НЕТОЧКА НЕЗВАНОВА
Отрывок ранней редакции (ЧА)
... Никогда, никогда!..
Боже, какой они подняли крик! Как мне страшно за тебя. Я только что встретил твоего мужа. Один он праведник, и мы оба недостойны его, хотя оба безгрешны перед ним. Он нас видит, он понимает всё; он геройски стал за тебя, он спасет тебя, тогда как я бегу!.. Я хотел броситься целовать его руку. Он обнял меня, -- мы были одни! Он сказал мне, чтоб я ехал немедля. Решено! Говорят, что он поссорился из-за тебя с твоими родными. Там все против тебя. Они не знают, они не могут понять! Прости, прости им, бедная сестра моя, {Вместо: бедная сестра моя -- было: родная моя} как я им прощаю, а они взяли у меня больше, чем у тебя!..
Забудь меня! Я не помню себя и не знаю, что пишу тебе! А нужно было что-то сказать еще, -- кажется, важное... Да! вспомнил. У тебя осталась моя гравюра "Христос и та женщина" Синьоля. Там есть надпись: "Qui sine peccato est vestrum primus in illam lapidem mittat". Бедная, бедная моя! Ты ли та грешница! Ох! еще бы раз облить твои руки слезами, как теперь я обливаю слезами это письмо, {как теперь ее письмо вписано.} еще бы раз припасть к ногам твоим! Если б они знали, что целому миру был бы прекрасен союз наш; но они слепы; их сердца горды и надменны, они не видят и вовек не увидят {и вовек не увидят вписано.} того. Они не уверуют, хотя бы всё на земле им в том поклялось. "Сестра! брат!" -- им ли понять наше братство! Какой же камень подымут они на тебя! Чья первая рука подымет его! Они подымутся все, разом, они грех возьмут на себя и заклеймят нас насмешкой, неверием. {Вместо: Они подымутся все ~ неверием. -- начато позднее: Но они подымутся все и не постыдятся. У них есть оружие (не зачеркнуто).} О, если б знали, что они делают. Если б только можно было им всё рассказать без утайки! Если б они поверили, поняли, понять могли! Один понял, один, {Далее было: и} он спасет тебя, благословение ему, и -- это твой муж!
Прощай, прощай -- я не благодарю тебя {Далее было: за всё} -- прощай навсегда!"
Смущение овладело Овровым, когда он прочел еще, в третий раз, эти строки. Сердце застучало сильнее; дух его захватило.
Целую повесть прочел он между строками найденного письма, прочел ее частию в мечтах и догадках, дополняя, дорисовывая воображением то, что смутно и темно проглядывало из смысла написанного. Повесть эта была странная; она отзывалась всею жизнию мечтателя; но горячая и страстная; в ней сосредоточился весь порыв страстного, но неопытного сердца, {Было:
Сначала он едва мог успокоить свои возмутившиеся чувства. Но потом, мало-помалу, он стал видеть яснее то, что {Далее было начато: пред<ставлялось>} невольно, насильно представлялось ему. Это были уже не одни грезы мечтателя, перед ним были факты. Писавший это письмо как будто стоял теперь перед ним; он понимал его как себя самого. Кто же он? где он? Оврову хотелось бы обнять его теперь как брата своего, потому что из души его вылились слезы братской любви, когда он прочел эту исповедь невыразимой муки, исповедь, написанную так странно, на чужие глаза, даже более чем странно. Как понимал наш мечтатель писавшего! {Далее было: а. <мо>] письмо [хотя и], которое он посмел написать б. Слог витиеватый в такую минуту -- рабское желание, хотя неудачное, показаться хоть как-нибудь достойным этой любви, подавлявшей его, желание, преследовавшее его даже перед тою, перед которой он ничего не скрывал, преследовавшее его на этом письме, в котором никто, кроме нее, не стал бы осуждать слогу, и эта грусть не под<...>}