Поливанова М. А. - Достоевскому Ф. М., 30 октября 1880 г.

М. А. Поливанова -- Достоевскому

30 октября 1880 г. Москва

Простите меня, Христа ради, мне так стыдно перед Вами. Я совершенно уничтожена Вашей беспредельной добротой. Скажу только одно: я не подозревала, что Вы заняты до такой степени. Спасибо Вам великое, что Вы "три четверти" Вашего письма употребили на описание Вашего собственного положения (значит, Вы доверяете мне).¹ Я так высоко ценю это и так это мне дорого, что и объяснить Вам не умею. Только умоляю Вас: не вспоминайте более о том, что я так грубо ворвалась к Вам и потревожила Вас. Право, мне так стыдно!

Радость газетчикам и фельетонистам Вы не доставите, Федор Михайлович, в этом я уверена.² Они опять будут беситься и брехать -- и пусть их, такая уж их участь. Вы ведь сами знаете, как расходится Ваш "Дневник писателя",³ и именно, как горячо относится общество к нему. Ведь это не то, что встречаешь обыкновенно во всех журналах и о чем можно иметь какое-нибудь мнение, а может, и никакое, невелика беда будет. Вы затрагиваете самую суть, самую главную струну в душе каждого русского и каждого человека вообще. Читая "Дневник писателя", да и вообще все, что Вы писали, непременно надо быть искренним с самим собой, нельзя отлынивать, необходимо составить себе взгляд на эти за душу хватающие вопросы и, по-моему, нельзя не сочувствовать Вам всем сердцем, нельзя не радоваться, что на страже этих вопросов стоите Вы. Мне приходилось встречать болтунов, которые так и заносятся, так и царят в каком-нибудь обществе. Входит человек с ясным взглядом на вещи, неспособный увлекаться ложью, вникающий в глубь всего. Куда девается все красноречие болтуна, как неловко ему продолжать в том же тоне, а присутствующие мгновенно почуяли всю ложь и ничтожность той блестящей и увлекательной беседы. С необыкновенным удовлетворением встречала я такие явления. Конечно, ненавидит болтун инстинктивно и всей душой такого честного человека, как антипода своего, и за спиной бросает всевозможной грязью в него. Это только выражение бессильной злости лицом к лицу с Правдой. Мне кажется, что то же самое заставляет и петербургских брехунов бросать грязью и делать всякие подлости в отношении к Вам. Правда на Вашей стороне, и Вы должны победить, иначе быть не может, и Вы победите.

Прошу Вас, дорогой Федор Михайлович, никогда не думать, что Вы могли меня чем-нибудь обидеть.⁴ Разве Вы мне зла хотите? Может быть, Вы и ошибетесь когда-нибудь, не зная меня, так что ж такое? Мне дорого всякое Ваше слово и Ваше замечание. В момент, когда прочитала слова, что не привлеку его "безмолвным упреком",⁵ я подумала: "Не знаете Вы, что никогда его не попрекаю". Но в течение дня слово "безмолвный" все опять и опять вспоминалось мне, и я должна прийти к сознанию, что были безмолвные попреки, часто невольные и непредвиденные, но были и сознаваемые, и это должно быть обиднее всяких словесных. Мне кажется, что теперь я всегда буду избегать этого. Еще Вы сказали "Вы не привлечете". Знаете, я не хочу его привлечь сознательно, почти что с расчетом. Пусть это сделается помимо моих усилий, потому что я никаких "усилий" для этого не буду делать. Надо, чтоб это сделалось само собой. Я чувствую, что не умею Вам это объяснить. Общий характер моих отношений к нему был, конечно, дружественный всегда, а чуть я замечу перемену к лучшему, то, конечно, само собой, становлюсь дружественнее. Не для похвальбы говорю я это, тем более, что были времена, где съедала меня злоба, где мне казалось, что я способна его возненавидеть. Но общий характер дружественный, несмотря ни на что. И вот Вам факт даже последних дней: он был болен, ему нужно было написать туда. Попросил он меня, чтоб я собственноручно опустила письмо в ящик, не доверяя никому. Если б он не считал меня лучшим своим другом, не верил бы моему чувству, он не стал бы и просить. Ничего, что это жестоко! Ведь он очень несчастен, и мне его бесконечно жаль. А все-таки я жажду конца, какого бы то ни было, потому что то, что существует теперь, ужасно, неестественно. Это то, что Вы называете "вдоль по каторге".⁶ (как бы тяжело мне не было переносить), потому что все произошло не из желания его оскорбить меня.

Меня не покидает какое-то внутреннее убеждение, что именно Вы будете причиной (вольной или невольной, я не знаю) тому, что все разрешится наконец и разрешится хорошо. Пожалуйста, не смейтесь надо мной.

Если когда-нибудь вздумаете написать, то, ради Бога, напишите главное о себе все, что возможно. Для меня это дорого и я интересуюсь всем, что до Вас касается. Я Вам всей душой благодарна за Ваше дружественное отношение ко мне и за Ваше доверие.

А теперь дай Бог Вам всякого благополучия, а в делах Ваших скорого и счастливого успеха, как пишут деревенские. Мне это очень нравится, и я повторяю это Вам от всего сердца. Благодарю Вас за все. Всей душой преданная Вам <Мария Поливанова>⁷