Федор Достоевский: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "QUELQUE". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 3. Размер: 24кб.

Часть текста: corner of the room, unconscious of what he was doing. He was wearing his usual red knitted jacket, but seeing me, he hurriedly put on his coat and waistcoat—a thing he had never done before when any of his intimate friends found him in his jacket. He took me warmly by the hand at once. “ Enfin un ami!” (He heaved a deep sigh.) “ Cher, I've sent to you only, and no one knows anything. We must give Nastasya orders to lock the doors and not admit anyone, except, of course them. . . . Vous comprenez?" He looked at me uneasily, as though expecting a reply. I made haste, of course, to question him, and from his disconnected and broken sentences, full of unnecessary parentheses, I succeeded in learning that at seven o'clock that morning an official of the province had 'all of a sudden' called on him. “ Pardon, j'ai oublie son nom, Il n'est pas du pays, but I think he came to the town with Lembke, quelque chose de bete et d'Allemand dans la physionomie. Il s'appelle Bosenthal.” “Wasn't it Blum?” “Yes, that was his name. Vous le connaissez? Quelque chose d'Maite et de tres content dans la...

Входимость: 3. Размер: 20кб.

Часть текста: во все углы комнаты, не давая себе отчета в своих движениях. Он был в своей обыкновенной красной фуфайке, но, увидев меня, поспешил надеть свой жилет и сюртук, чего прежде никогда не делал, когда кто из близких заставал его в этой фуфайке. Он тотчас же и горячо схватил меня за руку. - Enfin un ami! (Он вздохнул полною грудью.) Cher, я к вам к одному послал, и никто ничего не знает. Надо велеть Настасье запереть двери и не впускать никого, кроме, разумеется, тех... Vous comprenez? Он с беспокойством смотрел на меня, как бы ожидая ответа. Разумеется, я бросился расспрашивать, и кое-как из несвязной речи, с перерывами и ненужными вставками, узнал, что в семь часов утра к нему "вдруг" пришел губернский чиновник... - Pardon, j'ai oubliй son nom. Il n'est pas du pays, но, кажется, его привез Лембке, quelque chose de bкte et d'allemand dans la physionomie. Il s'appelle Rosenthal. - He Блюм ли? - Блюм. Именно он так и назвался. Vous le connaissez? Quelque chose d'hйbйtй et de trиs content dans la figure, pourtant trиs sйvиre, roide et ...

Входимость: 2. Размер: 113кб.

Часть текста: “ Mais, chere et excellente amie, dans quelle inquietude. . .” Stepan Trofimovitch exclaimed in a dying voice. “Ach! French! French! I can see at once that it's the highest society,” cried Marya Timofyevna, clapping her hands, ecstatically preparing herself to listen to a conversation in French. Varvara Petrovna stared at her almost in dismay. We all sat in silence, waiting to see how it would end. Shatov did not lift up his head, and Stepan Trofimovitch was overwhelmed with confusion as though it were all his fault; the perspiration stood out on his temples. I glanced at Liza (she was sitting in the corner almost beside Shatov). Her eyes darted keenly from Varvara Petrovna to the cripple and back again; her lips were drawn into a smile, but not a pleasant one. Varvara Petrovna saw that smile. Meanwhile Marya Timofyevna was absolutely transported. With evident enjoyment and without a trace of embarrassment she stared at Varvara Petrovna's beautiful drawing-room—the furniture, the carpets, the pictures on the walls, the old-fashioned painted ceiling, the great bronze crucifix in the corner, the china lamp, the albums, the objects on the table. “And you're here, too, Shatushka!” she cried suddenly. “Only fancy, I saw you a long time ago, but I thought it couldn't be you! How could you come here!” And she laughed gaily. “You know this woman?” said Varvara Petrovna, turning to him at once. “I know her,” muttered Shatov. He seemed about to move from his chair, but remained sitting. “What do you know...

Входимость: 2. Размер: 99кб.

Часть текста: виноватый; пот выступил на его висках. Я взглянул на Лизу (она сидела в углу, почти рядом с Шатовым). Ее глаза зорко перебегали от Варвары Петровны к хромой женщине и обратно; на губах ее кривилась улыбка, но нехорошая. Варвара Петровна видела эту улыбку. А между тем Марья Тимофеевна увлеклась совершенно: она с наслаждением и ни мало не конфузясь рассматривала прекрасную гостиную Варвары Петровны, - меблировку, ковры, картины на стенах, старинный расписной потолок, большое бронзовое распятие в углу, фарфоровую лампу, альбомы, вещицы на столе. - Так и ты тут, Шатушка! - воскликнула она вдруг, - представь, я давно тебя вижу да думаю: не он! Как он сюда проедет! - и весело рассмеялась. - Вы знаете эту женщину? - тотчас обернулась к нему Варвара Петровна. - Знаю-с, - пробормотал Шатов, тронулся было на стуле, но остался сидеть. - Что же вы знаете? Пожалуста поскорей! - Да что...-ухмыльнулся он ненужной улыбкой и запнулся... - сами видите. - Что вижу? Да ну же, говорите что-нибудь! - Живет в том доме, где я... с братом... офицер один. - Ну? Шатов запнулся опять. - Говорить не стоит... - промычал он и решительно смолк, Даже покраснел от своей решимости. - Конечно от вас нечего больше ждать! - с негодованием оборвала Варвара Петровна. Ей ясно было теперь, что все что-то знают и между тем все чего-то трусят и уклоняются пред ее вопросами, хотят что-то скрыть от нее. Вошел лакей и поднес ей на маленьком серебряном подносе заказанную особо чашку кофе, но тотчас же, по ее мановению, направился к Марье...

Входимость: 2. Размер: 96кб.

Часть текста: МЫ ХОРОШИЕ ЛЮДИ. СХОДСТВО РУССКОГО ОБЩЕСТВА С МАРШАЛОМ МАК-МАГОНОМ Первый Љ "Дневника писателя" был принят приветливо; почти никто не бранил, то есть в литературе, а там дальше я не знаю. Если и была литературная брань, то незаметная. "Петербургская газета" поспешила напомнить публике в передовой статье, что я не люблю детей, подростков и молодое поколение, и в том же Љ внизу, в своем фельетоне, перепечатала из моего "Дневника" целый рассказ: "Мальчик у Христа на елке", по крайней мере, свидетельствующий о том, что я не совсем ненавижу детей. Впрочем, это всё пустяки, а занимателен для меня лишь вопрос: хорошо или не хорошо, что я всем угодил? Дурной или хороший это признак? Может быть ведь и дурной? А впрочем, нет, зачем же, пусть лучше это будет хороший, а не дурной признак, на том и остановлюсь. Да и в самом деле: ведь мы все хорошие люди, ну, разумеется, кроме дурных. Но вот что замечу к слову: у нас, может быть, дурных-то людей и совсем нет, а есть разве только дрянные. До дурных мы не доросли. Не смейтесь надо мной, а подумайте: мы ведь до того доходили, что за неимением своих дурных людей (опять-таки при...

Входимость: 1. Размер: 33кб.

Часть текста: узнать от меня, представляет ли издание книг особенно много хлопот и затруднений? Графиня произвела на меня чрезвычайно хорошее впечатление, и я с искренним удовольствием посвятила ее во все "тайны" моего издательства, дала ей образцы подписных книг, объявлений, мною рассылаемых, предостерегла ее от некоторых сделанных мною ошибок и т. д. Так как подробностей было много, то мне пришлось посетить графиню у ее сестры Т. А. Кузминской, и графиня побывала у меня два-три раза, чтобы выяснить то, что казалось для нее туманным. К моей большой радости, мои "издательские" советы пригодились графине Софье Андреевне: ее издание удалось превосходно и дало большую прибыль. С тех пор более двух десятков лет графиня сама с большим успехом издавала сочинения графа Льва Николаевича. Частые встречи и беседы с графиней дали нам возможность узнать друг друга, и мы дружески сошлись, и я убедилась, что графиня София Андреевна была истинным ангелом-хранителем своего гениального мужа. Бывая в Петербурге, графиня посещала меня, я тоже, бывая в Москве, непременно заезжала к графине и впоследствии предоставила ей и ее семье возможность видеть из окон "Музея памяти Ф. М. Достоевского" перевезение тела почившего императора Александра III в Архангельский собор. Я бывала в Москве большею частью или весною (ради посещения моего "Музея"), или осенью, возвращаясь...

Входимость: 1. Размер: 69кб.

Часть текста: смягчило для него на первый раз всю силу того страшного ощущения внезапного одиночества, в котором он вдруг очутился, едва лишь оставил Stasie, и свое двадцатилетнее нагретое место. Но все равно: он и при самом ясном сознании всех ужасов, его ожидающих, все-таки бы вышел на большую дорогу и пошел по ней! Тут было нечто гордое и его восхищавшее, несмотря ни на что. О, он бы мог принять роскошные условия Варвары Петровны и остаться при ее милостях "comme un простой приживальщик"! Но он не принял милости и не остался. И вот он сам оставляет ее и подымает "знамя великой идеи" и идет умереть за него на большой дороге! Именно так должен он был ощущать это; именно так должен был представляться ему его поступок. Представлялся мне не раз и еще вопрос: почему он именно бежал, т.-е. бежал ногами, в буквальном смысле, а не просто уехал на лошадях? Я сначала объяснял это пятидесятилетнею непрактичностью и фантастическим уклонением идей, под влиянием сильного чувства. Мне казалось, что мысль о подорожной и лошадях (хотя бы и с колокольчиком) должна была представляться ему слишком простою и прозаичною; напротив, пилигримство, хотя бы и с зонтиком, гораздо более красивым и мстительно-любовным. Но ныне, когда все уже кончилось, я полагаю, что все это тогда совершилось гораздо проще: во-первых, он побоялся брать лошадей, потому что Варвара Петровна могла проведать и задержать его "силой, что наверно и исполнила бы, а он наверно бы подчинился и - прощай тогда великая идея навеки. Во-вторых, чтобы взять подорожную, надо было по крайней мере знать куда едешь? Но именно знать об этом и составляло самое главное страдание его в ту минуту; назвать и назначить место он ни за что не мог. Ибо решись он на какой-нибудь город, и в миг предприятие его стаде бы в собственных его глазах и нелепым, и невозможным; он это очень предчувствовал....

Входимость: 1. Размер: 40кб.

Часть текста: And strange to say, it seemed to me that everything about me, even the air I breathed, was from another planet, as though I had suddenly found myself in the moon. Everything--the town, the passers-by, the pavement I was running on--all of these were NOT MINE. "This is the Palace Square, and here is St. Isaak's," floated across my mind. "But now I have nothing to do with them." Everything had become suddenly remote, it had all suddenly become NOT MINE. "I have mother and Liza--but what are mother and Liza to me now? Everything is over, everything is over at one blow, except one thing: that I am a thief for ever." "How can I prove that I'm not a thief? Is it possible now? Shall I go to America? What should I prove by that? Versilov will be the first to believe I stole it! My 'idea'? What idea? What is my 'idea' now? If I go on for fifty years, for a hundred years, some one will always turn up, to point at me and say: 'He's a thief, he began, "his idea" by stealing money at roulette. '" Was there resentment in my heart? I don't know, perhaps there was. Strange to say, I always had, perhaps from my earliest childhood, one characteristic: if I were ill-treated, absolutely wronged and insulted to the last degree, I always showed at once an irresistible desire to submit passively to the insult, and even to accept more than my assailant wanted to inflict upon me, as though I would say: "All right, you have humiliated me, so I will humiliate myself even more; look, and enjoy it!" Touchard beat me and tried to show I was a lackey, and not the son of a senator, and so I promptly took up the role of a lackey. I not only handed him his clothes, but of my own accord I snatched up the brush and began brushing off every speck of dust, without any request or order from him, and ran after him brush in hand, in a glow of menial devotion, to remove some particle of dirt from his dress-coat, so much so that he would...

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: weeks there, and, during that time, saw my hundred thousand francs come to an end. I speak only of the ONE hundred thousand francs, for the other hundred thousand I gave to Mlle. Blanche in pure cash. That is to say, I handed her fifty thousand francs at Frankfurt, and, three days later (in Paris), advanced her another fifty thousand on note of hand. Nevertheless, a week had not elapsed ere she came to me for more money. "Et les cent mille francs qui nous restent," she added, "tu les mangeras avec moi, mon utchitel." Yes, she always called me her "utchitel." A person more economical, grasping, and mean than Mlle. Blanche one could not imagine. But this was only as regards HER OWN money. MY hundred thousand francs (as she explained to me later) she needed to set up her establishment in Paris, "so that once and for all I may be on a decent footing, and proof against any stones which may be thrown at me--at all events for a long time to come." Nevertheless, I saw nothing of those hundred thousand francs, for my own purse (which she inspected daily) never managed to amass in it more than a hundred francs at a time; and, generally the sum did not reach even that figure. "What do you want with money?" she would say to me with air of absolute simplicity; and I never disputed the point. Nevertheless, though she fitted out her flat very badly with the money, the fact did not prevent her from saying when, later, she was showing me over the rooms of her new abode: "See what care and taste can do with the most wretched of means!" However, her "wretchedness " had cost fifty thousand francs, while with the remaining fifty thousand she...

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: franchi. Parlo solo di centomila, poiché gli altri centomila li avevo dati a mademoiselle Blanche in denaro liquido: cinquantamila a Francoforte e, tre giorni dopo, a Parigi, una cambiale per altre cinquantamila, cambiale che una settimana dopo lei si fece pagare da me, "et les cents mille francs qui nous restent tu les mangeras avec moi, mon outchitel!" (1) Continuava sempre a chiamarmi precettore. E' difficile immaginarsi in questo mondo una categoria di persone più calcolatrici, più avare e più spilorce di quella alla quale apparteneva mademoiselle Blanche. Ma questo per ciò che riguarda il suo denaro. Per ciò che riguarda invece i miei centomila franchi, mi dichiarò in seguito che essi le erano serviti per una prima sistemazione a Parigi, "così ora mi sono messa su un piede decoroso, una volta per sempre, e ormai per un bel pezzo nessuno mi butterà più giù; così almeno ho deciso" aggiunse. Del resto, quei centomila franchi si può dire che io non li vidi neanche; il denaro, lo teneva sempre lei e nel mio borsellino, nel quale lei ogni giorno curiosava, non si accumulavano mai più di cento franchi e, quasi sempre, molti di meno. "Ma via, a che ti serve il denaro?" mi diceva a volte con l'aria più innocente del mondo, e io non discutevo. In compenso, con quel denaro sistemò in modo molto confortevole il suo appartamento e quando poi mi trasferì nella nuova dimora, mi disse, mostrandomi le stanze: "Ecco che cosa si può fare con l'economia e il buon gusto, sia pure con i mezzi più...

Поиск по творчеству и критикеCлово "QUELQUE"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "QUELQUE"