Славянофилы, черногорцы и западники, самая последняя перепалка

СЛАВЯНОФИЛЫ, ЧЕРНОГОРЦЫ И ЗАПАДНИКИ, САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕПАЛКА

Да, опять перепалка. Случился такой пункт, на который вдруг наткнулись вместе наши славянофилы и западники, взятые в самом чистом их состоянии (увы! они еще существуют в чистом состоянии, даже в самом чистейшем, с порывами самой фанатической исключительности), наткнулись — и поневоле должны были обоюдно высказаться, выложить всё свое, — ну тут уж, разумеется, случилась и перепалка. Это новое столкновение мы спешим занести в нашу хронику: оно не без интереса.

Пункт, на котором столкнулись враги, называется черногорцы. били султаново войско; ну и их били. Мало того: их жгли, грабили, бесчестили, насиловали — одним словом, поступали с ними по-турецки. Тут, как и всегда бывает у славян, в самую решительную минуту случился у черногорцев раздор. Конец концов — им теперь очень худо. Всё разбито, пожжено и разорено. Конечно им надо было помочь. Делом нельзя, так хоть деньгами; иногда деньги почти то же, что дело. А так как денег у нас никогда ни на что не соберешь, то, разумеется, пришлось помогать хоть крохами. Ну вот в этом-то честь и слава тем, которые первые открыли подписку, не испугавшись этих крох и не погнушавшись крохами. Крохи все-таки лучше, чем ничего. А если мы все будем белоручничать, ждать прямо мильонов с неба, чтоб не стыдно было, дескать, нам, таким важным людям, копеечным делом заниматься, — то ведь мы при этом расчете. никогда и рубля не увидим. Не брезгая же начнем с крох, а дойдем и до мильонов, хоть и не теперь, так впоследствии. Первый шаг есть всегда самое первое и самое главное дело. Только бы познакомить с этим общество, приучить, в обычай ввести, интерес возбудить...

Но вот тут-то и случилась беда. Честь первого начинания принадлежит газете «Современное слово», и тем большая честь, что «Современное слово», судя по всему, есть орган чистейшего западничества, а если уж придраться к некоторым фактам, так даже фанатического западничества. Даже вдруг появившийся после трехмесячного перерыва «День» удивился подвигу «Современного слова»: он и не ожидал, что те в состоянии объявить подписку на черногорцев! Известно, что «День» вдруг прервался летом на своем 34 номере. Мы все, то есть, мы думаем, вся литература, искренно сожалели об этом, во-первых, по принципу, а во-вторых, и «Дня» было жалко: хорошее было издание, издавалось людьми, преданными делу, бескорыстными и прямо, откровенно, ясно излагающими свои убеждения. А ясно излагать — значит в высшей степени не сомневаться в своих убеждениях. Нам хоть и случалось задевать «День» в нашем журнале, но мы всегда верили и в искренность и в добросовестность издателей «Дня» и в этом расходимся с «Современным словом», которое печатно созналось, что до известного факта не совсем верило искренности и добросовестности редакции «Дня» в ее убеждениях. Такую редакцию, как редакция «Дня», нельзя заподозрить в неискренности. Мы уважаем ее, хотя и до сих пор не можем, например, без смеху припомнить хоть бы о предложении «Дня» о возможности обер-прокурора св<ятейшего> синода из евреев. (Мы думаем, читатели помнят об этом фантастическом обер-прокуроре из евреев. Вопрос шел об уравнении прав евреев и русских в России. «Если будет равенство прав, то тогда, пожалуй, иной еврей дослужится до обер-прокурора синода. Ну что тогда с нами будет!» — воскликнул «День» и вывел из возможности этого обер-прокурора, что невозможно давать известных прав евреям!) Но ведь такие встречи нашего журнала с «Днем» вовсе не могут поколебать нашего личного к нему уважения. Итак, к делу. Только что вышел обновленный «День», в первом же 35 номере его раздался жестокий залп в «Современное слово», по поводу подписки на черногорцев. Правда, «Современное слово» задело славянофилов еще прежде того, при первом объявлении подписки. Но нам кажется, что тут со стороны «Дня», кроме обиды, случилась маленькая ревность к «Современному слову»: «Зачем, дескать, ты начал первый подписку, а не мы, славянофилы, настоящие друзья славян? Мы их открыли, мы их изобрели, мы даже всем надоели славянами, следственно, честь нам и слава!» Кроме этой личной ревности, непременно была и другая, более благородная ревность, то есть ревность убеждений: «Как! неомовенными, нечистыми западными руками, да еще прикасаться к такому делу!» и т. д., и т. д. Не похвалить-то поступка «День» не мог: дело все-таки было очень хорошее, да и черногорцы что-нибудь получат; но ведь что досадно, — ведь не так на дело то смотрит «Современное слово»! Без благоговения, без уважения к высоким предметам, да туда же соваться в калашный ряд! Помогают черногорцам, а между тем вовсе не потому, что они черногорцы, православные славяне, родные наши братья, плоть от плоти и кровь от крови нашей, которым предстоит со временем слиться с землей русской, а потому только помогают, что они народ угнетенный, независимость свою поддерживают, за свободу сражаются, за принцип национальности. И вышло наконец то, что оба противника сошлись по чувству на одном и том же хорошем деле, и, сойдясь, оба тотчас же рассердились друг на друга за это же хорошее дело, чуть не застыдились даже его. По крайней мере известные оговорки и оправдания в иных случаях и в иных поступках значат, по-нашему, почти что стыдиться этих поступков. И вышла прекомическая картина. Мы не можем не представить ее в лицах: стоит с одной стороны «День», с другой—«Современное слово», а посредине стоят черногорцы; «День» и «Современное слово» очень сердитые, так что черногорцы даже побаиваются.

— Вот вам, черногорцы! — говорит «День». — Примите, Христа ради, на бедность, по-братскп. Уж очень вас любим. Вы, впрочем, помните, за что мы вас любпм, отнюдь не забывайте: именно за то, что вы черногорцы, а не просто какой-нибудь другой народ, который защищает свою независимость. Мы вовсе не так, как «Современное слово», которое за это только и любит вас. Значит, оно вас вовсе не любит, потому что любит одну только отвлеченность, любит в вас только народ, который защищает принцип независимости. (Эка невидаль!) Конечно, защищать независимость хорошее дело. Мы с этим согласны и очень к тому же за вас радуемся, что у вас такой дух. Но ведь представьте, допустите, что вы были бы не черногорцы, то есть не братья-славяне, с которыми мы должны слиться со временем воедино (уж что ни говори «Современное слово», продолжает «День», а это будет!). Ну что бы вы тогда для нас значили? Просто были бы какой-то там народ, который отстаивает свою независимость, и больше ничего. Пожалуй, мы бы и тогда похвалили вас (впрочем, только в таком случае, если б вы были не немцы), но уж ворочаться, так как мы теперь для вас ворочаемся, из кожи лезть — морген-фри! не стали бы ни за что. Что нам другой народ! Отвлеченность! Это мы уж «Современному слову» предоставляем. Поверьте, черногорцы, что «Современное слово» — это такая газета, такая газета, что уж...

— Черногорцы! — перебивает «Современное слово», — не слушайте «Дня»: он фанатик, он вас развращает. Вот возьмите! Это всё, что мы могли собрать по подписке. Пожалуйста, без благодарности. Нам ведь, в сущности, собственно до вас мало дела. Нам принцип, принцип дорог, принцип, который вы защищаете; помните же: мы вам помогаем как народу, защищающему принцип национальности, и главное — независимости, а отнюдь не как черногорцам. Даже в настоящем случае (так как мы затеяли с этим сумасшедшим «Днем» эту стычку) даже жаль, что вы черногорцы. Даже досадно немного. Будь вы хоть негры, так, кажется, было бы лучше. Нам ведь всё равно, что вы, что негры; помните это. Нам принцип, принцип дорог, принцип! Ну, конечно, раса.,. Ну, там и то, что вы, так сказать, посредники между нами и Европой.. .* Одним словом, мы это еще не совсем хорошо себе уяснилп, что вы посредники-то, и так это вы там будете нашими посредниками... Всё это, конечно, вздор... Но ведь надо же было что-нибудь наговорить этому... багрянородному византийцу... то есть «Дню»... Ах, если б вы (хоть на этот случай только!) были не черногорцы, а какие-нибудь швейцарцы, тирольцы, баден-баденцы, англичане! Впрочем, нам всё равно; принцип главное! Да чего медлить? Цивилизуйтесь-ка скорей! Посылайте скорее в Европу ваших детей учиться. Мы, конечно, очень стоим за принцип национальности. Но ведь неужели ж думать, что национальность заключается в породе, в вере, в языке, в народных обычаях, в истории и пр. Так «День» только может судить. Национальность, по-нашему, это... это Европа; это — быть так же как и все, чтоб никакой то есть особенности не было ни в чем, ну и, разумеется, европейская свобода, европейский прогресс, то есть не простой, естественный прогресс, а европейский. Слышите, европейский! И свобода чтоб была европейская! Э-эх! делались бы вы поскорее хоть милордами, славно бы было! Бросьте ваши горы... Да что, право: сравнять бы их, да и дело с концом; ну на что вам они? Правда, в Швейцарии есть горы, в Тироле, пожалуй, тоже... Но ведь это особенность, это клеймо; это мешает общеевропейскому развитию. Принцип, принцип, принцип первое дело! Были бы милордами — и Катков бы вас похвалил. А ведь лестно, когда Катков похвалит, неправда ли? Тоже ведь европеец... Ну-ну, не хмурьтесь, не принимайте за насмешку, про Каткова-то; мы только так... Право, право, право жаль, что вы черногорцы! Досадно даже! Даже для того, чтоб только в пику этому «Дню»... чтоб его!

Стоят черногорцы в раздумье, раскрывши рты и расставив руки, и даже совестно им. Перед «Днем»-то еще не так совестно. «Это хоть и правда, — думают они, — что мы народ, отстаивающий свою независимость; этого скрыть нельзя, но зато ведь мы и черногорцы; а это всё выкупает. Ну, а относительно „Современного слова", так действительно совестно. Тут „черногорцы" ничего не выкупают. Правда-, что мы действительно народ, отстаивающий принцип независимости, да ведь с народностью-то что будешь делать! Не спрячешь, не зароешь: как ни обернешь — всё черногорец. Э-эх! передрались бы лучше у себя дома да пришли бы к нам уж совсем готовые! Лучше бы было! А еще братьями называются! Теребят только в разные стороны. Ну вас совсем!»

«ну вас совсем!» с первого разу. Они еще народ кряжевой, неотесанный и не привыкли к европейским развязностям нашей с. -петербургской литературы и цивилизованных наших изданий. У них еще покамест не передаются, с означением собственных имен, такие, например, советы, что, дескать, г-ну Разину советуем пе так высоко расти, г-ну Бестужеву-Рюмину советуем мазаться колесной мазью после башт, или такие, например, остроты, что г-ыу Водовозову надобно возить воду. У них еще верно не употребляются в печати такие печатные возражения, как например приведенное в «Экономисте» и сделанное одному из его сотрудников: «Если безобразие ответа отнести к ненормальности мозговых отправлений автора, то патологическое составление его близко к идиотизму, если бы башкирец наш учился не у муллы на медные гроши; обладатели такой логики посылаются в дом умалишенных; башкирец из Белебея может; для вразумления его надобно обратиться не к печатному слову, а к другим... более чувствительным средствам» и проч.

Всё, это только останется памятником эпохи нашего с. -петербургского европеизма, эпохи, в которую «Современное слово» укоряло «День» за то, что он ругается с ним по-народному, и указывало при этом на «Journal des Debats» как на пример благовоспитанности. «Что, дескать, скажут про нас европейцы? И ругаются ли, например, так в „де Деба"?» Из наших европейских и цивилизованных газет «Современное слово», конечно, могло бы узнать, что и не по-народному можно так выругаться, как и народу иной раз не снилось. А в Париже хоть и не ругаются теперь по-нашински, зато ругаются по-своему, нам и до парижских корреспонденции? У нас ведь свои дела...

уважения, и, что лучше всего, — дельные; и вот идет между ними такая чехарда, — уж простите за выражение, а ведь это умственная чехарда и больше ничего. «Я, дескать, люблю человека без кожи, а я люблю кожу без человека» и т. д., и т. д. А обществу-то какая нужда во всем этом, подумаешь! Конечно, западничеству не растолкуешь его исключительности ни за что; только обругают за это, и больше ничего. С славянофилами тоже в этом смысле спорить нельзя, всё одно что воду толочь. Не за смысл, собственно, этих старинных теорий мы теперь и упрекаем их. Мы верим, что эти две наивнейшие и невиннейшие теперь в мире теории умрут наконец сами собою, как две дряхлые ворчливые бабушки в виду молодого племени, в виду свежей национальной силы, которой они до сих пор не верят и с которой до сих пор, по привычке всех бабушек, обходятся как с несовершеннолетней малюткой. Нет, не этих теорий боимся мы теперь, в настоящем случае, а пример худой нам был неприятен. Случилось дело, ну хотя бы эта подписка (маленькое, большое ли дело — ведь всё равно), — и тотчас в разлад, тотчас надо тянуть в разные стороны общество, тотчас теории там, где бы надо еще крепче соединиться...

Примечание:

* «Современное слово», № 86, статья «Возрождение „Дня"», 26

Автограф неизвестен.

—137, без подписи (ценз. разр. — 14 сентября 1862 г.).

—258. Принадлежность статьи Достоевскому засвидетельствована 11. Н. Страховым (см.: наст, изд., т. XVIII, стр. 209).

Печатается по тексту первой публикации.

Раздел сайта: