно. Во-первых, это не роман, а рассказ, повесть <...> Ни в герое, ни в круге жизни "Свежего предания" нет типического захвата<...> Ты найдешь мой взгляд, может быть, слишком строгим, но ведь вспомни, что "Время" заявило об этом манкированном кузнечике, как о событии". Сам Страхов отмечал в своей статье: "Прав был Григорьев, говоря, что роман Полонского "Свежее предание" не составляет события в русской литературе".

¹⁰ В ноябре 1858 г. Полонский принял предложение гр. Г. А. Кушелева-Безбородко стать соредактором нового петербургского журнала "Русское слово". "Григорьева я когда-то разыскал во Флоренции и привел его к графу Кушелеву-Безбородко, с тем, чтобы тот пригласил его в сотрудники "Русского слова" <...>,-- писал Полонский впоследствии (14 августа 1889 г.) А. А. Фету. -- Затем он прибыл в Петербург и, сделавшись присяжным критиком "Русского слова", вытеснил меня из редакции..." См. ниже статью И. С. Зильберштейна "Аполлон Григорьев и попытка возродить "Москвитянин"".

¹¹ "Московский наблюдатель", выходивший в 1838--1839 гг. под фактической редакцией Белинского. Вокруг журнала в это время группировался кружок передовой молодежи. "Московский наблюдатель" выходил тогда в зеленой обложке.

¹² Поэт и беллетрист Иван Петрович Клюшников (1811--1895) -- деятельный сотрудник "Московского наблюдателя".

¹³ "Жизнь той, т. е. нашей с Полонским, эпохи, далеко не исчерпывал кружок зеленого наблюдателя <...> -- писал Григорьев Страхову 12 августа того же года. -- Герой той эпохи -- покрупнее Камкова. Герой той эпохи даже не Рудин, но крайней мере не двойственный тургеневский Рудин. Герой той эпохи, герой вполне, т. е. тип наилучший -- в лице Н. П. О<гаре>ва". -- Прототипом Камкова в поэме Полонского являлся И. П. Клюшников.

¹⁴ Из поэмы Н. П. Огарева "Зимний путь", процитированной Григорьевым.

¹⁵ См. письмо Григорьева (12 августа): "И откуда взял наш милый кузнечик, что такие фигуры, как его Камков, могут попасть в острог? Разве из того, в сущности, комического факта, что <Н. Ф.> П<авло>в в острог попал?"

¹⁶ Намек на Герцена, высланного в 1841 г. из Петербурга за упоминание в письме, подвергшемся перлюстрации, об убийствах, совершенных каким-то петербургским будочником (полицейским солдатом).

¹⁷ Григорьев замечал в письме от 12 августа: "Ты, может быть, даже попрекнешь меня, что я, когда-то так наивный в отношении к Случевскому, так строг по отношению к человеку, бесспорно талантливому?.. Увы! там -- опять повторю,-- была оригинальная натура, характер, особенность... Впрочем, и хорошо, коли мой молодой орленок не сделает ничего; роено ничего. Это ведь лучше, чем сделаться В.... К...."

¹⁸ Имеется в виду отзыв Белинского на книжку Полонского "Стихотворения 1845 года". В Полонском Белинский увидел "ни с чем не связанный, чисто внешний талант", который "можно рассмотреть и заметить только через микроскоп -- так миниатюрен он..." ("Отеч. записки", 1846, No 4). В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. IX. М., 1955, стр. 598.

¹⁹ Известный в свое время юродивый Иван Яковлевич (1780--1861).

²⁰ В статье "И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа "Дворянское гнездо" ("Русское слово", 1859, No 8) Григорьев писал: "Самые лирики наши в этом отношении то причудливо капризничают, как Фет <...>, то -- как Полонский -- туманно любят "ложь в виде женщины милой"..." и т. д.

²¹ Стихотворение "У Аспазии", впервые напечатанное в "Современнике", 1855, No 2, под заглавием "Аспазия".

²² Ответ Страхова остается неизвестным. См. ниже, на стр. 554 еще одно письмо Полонского Страхову о Достоевском. Ср. письмо Полонского к А. Н. Островскому (3 апреля 1876 г.) -- "Неизданные письма к А. Н. Островскому". М. --Л., 1932, стр. 454--456 и 716.

Поездка моя в Воронеж, кажется, состоится; но я поеду 15 июня, а возвращусь 5 июля -- как видите, время очень короткое. Поэтому я бы просил вас, если можно, устроить дело насчет сына Федора Михайловича в мою пользу. Мне кажется, что те три недели, которые я не буду в Петербурге, молодой человек, живя у нас, будет отдыхать, а там, когда я возвращусь, примется за дело. По словам вашим, за юношею не требуется такого надзора, чтобы он ходил со двора с провожатым; следовательно, он может жить у нас некоторое время и без меня. Впрочем, представляю усмотрению Федора Михайловича, но скажу, однако ж, что мне желательно было бы не упустить случая приобрести что-нибудь -- в моем положении всякое подспорье -- много значит¹...

Автограф. ЦНБ АН УССР. III. 18770.

¹ В связи с предстоящим отъездом за границу Достоевский, как видно из этого письма, собирался устроить своего пасынка П. А. Исаева на полный пансион к какому-нибудь педагогу, чтобы обеспечить ему не только надлежащий уход, но и продолжение образования. Вероятно, предложение Шестакова по каким-то причинам не было принято Достоевским.

Ваше письмо¹ ужасно обеспокоило меня, потому что при теперешних наших обстоятельствах именно только в некоторой мере несправедливых упреков со стороны людей, которых я издавна привыкла любить и уважать, я была бы в отчаянии, если б не могла объяснить их вашей отеческой заботливостию о своих детях, которые совершенно безвинно должны отчасти перенести постигнувшее нас несчастие. Мне, может быть, самой также не легка мысль, что мы послужили причиной такого несчастного события. Я уверена, что вы сами этому поверите, когда пройдет первая вспышка негодования на нас: ибо, по крайней мере, до сих пор я ничего не сделала, что могло бы заставить вас сомневаться в чести, совести и долге, к которым вы обращаетесь в своем письме ко мне². Вероятно вы, как и многие, думаете, что у меня есть еще средства, скрытые мною от всех, по всей вероятности,-- честнейшим и благороднейшим словом, что никаких средств нет, и если б Маша³ не давала теперь уроков в институте, нам было бы нечего есть. Я это говорю вам для того, чтоб не было сомнения, что я, имея возможность выкупить акции, берегу свои средства и заставляю вас лишиться денег. При всем моем желании, чтобы родные не были вовлечены в наше горе, я, к несчастию, ничем не могу предотвратить того. Мне остается, правда, слишком небольшое утешение, что в этом несчастном деле я вовсе не так виновата, как вы думаете. Еще покойному мужу я советовала возвратить как можно скорей ваши акции, лишь только узнала, что они взяты у вас: я узнала об них гораздо позже, чем когда они были заложены, и потому что Михаил Михайлович в последнее время почти ничего не говорил мне ни о своих планах, ни о средствах к их выполнению. Когда, по смерти его, акции были свободны, я никак не хотела пускать их в дело. Но так как все дела были <в> распоряжении у Федора Михайловича и все делалось по его внушениям и желанию, то и акции были снова заложены⁴ что журнал был собственностию нашего семейства. И я величайшим счастием почитала бы для себя, если бы могла как-нибудь расквитаться с вами. Но у меня ничего нет. Могу ли я считать себя нравственно чистой в этом горестном событии,-- решите сами.

О самом же деле я должна вам сказать, что если перезаложить акции, то это будет стоить денег, которых у меня теперь решительно нет. Если же денег не платить, то на акциях будут только накопляться деньги, которые, пожалуй, покроют самый капитал. О Федоре же Михайловиче ни слуху, ни духу. Обещал писать письмо к 10-му числу, но до сих пор никаких известий нет от него ⁶.

Автограф. ЛБ, ф. 93. III. 12. 13. Письмо написано на бланке журнала "Эпоха". Адресат установлен мною.

¹ Это письмо А. П. Иванова неизвестно.

² 23 апреля 1864 г. Достоевский сообщил брату Михаилу из Москвы, что А. П. Иванов "вполне из радушия и родственного участия" предлагает ему приобрести (для поправления его дел) сорок акций Московско-Ярославской железной дороги, на общую сумму 6000 руб., приносящие его дочерям Маше и Соне, которым они предназначаются в приданое, по восемь рублей в год на акцию. "Процентами они платят за уроки на фортепьяно и одеваются" ("Письма", I, стр. 374). Как видно из публикуемого письма, эта сделка состоялась, но денег от М. М. Достоевского Иванов не успел получить.

³ Мария Михайловна Достоевская, в замужестве Владиславлева, дочь М. М. Достоевского.

⁴ В письме проявляется обычная тенденция Эмилии Федоровны -- исподтишка натравливать на Достоевского его родных. Ненависть, которую она испытывала к Достоевскому, ей удалось привить своим детям: они считали Достоевского виновником разорения отца и находили, что он не оказывает им достаточной материальной помощи. "Враг мой исконный (не знаю, за что)",-- говорил Достоевский об Эмилии Федоровне ("Письма", II, стр. 152).

⁵ Достоевский находился в это время в Висбадене.

Н. М. Достоевский сообщал своему брату Андрею 10 октября 1865 г.: "Брат Федор до сих пор не приезжал из-за границы, и никаких писем от него нет..." (Авт. ИРЛИ, ф. 56, ед. хр. 75).

... Брат Федор Михайлович женился. Свадьба была 15 февраля. Жена его двадцати лет, очень миленькая, отлично образованна и, главное, бесконечно добрая. Брат Федор принял на себя все долги покойного брата да, кроме того, один содержит семейство покойного. Вот почему я не могу обращаться к нему о помощи.

Автограф. ИРЛИ, ф. 56, ед. хр. 75.

Вы объявили в газете, чтобы вас не беспокоили знакомые, но вот, почтеннейший Михаил Петрович, поехал в Москву Федор Михайлович Достоевский¹ с желанием вас посетить и просил меня предупредить вас и просить, чтоб вы его приняли; пожалуйста, не откажите, это человек сочувственный, до страсти русский и очень вас уважающий. Увидите сами. Не обращайте внимания на некоторые странности его, а только поймите их <...>

(Вот с ним бы вы отправили мне историю-то, хоть в листах².)

"Переписка Ф. М. Достоевского с М. П. Погодиным". -- "Звенья", VI, стр. 439--454.

¹ Достоевский с женой Анной Григорьевной приехал в Москву 30 марта 1867 г. и пробыл там до 8 апреля ("Жизнь и труды Достоевского", стр. 164--165).

Возможно, к этому времени относится письмо И. С. Аксакова к А. Н. Плещееву, без даты:

"Любезнейший Алексей Николаевич!

Я изъездил всю Старую Басманную, отыскивая Достоевского, но нигде дома Белонегркина или Безнегркина не нашел. Не можете ли вы мне описать точнее местность, где стоит сей дом? Или, может быть, я переврал адрес? Или ошибся сам Достоевский? До свидания, надеюсь.

Ваш Ив. Аксаков. Четверг ночью" (Авт. ЛБ, ф. 93. II. 1. 24). На Старой Басманной жила сестра Достоевского -- В. М. Иванова.

² Речь идет об "Историко-критических отрывках" Погодина, кн. 2-я. М., 1867 (кн. 1-я вышла в свет еще в 1846 г.).

... Вчера забыл отправить письмо и вдруг получаю от вас. Действительно, плохи сотрудники -- кому я ни говорил, все одобряют, да языком, не подвигнутся. Дело в том, что у нас как-то разделился люд пишущий -- на художников и журналистов или сотрудников. Даже враждебно смотрят друг на друга. Кто виноват? Конечно, последние, ибо сотворили из своего дела ремесло. В нашем скептическом Петербурге я не ожидаю вам большого успеха в публике. Это только мы с Достоевским разом в голос сказали -- что ноты, которая слышится в вашем "Русском", недоставало в хоре нашей журналистики. Притом, погодите, надо время¹. Петербург вдруг не устанавливает мнения и приговоры. Его надо завоевать. Довольно про него сказать, что вообще он много обрусел в последние годы...

Автограф. ЦГАЛИ, ф. 373, оп 1, ед. хр. 220. Дата поставлена рукой М. П. Погодина.

¹ Отклик на просьбу Погодина привлечь петербургских литераторов к участию в издаваемой им с 1867 г. еженедельной "газете политической и литературной" -- "Русский".

Характерна оценка газеты Погодина, данная издателем "Русского архива" П. И. Бартеневым в письме к своему племяннику, будущему биографу Погодина Н. П. Барсукову, 1 октября 1868 г.:

"Газета "Русский" -- это, прежде всего, старческая забава для Погодина и дает ему возможность бесконтрольно помещать все, что ему взбредет в голову. В другие издания его не принимают с разными выходками..." (Авт. ЦГАЛИ, ф. 87, оп. 1, ед. хр. 65, л. 1607а об.).

... Достоевский до сих пор не был¹. Я спрашивал об нем кое-кого, но никто не мог сказать мне ничего. Очень рад бы я был с ним познакомиться, особенно после вашего свидетельства. Праздник весь буду сидеть дома²...

Автограф. ЛБ. М. 9515. 9.

¹ "Был ли у вас Достоевский? Напоминаю об истории".

² Достоевский так и не побывал у Погодина. См. след. письмо.

... Достоевский не успел к вам заглянуть, ибо случился с ним в ассигнованный для того день припадок падучей <...> Роман Тургенева¹ понял и едва заметил. Он является брюзгливым западником, для которого цель только цивилизация, а народов нет. Грустно и противно читать, особенно когда он учит, с каким благоговением нам, ученикам, должно смотреть на Запад и когда видеть недостатки его, то делать вид, что не замечаешь, молчать и, подобно Ноевым благонравным сынам, прикрыть наготу и стыд родителя, а не смеяться, как Хам. Ну уж как хотите, тут лучше поступать по-хамовски: пусть старый батько проклинает. Если Запад -- отец и его должно уважать, то за что матери-то (России) подымать подол и срамотине ее зло радоваться? Нет, Иван Сергеич, забыли другую басню -- об Антее, которого сила в стоянии на земле. Это миф, более всего годный помнить поэтам...

Автограф. ЦГАЛИ, ф. 373, оп. 1, ед. хр. 220.

¹ "Дым" (1867).

¹. Вам легко удостовериться, что мои статьи не лишни в вашем издании и после помещенных уже в нем критических статей о последних произведениях Тургенева и Достоевского²,-- напротив, нужны по своему направлению к тому, чтобы журналистика не пустилась опять по прежней дороге эгоистической полемики, ровно ничего не выяснившей нашему обществу. Такие честные дельцы мысли, как г. Страхов, стоят лучшего дела, чем бороться против как и "Отечественные записки" заслуживают того, чтобы не было на них пятна -- ратовать против таких писателей, которые навсегда останутся честью для нашего отечества. Не говорю уж об общей задаче журнала помогать русской мысли и жизни выходить из всяческой умственной и нравственной путаницы на настоящее русское дело. -- Духу же вашего журнала, судя по "Чающим движения воды"³ и историческому роману о женихе Ксении Годуновой⁴ и по самым статьям г. Страхова, мои статьи не противны⁵ <...>

" о "Преступлении и наказании" может подлежать духовной цензуре--разве сгр. 29--30, а в статье о тургеневской повести -- стр. 1, 19 и 23.

Автограф. ЦНБ АН УССР. III. 16944.

Александр Матвеевич Бухарев (в монашестве Феодор, 1824--1871) -- бывший профессор Московской и Казанской духовных академий, автор исследования об Апокалипсисе и ряда других сочинений, в том числе "Трех писем к Н. В. Гоголю, писанных в 1848 году" (СПб., 1861). Летом 1863 г. расстригся из монахов и целиком отдался литературной деятельности.

¹ "Преступлении и наказании") в "Отечественных записках" не появились.

² Имеются в виду статьи Н. Н. Страхова о Достоевском "Наша изящная словесность". -- "Отеч. записки", 1867, январь, кн. 2-я; март, кн. 2-я; апрель, кн. 1-я, и "Новая повесть Тургенева" (о "Дыме"), май, кн. 1-я.

³ "Романтическая хроника" М. Стебницкого (Лескова) "Чающие движения воды" в No 3 "Отеч. записок" 1867 г.

⁴ "Приключения королевича Густава Ириковича, жениха царевны Ксении Годуновой" -- исторический роман Ел. Вельтман, напечатан в No 1--3 "Отеч. записок" 1867 г.

⁶ Рукописи этих статей Бухарева, по-видимому, не сохранились.

"... Если же вы все-таки не удовлетворяетесь моим общим объяснением отчуждения от меня светских и духовных в деле мысли и слова, то благоволите принять к сведению, что, кроме "Русских ведомостей" и "Современных известий", я обращался во все московские редакции, и без успеха<...> В Петербурге я относился в "Отечественные записки" при прежней редакции, по-видимому, склонявшейся к русским воззрениям (с критическими статьями о романах "Преступление и наказание" г. Достоевского и "Дым" г. Тургенева) <...> -- мои статьи были возвращены мне. Случалось мне развивать свой образ мыслей пред кое-кем из деятелей других петербургских изданий: мне изъявляли только (уважительное, пожалуй) участие, но о моем сотрудничестве не заикались <...> По всему-то этому я и находил достаточным указать вам вообще на мое совершенное одиночество в нашей литературе..." (Авт. ЛБ, ф. 231. II. 6. 5).

Давно хотела написать я вам, многоуважаемая Анна Ивановна, но, право, все не было материалу: описывать вам заграничную жизнь -- дело лишнее; вы здесь сами живали и, вероятно, лучше меня ее знаете, рассказывать же наши заграничные похождения и маленькие несчастьица было <бы> слишком долго да и как-то тяжело. Вы не можете себе представить, как я вам благодарна за ваш радушный прием моей матушке. Моей милой, доброй старушке, постоянно жившей в семье¹, так скучно и тяжело жить одной, что доброе, ласковое слово для нее теперь особенно дорого. Она мне с восторгом писала о вас и вашем семействе²<...> Вы, вероятно, знаете от моей матушки о моем положении; я, слава богу, здорова, выношу все легко, разве только стала несколько впечатлительнее и ближе все принимаю к сердцу. Женева -- место невеселое, и бедный Федор Михайлович просто пропадает здесь без людей от скуки. Для меня же все равно. Я как-то удивительно скоро привыкаю к месту и всегда найду, чем занять себя, чтобы не скучать. Правда, я иногда очень сильно тоскую по семье, от которой мне ни разу в жизни не приходилось уезжать так надолго. Но представьте себе: о возвращении в Петербург я думаю просто с ужасом: я здесь так счастлива, мы так спокойно, мирно и дружно живем, что я боюсь, что в Петербурге все это кончится: наши кредиторы, родственники с своими нуждами и Павел Александрович с своими вечными придирками и объяснениями решительно расстроят нашу славную, дорогую мне жизнь³. Федор Михайлович здесь несравненно спокойнее, раздражительности прежней и следа нет, исключая, правда, того времени, как мы живем в Женеве. Здешний климат ему положительно вреден, припадки бывают чуть ли не каждую неделю, и вы не поверите, как меня это мучит и беспокоит. Но, может быть, нам удастся куда-нибудь переехать, как вы нам советовали, и здоровье его несколько поправится. Поблагодарите Аполлона Николаевича за его манеру выдавать Павлу Александровичу деньги; вот именно так-то и следует делать; вот в каких руках надо ему было бы быть⁴. Этот малый положительно делать ничего не желает. Матушка и сестра достали ему два места по двадцати пяти рублей в месяц; он пишет, что "это заставило его призадуматься", но еще не взять место; решительно, он метит в министры. Человек, чуть ли не безграмотный, пишущий к нам с такими ошибками, что за него совестно, еще затрудняется, взять ли ему место в такую ничтожную для него сумму. Нет, если б ему пришлось, как другим, самому себе отыскивать места, ходить по целым месяцам, просить, кланяться и все-таки не получить, тогда бы он был рад и не двадцати пяти, а десяти, пятнадцати рублям. А то ведь гораздо легче и приятнее сидеть на чужой шее и ничего не делать, чем за что-нибудь приняться за дельное. Стенография, я полагаю, ему не далась, так мне писали, тут все-таки надо трудиться, а трудиться ему лень. Право, даже и подумать об этих вещах больно. Простите, добрая Анна Ивановна, что я вам надоедаю своими рассказами <...>

Если б вы попросили Аполлона Николаевича писать Федору Михайловичу почаще; ведь его письма -- просто клад для нас на чужой стороне <...>

Извините за нескладицу письма, решительно не умею писать да и по-русски говорить разучилась совсем.

¹ Об А. Н. Сниткиной см. выше, в публикации "Расшифрованный дневник А. Г. Достоевской".

² Это письмо А. Н. Сниткиной неизвестно.

³ Об отношениях А. Г. Достоевской и П. А. Исаева см. в ее "Воспоминаниях", стр. 116--123.

⁴ "25 р., назначенные Паше, все еще у меня <...> Не дал я ему по 2-м причинам: 1) Ваша belle-mere {теща (франц.).} сказала мне, чтобы я не давал, так как он от нее получил по 25 сентября все ему следуемое <...> 2) На мои вопросы, на что ему деньги? он говорил такой вздор, что уши вянут <...> [Вообще вижу, что это для вас обуза самая печальная. Упрям, ленив, а вкусил жизни, не искусясь наукой]" ("Достоевский. Статьи и материалы". Сб. 2. Л., 1925, стр. 340).

"Русский" возобновляется¹: ему нужно на зубок что-нибудь! Да потолкуйте об нем хорошенько с знакомыми, принимающими живое участие. Мне одному нести эту ношу, я вижу теперь, тяжело, потому что у меня есть еще другие ноши: Историю надо непременно кончить хоть на Святой неделе -- до татар². А там мерещится Иван Васильевич³. Если б нашлись мне помощники для "Русского", которые содействовали б к разнообразию, то число читателей увеличилось бы, без сомнения. Условия пусть предлагают какие угодно. Поговорите же с кем заблагорассудите. Например, рецензии примечатель<ных> книг, беспристрастные и в нашем духе, было бы очень полезно ввести. Не примет ли участия г. Достоевский, которого все-таки до сих пор не видал. Как его здоровье?..⁴

Автограф. ЛБ. М. 9515. 9.

¹ "От редактора", напечатанном в No 1-2 "Русского" 1 января 1868 г., Погодин писал: "Извиняясь перед читателями в замедлении издания, которое случилось совершенно нечаянно, по причине моего заграничного путешествия (других причин, повторяю, не было никаких), я могу обещать в нынешнем году большую исправность". В 1867 г. вышло 26 номеров "Русского" вместо 52-х.

² Исследование Погодина "Древняя русская история до монгольского ига", над которым он работал, вышло в свет только в 1872 г.

³ Исследование о царе Иване III.

⁴ Достоевский, находившийся в это время за границей, в "Русском" не сотрудничал. В письме из Женевы, датированном 21/9 октября, он осведомлялся у Майкова -- "издается ли "Русский"?" ("Письма", II, стр. 48).

... Еще просьба: я не знаю адреса Федора Михайловича и никого из старых моих знакомых, а потому обращаюсь к вам как к единственному человеку, адрес которого мне известен, с самою покорнейшею просьбою передать сию записку г. Достоевскому, за что я вам буду глубоко признателен¹.

Автограф. ИРЛИ. 16714. с. VII 69.

Константин Иванович Бабиков "Времени" и "Эпохи". См. ниже п. 67.

¹ См. письмо Бабикова к Достоевскому, датированное 31 декабря, в нашей статье "Утраченные письма Достоевского". -- "Вопросы литературы", 1971, No 11, стр. 201: ср. настоящ. том, стр. 286.