Редакционные примечания (1864 год)

ПРИМЕЧАНИЕ К СТАТЬЕ Н. И. СОЛОВЬЕВА «ТЕОРИЯ БЕЗОБРАЗИЯ»

С удовольствием печатаем эту статью (из губернии), хоть и не во всем согласны с ее почтенным автором. Но не согласны мы, говоря относительно, только в мелочах, например в некоторых суждениях его о наших современных литераторах и проч., но главная, основная идея его совершенно разделяется нами. Нам особенно приятно указать читателям на твердый, искренний и благородный тон этой статьи; так может выражаться только твердое убеждение и искреннее желание добра.

Статья эта до крайности наивна — не можем этого не заметить. Принимать сколько-нибудь за серьезное некоторые мнения эксцентрического, хотя и уважаемого нами, талантливого г-на Писарева и совершенно уже странные мнения г-на Зайцева — положительно невозможно. Никто не виноват, что эти господа не знают азбуки во многом из того, о чем они берутся судить. . . Но несмотря на эту странную наивность, или, лучше сказать, может быть, через эту-то именно наивность, — статья г-на Соловьева нам особенно симпатична. Слышен голос свежий, голос, далекий от литературных сплетен и от всей этой литературной каши. Это голос самого общества, голос тех всех, которые уж, конечно, имеют право иметь о нас свое мнение. . . Мы помещаем статью г-на Соловьева почти без изменений и просим его сотрудничества.


ПРИМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ Д. В. АВЕРКИЕВА «ЗНАЧЕНИЕ ОСТРОВСКОГО В НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ»

Наше мнение — что никому даже и в голову не придет сопоставлять Островского с Шекспиром или Пушкиным, несмотря на всё значение Островского в нашей литературе. Но так как по поводу этого сопоставления автор статьи говорит довольно любопытные и дельные вещи,то мы и помещаем всю его статью целиком и допускаем условно возможность подобных вопросов и сопоставлении.

Об этом и вопроса не может быть. Пушкин угадал самую основную суть того, что народ наш считал и считает за самую высшую нравственную красоту души человеческой: это — тихое, кроткое, спокойное (непоколебимое) смиреннолюбие — если так можно выразиться: что-то младенчески-чистое и ангельское живет в представлении народном о том, что народ считает своим нравственным идеалом. Этою кроткою, смиренною и ничем не поколе-бимою любовью проникнута у Пушкина русская речь в Годунове. Далеко не так у Островского.

Почему же не русское"? Или всё, что у нас есть оторванного цивилизацией от народного быта, — уже не русское? Напротив, тип Чацкого только и дорог нам тем, что это изображение русского, оторванного от народного быта. Иначе, что ж бы он для нас значил? Это доказывается отчасти уже симпатичностью для нас этого типа и беспрерывною его повторяемостью в нашей литературе.


ПРИМЕЧАНИЕ К ПЕРЕВОДУ СТАТЬИ Э. РЕНАНА «ДРЕВНИЕ РЕЛИГИИ»

В нашей литературе есть замечательное, европейски известное сочинение покойного графа С. С. Уварова об Элевзинских таинствах.


ПРИМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ Д. В. АВЕРКИЕВА «АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ ГРИГОРЬЕВ)»

Автор говорит здесь как бы от лица редакции. Действительно, по нашей просьбе написал он эту оценку деятельности и литературных заслуг покойного и дорогого сотрудника нашего. Как ближайший из друзей покойного, он полнее и удобнее других мог исполнить эту обязанность.

Она должна их устранить, чтоб быть логичною и с собой согласною — если б даже того п не хотела, если б сама натура критика лично вооружалась против того всею своею жизненно-стию. Пример — Белинский в последние годы своей деятельности.

Это и потому еще, что Григорьев был шире, глубже и несравненно богаче одарен природою, чем Добролюбов. Добролюбов был очень талантлив, но ум его был скуднее, чем у Григорьева, взгляд несравненно ограниченнее. Эта узкость и ограниченность составляли отчасти даже силу Добролюбова. Кругозор его был уже, видел и подмечал он меньше, след<ственно> и передавать и разъяснять ему приходилось меньше и всё одно и то же; таким образом, он само собою говорил понятнее и яснее Григорьева. Скорее договаривался и сговаривался с своими читателями, чем Григорьев. На читателей, мало знакомых с делом, Добролюбов действовал неотразимо. Не говорим уже о его литературном таланте, большем, чем у Григорьева, и энтузиазме слова. Чем уже глядел Добролюбов, тем, само-собою, и сам менее мог видеть и встречать противу-речий своим убеждениям, след<ственно>, тем убежденнее сам становился и тем всё яснее и тверже становилась речь его, а сам он самоувереннее.


ПРИМЕЧАНИЕ К ОЧЕРКУ М. ДОЛГОМОСТЬЕВОЙ «ИНСТИТУТКИ»>

Помещаем эти записки, не изменяя ни слова.


ПРИМЕЧАНИЕ К ПЕРЕВОДУ СТАТЬИ Г. ЛОТЦЕ «НАСЛАЖДЕНИЕ В ЖИЗНИ И ТРУД»

Предлагаемая статья взята нами из только что вышедшего в свет 3-го тома Микрокосмоса, сочинения проф. Лотце в Геттин-гене (244 стр. — 282). Она показалась нам замечательной по оригинальному вопросу, который она возбуждает, и не менее оригинальному решению, которое она дает на него. Вопрос этот можно формулировать так: увеличилась ли сумма счастия в человеческой жизни равномерно с развитием господства человека над природой, возможного для него при теперешнем развитии естественных наук? Лотце рассматривает отношение форм труда к наслаждению и, становясь на историческую почву, следит за соотношением их при разных исторических формах жизни. Так как прогресс естественных знаний имеет отношение к жизни главным образом своей технической стороной — насколько он дает нам средства подчинять силы и вещества природы своим целям — и так как этот прогресс имел могущественное влияние на формы современного труда, а затем и жизни, то автор рассматривает формы труда и развившиеся на них формы жизни, чтоб из разъединения в теперешней жизни труда от наслаждения вывести свое оригинальное заключение. Мы знаем наперед, что вывод проф. Лотце найдут весьма странным люди, толкующие об естественных науках и современном общественном прогрессе как главных элементах человеческого счастья в настоящем и будущем, безмерно возвышающих нас над старыми невежественными временами. Но вопрос уже потому можно считать нерешенным, что на него даются совершенно противоположные ответы. Поэтому читатели наши, вероятно, не сочтут излишним для себя узнать мнение о нем одного из современных умов — тем'более, что вопрос ставится, анализируется с замечательною"" краткостию^рассуждений и достойной внимания силою мысли.


ПРИМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ Н. И. СОЛОВЬЕВА «ТЕОРИЯ ПОЛЬЗЫ И ВЫГОДЫ»

Автор говорит здесь про отзыв в своей статье «Теория безобразия», напечатанной в июльской книжке нашего журнала.

— и долги к человечеству. Нам кажется, что автор понимает примирение эгоизма и гуманизма только в высшем самосознании, то есть чем выше будет сознание и самоощущение своего собственного лица, тем выше и наслаждение жертвовать собой и всей своей личностью из любви к человечеству. Здесь человек, пренебрегающий своими правами и возносящийся над ними, принимает какой-то божественный образ, несравненно высший образ всесветного, хотя бы и гуманного кредитора, благоразумно, хотя бы и гуманно занимающегося всю жизнь определением того, что~ мое и что твое.


ПРИМЕЧАНИЕ К СТАТЬЕ М. И. ВЛАДИСЛАВЛЕВА «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ НОВОПРИЕЗЖЕГО»

Мы помещаем это письмо г-на М. Ва., потому что по убеждениям, в нем высказанным, оно близко к направлению нашего журнала. Многое кажется нетронутым в нем и многое сказано весьма кратко, что требовало бы обширных рассуждений. Но в коротком письме, может быть, и нельзя было иначе высказаться. Поэтому г-н М. Ва. сделает очень хорошо, если не ограничится одним этим посланием, а сделает содержание этого письма предметом целого ряда писем. Так как это письмо прислано нам

Раздел сайта: